Читать интересную книгу Дочь якудзы. Шокирующая исповедь дочери гангстера - Сёко Тендо

— Маки-тян, ты не принесла мамину косметику?

— Принесла все, что сумела найти, вот.

Я взяла мамину помаду и кисточку. Когда открыла ее пудреницу, оттуда повеяло знакомым ароматом духов. Как это вышло, что с течением времени прекрасное мамино лицо с идеально наложенным макияжем превратилось в лицо старухи, иссеченное глубокими морщинами? Я решила, что мама должна отправиться на небеса красавицей, и стала осторожно красить ее губы помадой. Правда, руки дрожали так сильно, что мне потребовалось больше получаса, чтобы полностью закончить макияж.

Каждый из пришедших на церемонию брал по цветку, клал его в гроб к маме и прощался с ней. После этого ее тело повезли из бюро похоронных услуг в крематорий. Я смотрела, как беззвучно закрываются двери топки за уезжающим в ревущее пламя гробом. Когда мы вышли на улицу, я подняла взгляд и увидела, как из трубы крематория повалил вверх столб белого дыма. Мама отправилась прямо на небеса. Когда огонь угас, сотрудник похоронного бюро открыл печь, собрал пепел и кости и разложил их на столе.

— Прошу прощения, она приходилась вам матерью? — спросил он, стащив перчатки.

— Да.

— Сколько ей было?

— Пятьдесят девять.

— Она была еще молода. Я вам искренне соболезную.

Хрупкие мамины косточки тысячами крошечных дырочек напоминали кораллы. Мы собирали их целую вечность. Надо полагать, работник похоронного бюро заметил, в какой тяжелой стадии был у мамы остеопороз, и поэтому решил, что на мемориальной табличке годы жизни указаны неверно.

В тот день, когда у мамы случился инсульт, они с папой обедали вместе.

— Было очень вкусно, но я что-то немного устала, — сказала она, когда трапеза подошла к концу, — пойду-ка я, пожалуй, прилягу.

— Тебе нездоровится? — спросил ее отец.

— Нет, все хорошо, спасибо.

С тех пор она так больше и не открыла глаз. Ее заветной мечтой было купить маленький домик, чтобы мы смогли жить все вместе, и она трудилась не покладая рук, стремясь воплотить свою грезу в жизнь, но оказалась слишком слаба и в итоге загнала себя до смерти. Она все же успела поблагодарить своего дорогого мужа, с которым прожила всю жизнь в горе и в радости, после чего оставила этот мир.

А я все вспоминала о том, как болела, как проснулась и обнаружила, что мамы нет рядом, и как бросилась босиком на улицу ее искать. Теперь, старайся не старайся, ее уже не найти. И слезы, катящиеся по щекам, казалось, никогда не закончатся.

Глава VIII

Цепи

После смерти мамы папа отказался от дома, который они вместе снимали. На-тян, чтобы закончить старшие классы, переехала к нашему брату. Отец решил, что в Иокогаме у него будет больше работы, чем в Осаке, и переехал к Маки.

Однажды, примерно через полгода после этого, к нам подошел Хара. Он выглядел обеспокоенным. Оказывается, у него возникли разногласия с владельцем пачинко по поводу политики управления компанией.

— Если бы я мог здесь остаться, я бы позаботился о вас. Зарплата у меня нормальная, вот только сносить это мне больше не под силу. Так что в конце месяца я увольняюсь, — сказал нам Хара. — Если уйдете со мной, я позабочусь, чтобы вы не остались без работы. Не исключено, что на время придется затянуть потуже пояса, но в конечном итоге вы будете в выигрыше. Что скажете?

К этому времени мы с Такой уже любили Хару как брата, поэтому даже не стали тратить времени на раздумья. Мы уволились из пачинко, забрали наши скудные пожитки и переехали в однокомнатную квартиру в Токио. Хара устроил Таку на службу в фирму, занимавшуюся потребительскими кредитами, а я подыскала себе работу в баре на Синдзюку. Смена длилась десять часов: с семи вечера до пяти утра. Вскоре выяснилось, что Хара вынужден уехать из Токио и вернуться в родной город Кумамото на юге Японии.

— Не забывайте о том, чему я вас научил. Надеюсь, когда-нибудь вы сами станете владельцами страховой фирмы, — с улыбкой сказал он, когда мы провожали его в аэропорту.

Теперь, после того как уехал наш лучший друг, мы поняли, что в Токио нам больше не на кого рассчитывать, и, случись непредвиденное, — деваться будет некуда.

Я приняла решение зарабатывать как можно больше, чтобы не только обеспечивать нас с Такой, но и помогать семье, снова взвалила на себя непосильную ношу. Проблема заключалась в том, что Итян продолжал играть, и мне постоянно приходилось давать сестре деньги в долг. Итян никак не мог заняться делом и вместо этого тянул средства из родителей. Жизнь Маки давно превратилась в настоящий кошмар. Она не могла устроиться на работу, ей надо было сидеть с ребенком. К тому же она и так уже погрязла в долгах перед кучей ростовщиков. Поэтому вскоре она снова стала клянчить у меня деньги.

Прошло не так уж много времени, и я стала регулярно, каждый месяц посылать ей часть своих сбережений. Однако моей помощи ей оказалось недостаточно, и Маки начала просить у отца. Вскоре отец, в свою очередь, понял, что средств ему не хватает, и тоже обратился ко мне. Я чувствовала себя как белка в колесе — чем больше работала, тем быстрее у меня уходили деньги. Время шло, и по мере того, как долги Итяна и Маки росли, им стал давать деньги даже Така.

Я думала, что с течением времени мне удастся смириться со смертью матери, но тоска по ней становилась лишь сильнее. Постепенно я дошла до предела и не могла думать ни о чем, кроме нее. Когда она умерла, я весила сто пять фунтов, а теперь похудела до девяноста пяти. К счастью, я получила повышение на работе и ради заботы о собственном здоровье попросила сократить время моего дежурства до четырех часов, теперь работая с восьми часов вечера до полуночи.

Однажды в воскресенье Така предложил мне сходить вместе пообедать, и мы отправились в ресторан сябу-сябу. В центре стола был установлен большой медный котел с кипящей водой, а возле него — горы овощей и тарелка мяса. Вид тоненько нарезанных ломтей говядины напомнил мне колоды игральных карт, которые я видела в казино, куда меня водили с собой клиенты. Я вспомнила, как в детстве, когда мы ходили обедать всей семьей, мама, смеясь, повторяла: «Когда мы кушаем все вместе, еда кажется вкуснее».

— Что случилось? — Прежде чем поставить кружку с пивом на стол, Така отодвинул ею мешавшую ему маленькую чашечку с кунжутным соусом.

— Как бы мне хотелось, чтобы сейчас с нами была мама.

— Сёко, твоей мамы больше с нами нет. Сколько еще ты будешь поминать ее?

— Я знаю, просто…

— Я-то еще здесь.

Из котла валил пар, скрывая от меня лицо Таки, и, хотя он сидел прямо напротив меня, мне показалось, нас разделяет глубокая пропасть.

Думаю, именно в это время мое душевное здоровье сильно пошатнулось. Я начала расстраиваться по любому поводу, а в нерабочее время ни с кем не общалась. Радость ушла из моей жизни, и ничто не могло заставить меня улыбнуться. Я даже обратилась к врачу, который поставил мне диагноз: сильная депрессия — и назначил дюжину разных лекарств.

Это было начало девяностых, так что период бурного роста, который переживала Япония в восьмидесятые годы, закончился. Экономический пузырь лопнул, и дела в баре шли ни шатко ни валко. И если раньше «девушке для бесед» легко удавалось выполнить ежемесячную норму и собрать нужную сумму, то теперь это требовало больших усилий: клиенты уже не швырялись деньгами так, как прежде. Но, несмотря на это, я продолжала регулярно отправлять деньги Маки. Я не хотела, чтобы Таку еще больше засасывала трясина неурядиц моей семьи, поэтому каждый день заставляла себя идти на работу. Но чем больше пыталась самостоятельно все уладить, тем хуже становилось мое психическое состояние.

Мне исполнилось двадцать четыре, но судьба по-прежнему испытывала меня на прочность. Моя жизнь состояла из одних и тех же проблем, которыми я уже была сыта по горло. Я, как обычно, пыталась убедить Маки развестись с Итяном, но сестра ничего не хотела слышать. Она вечно за него заступалась, каждый раз напоминала мне о том, что у них есть ребенок, о котором надо заботиться, твердила, какой он, на самом деле, хороший человек и как он вот-вот возьмется за ум. То же самое у меня было с Ито. Он мог бить меня сколько угодно, но я его прощала, потому что любила и верила в его любовь ко мне. Когда я крутила роман с Ито, Маки жила далеко, но страшно за меня переживала. Почти каждый раз, когда сестра звонила и упрашивала меня поскорей порвать с ним, разговор заканчивался слезами. «Он женат. Он только и делает, что колотит тебя. Ему на тебя наплевать. Тебе не надоело ходить в любовницах?» — твердила она. Теперь я понимала, что все ее замечания были совершенно справедливы. Неужели Маки предстоит самой пройти через тот же самый ад, чтобы образумиться и прийти в чувство?

Мой вес упал до восьмидесяти восьми фунтов, и я бледностью походила на привидение. Однако подавленность и склонность к самообману делали свое черное дело: я смотрела на себя в зеркало, и мне казалось, что все так и должно быть.