Читать интересную книгу Доброй ночи, любовь моя - Ингер Фриманссон

Флора никогда не видела, как человек умирает, хотя одно лето подрабатывала в психиатрической больнице. Женщины там были крепкие и злобные, случалось иногда, что Флора желала им смерти. Они насмехались над ней, обзывали шлюхой. Это были особые женщины, они не понимали, что несут, они были больные, мозги набекрень. Только осознание это не шибко ей помогало. Как бы она себя ни уговаривала, каждое утро, шагая к больничным корпусам, она ощущала, как ее корежит от отвращения.

Уже с порога она уловила тот особый запах, предвещающий, что жизнь человека на исходе. Она сразу поняла это. Флора не смогла бы описать запах, но он пропитывал там все.

Старик лежал на спине, весь в трубках, которые тянулись к аппаратам. Крючковатый нос торчал на опавшем лице. Он на несколько секунд приподнял веки, но их он не видел, взгляд его был устремлен в потолок. Руки двигались, будто хотели ухватиться за что-то, зацепиться за то, что удержало бы его в жизни.

Свекровь не выдержала.

– Ивар! – закричала она. – Мать твою, ты не смеешь меня оставить, я тебе запрещаю...

Тело на кровати задергалось, нижняя челюсть отвисла. Свекровь принялась тянуть за простыню, привалилась к спинке кровати, завыла.

Не слишком достойное поведение. Медсестрам пришлось вдвоем выводить ее из палаты, там они вкололи ей успокоительное. А муж ее лежал мертвый и одинокий.

– Мы приведем его в порядок, свечи зажжем, – сказала одна из медсестер. – Выйдите и немного подождите. Займитесь его женой.

Свен был заметно взволнован.

– Нет, не надо никаких свечей, мы уже... попрощались...

Ему хотелось как можно скорее уйти.

Через неделю настал черед свекрови. В те дни по стране гуляла эпидемия какой-то особо тяжелой формы гриппа. От него она и свалилась, и болезнь, помноженная на горе и шок, с легкостью одолела стариковский иммунитет.

Двойные похороны стали настоящей оргией музыки и роз. Так решили оба старика, так было написано в их завещании. Они словно знали, что умрут в одно время.

После них осталось много разной недвижимости, которую Свен немедленно распорядился продать. И квартиру на проспекте Карлавеген, и виллу на солнечном испанском побережье, и небольшой домик в горах на севере Швеции. А еще желтый дом с верандой и беседкой на одном из островов Стокгольмского архипелага.

Флора со Свеном пару раз бывали в доме на острове. И все дни, что они провели на острове, ее переполняла непонятная радость, поэтому Флора попросила Свена не продавать этот дом. Ее одолело желание сделать дом по-настоящему своим, захотелось придать ему что-то свое, очень личное. Как выяснилось, Свен был солидарен с ней в этом желании. И несколько светлых, теплых недель они обсуждали переделки в доме, строили планы, фантазировали.

Они завезли на остров целую гору стройматериалов, которые могли понадобиться. Доски, шпаклевку, скребки и краску. Один из постоянно живущих на острове мужчин обещался помочь. От Свена на стройке толку было мало.

* * *

В палате сгустились февральские сумерки. Запахло жарившейся рыбой. В коридоре что-то гремело, близилось время ужина.

– Чем же нас сегодня накормят? – проворчала Мэрта Бенгтсон. Для Флориной соседки ужин был главным событием дня. Аппетитом она обладала просто ненасытным. Было в ней что-то, напоминавшее Флоре свекровь.

Соседка сидела в своем кресле-каталке, подвязавшись салфеткой, и пыталась пальцами запихнуть в себя еду. Руки тряслись и прыгали. Ела она звучно. Чавкала, чмокала, с подбородка текло.

Одна из белобрючниц пододвинула стул к Флориной кровати и принялась ее кормить. Она торопилась, это ясно было по тому, как она пропихивала ложку между губами Флоры и стряхивала в рот картофельное пюре. Совсем еще молоденькая девчонка, а была ли она, Флора, такой же молодой? Ноздрю девушки украшало колечко, а по руке, пониже локтя, непонятным зверем ползла татуировка.

Она непрерывно что-то говорила, словно прочла в методичке, что с пациентами надо обращаться по-дружески, как с равными, что надо разговаривать с ними, а не о них.

Мэрта Бенгтсон попыталась ответить, но есть и говорить одновременно было нелегко. Пища то и дело попадала ей не в то горло, и белобрючнице приходилось подскакивать к ней и колотить ее по спине.

– Сегодня ведь суббота, – задыхаясь, проговорила Мэрта, не переставая жевать. – Уж не собирается ли сестричка повеселиться?

Эта белобрючница не была медсестрой. Кто угодно мог догадаться, что девушка – обычная санитарка и образованием похвастать вряд ли может.

Она прыснула:

– Повеселиться? Да, можно и так сказать.

– Может, у сестрички сердечный дружок какой есть?

– Сердечный дружок? Какой еще сердечный дружок?

Мэрта зашлась в очередном приступе кашля. Флора с отвращением отвернула голову. Она посмотрела в потолок, в эту слепящую белизну.

* * *

На острове Флора догадалась, что с Жюстиной что-то не так. Началось еще в дороге. Жюстине не сиделось в каюте, она то и дело выскакивала на палубу, перевешивалась через поручни, и от брызг одежда у нее была вся мокрая. Дул ветер, по волнам бежали белые барашки.

Флора посмотрела на Свена.

– У нее просто морская болезнь, – сказал он с раздражением. – Она никогда не переносила моря.

Дом ждал их. День выдался прохладный и облачный, в воздухе разливалось предвкушение дождя. Во дворе штабелями лежали доски, укрытые брезентом, на котором застыли лужицы.

Свен достал ключ.

– Что ж, девочки, – сказал он нарочито бодрым голосом, – вот мы и в нашем летнем раю.

Жюстине позволили выбрать себе комнату. Ей понравилась комната окнами на восток, узкая и не очень большая, с высоким потолком. Свекровь называла ее «письменной комнатой». Она переписывалась с друзьями из самых разных частей света, но у нее почему-то никогда не хватало терпения задержаться на острове подольше, чтобы написать хоть одно письмо.

Ее белый письменный стол по-прежнему стоял в комнате. Флора прошлась по ящикам с напряженным интересом, словно надеясь найти какие-то записи, касающиеся ее или Свена. Но там лежала только розоватая бумага для писем с серой монограммой свекрови.

– Запомни, Жюстина, твоя бабушка хотела, чтобы этот письменный стол достался тебе, – сказал Свен. Будто он знал об этом. Будто хоть раз беседовал с матерью о таких вещах.

* * *

После ужина всегда включали телевизор. Дочери Мэрты Бенгтсон вскладчину купили аппарат и попросили прикрепить его к стене. Сейчас шла программа о каком-то зимнем виде спорта, а может, то был репортаж с соревнований, громко играла музыка. Молодые сильные люди проносились по скоростным спускам, по льду. На них было больно смотреть. Она зажмурилась, почувствовав резь – как в начале простуды.

Внезапно стало тихо. Это в комнату заглянули белые брюки и уговорили Мэрту Бенгтсон надеть наушники. Теперь от телевизора шло только беззвучное подрагивающее сияние.

Да, хорошо бы заболеть, с высокой температурой. Тогда ее изолируют. И Жюстина не сможет ее навещать, во всяком случае, не сможет брать ее на прогулку. Тело все еще помнило ту ужасную поездку. Как головокружение, как медленно нарастающее предчувствие.

Я хочу умереть по-своему.

Только я умирать не хочу...

Я жить хочу.

* * *

Жюстина на острове сделалась странной. Она могла сесть на стул в кухне и через миг заснуть, уронив голову на стол. Спала, посапывая.

– Что с тобой такое, откуда такая сонливость? – спрашивала Флора.

А та лишь таращилась в ответ, зрачки у нее ходили кругами, будто собирались вывалиться.

Флора грешила на наркотики, она принюхивалась к горбившейся при ее появлении фигурке, но не чувствовала никакого необычного запаха, однако девчонка отталкивала ее, словно окруженная мощным электромагнитным полем.

Жюстина с радостью взялась помогать, клеила обои. Но в самый разгар работы у нее вдруг иссякали силы. Среди бела дня ей хотелось прилечь. Она лежала на спине и спала, храпела как взрослая, даже как старуха. Кожа у нее стала бледной, похожей на тесто, спина и шея пошли прыщами. Она их расчесывала, сковыривала ногтями, оставляя ямки.

– Устала малышка, ничего странного, – сказал Свен, и Флора удивилась, поскольку стоило девчонке чихнуть, как он тут же бросался звонить врачу.

– Почему это она больше устает, чем мы?

В глазах Свена Жюстина постоянно пребывала в ранимом и сложном возрасте.

Как-то утром Флора услышала из ванной странные звуки. Они с девчонкой в доме были одни. Свен уплыл на лодке. Флора вышла в коридор, дверь в ванную была приоткрыта, девчонка скрючилась над унитазом.

Когда она вышла, лицо у нее было белое как мука. Она поплелась к себе в комнату, но Флора схватила ее за руку:

– Ну-ка, дай я на тебя посмотрю! Взгляну в глаза.

Девчонка повернулась к ней точно сомнамбула. И где-то там, в глубине отливающего зеленью зрачка, Флора увидела ответ, от которого у нее закружилась голова. Все было точно так, как она и предполагала. Девчонка беременна.