Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Многие представляют себя на нашем месте, — подумал Кей, — но никто не хочет быть на нашем месте. Хлопотное это дело — быть».
Здания по обе стороны шоссе постепенно уменьшались, прижимаясь к земле, словно понимая, что вдали от города можно выжить, если научиться напрямую питаться почвенными соками. Замелькали микроскопические городки и поселки, заканчивавшиеся на счет «одиннадцать». Кей изобрел собственную систему измерения скорости передвижения. На данной скорости поселок надо проскочить именно на счет «одиннадцать».
«Десять» еще ничего, но вот «двенадцать» — это уже ни в какие ворота! Явное опоздание.
Все эти места он проезжал не раз, и ничего здесь не менялось. Кея это поначалу радовало, потом стало раздражать. В Городе он мог свернуть в переулки и выбраться на другую улицу в поисках новых впечатлений, людей и байков. Здесь же ему предстояло увязнуть в грязи, отъехав пару метров от обочины, и навсегда остаться самым красивым из ржавеющих под мелким дождиком останков деревенских механизмов.
Он и не пытался отважиться на такое безумство. Злопамятный ХаДэ никогда не простил бы хозяину попытку превратить байк в мотокультиватор.
Вспомнился утренний сон. Никак не избавиться от кошмаров. Каждую ночь он идет в бой.
«Странно, — размышлял Кей, позабыв про ХаДэ. — Все произносят слово «бой». Гражданские даже чаще. И все подразумевают атаку. Боец со штыком наперевес, полусогнутый, а вокруг красивые беззвучные взрывы. У тебя разинут рот, а ни черта не слышно, что ты орешь. Какой бред! Бой — это когда ты на привале продрал глаза рано утром оттого, что вопит часовой, которому неправильно перерезали горло. И у тебя полсекунды, чтобы схватить автомат, откатиться в сторону, вскочить и нестись в заросли. Если, конечно, заросли есть. А вот если их нет… То, что начнется, это даже больше, чем бой.
Бой — это еще когда ты удачно прикинулся папоротником и мимо тебя прошли ровно семьдесят три автоматчика. На каждого пришлось по двенадцать ударов пульсирующего в бешеном ритме солдатского сердца. Может, они из «дружественных» войск, но лучше не высовываться. Черт их знает, этих «друзей». На месте мозгов у них вуду. И всем человечина по вкусу».
У побывавших на войне сохранилось желание вернуться в бой, даже у старцев. Древних ветеранов тянет пострелять больше, чем молодых ребят. Последнее время Кей все чаще встречал на улицах парней, бесцельно бредущих из одного конца Города в другой, опустив глаза в покрытый раздавленными комками жвачки тротуар, отчаявшись поймать взгляд сочувствия и понимания.
Кей угостил одного из них пивом, и тот произнес странные слова: «Может, следовало найти работу и стать как все, но это убивает больше, чем пуля».
Он еще добавил, безучастно оглядев ХаДэ:
«Счастливый ты. У тебя жизнь посередине дороги, у всех остальных — на обочине. А что за жизнь на обочине?»
Вот оно, это место. Бешеные разом нажали клаксоны, и воздух прорезал вой. Выли байки, выли люди. В этом вое слились тоска, бессильная злоба на неподвластный человеку случай, на злую волю, лишающую Стаю ее братьев.
Давным-давно здесь разбились двое — Плуг и Сенатор. Стая переживала не лучшие времена и болезненно перенесла потерю пары Бешеных. Зачем понадобилось водиле автофургона, заполненного битой птицей, выворачивать на окружную так, словно он единственный шофер на земле, никто уже не узнает. Байкеров вдавило в асфальт, и смерть их была мгновенной и безболезненной. Водитель тогда не пострадал.
Он умер через три дня и тоже довольно быстро.
Испортил здоровье другому — расплатись своим. Одиннадцатая заповедь.
Вся боль досталась Стае. Бешеные хоронили ободья, перекрученные, словно старые газеты, и вилки, завязанные узлом.
Вдруг раскинет спицы Обод пожилой. Разойдется вилка, И ты покинешь строй.
Смерть байкера — свободная смерть.
Кей тогда занимал то же положение в Стае, что и сейчас. Он смотрел на смесь металла с человеческим мясом и думал. Думал о том, что большинство людей даже не представляют, до чего неудобно они устроены внутри. Все жизненно важные органы расположены так, словно Создатель специально желал человеку скорой смерти. То-то удивился бы Господь, заглянув на Землю и увидев, как слабо его творение. Он здесь давно не бывал, как его ни просят. Спит, наверное…
Вой прекратился так же внезапно, как начался.
Тогда, давным-давно, Бешеные отвезли металлические останки на ближайшую стройку, где бетонщик залил искореженное железо в небольшой плите. Теперь плита наполовину зарыта в землю в стороне от кустов, чтобы на нее не опорожнился пролетный дальнобойщик.
Встали напротив плиты, аккуратно выстроив байки вдоль обочины, словно с небес на них смотрели раздавленные байкеры и оценивали степень оказываемого уважения. Трибунал опустился на колени и говорил с мертвыми. Живые сгрудились в кучу немного в стороне и не мешали. Они вслух вспоминали пьяного Плуга, запросто делавшего стойку на руках, на полном ходу держась за рога байка. Этот трюк вызывал живой интерес водителей, и не одна тачка разбилась вдребезги из-за неожиданного цирка на дороге. Вспомнили Сенатора, немолодого мужика, в одночасье оставившего должность в правительственной конторе и заделавшегося свирепым байкером.
Трибунал встал. Каждый из Бешеных по очереди подходил к камню, трогал его и медленно возвращался к своему байку. Когда очередь дошла до Барона, тот вытащил из кармана косухи никелированную фляжку и полил из нее на камень. По толстой небритой щеке скатилась слеза, почти незаметная среди струек пота.
Придерживая ХаДэ на малой скорости, Кей дождался колонну и вмылился в зазор, заняв привычное место.
Байкеры исчезли.
Солнце расплавило облака, и его лучи неторопливо испаряли алкоголь с начавшего крошиться еще зимой бетона, прошитого ржавеющими жилками раздробленного металла. Камни врастали в землю, сливались с ней, медленно разрушаясь.
Каждый, живший в Стае, достоин нескольких слов, глубоко выбитых на могильном камне.
«Я жил в Аркадии».
Почему все хорошее — в прошлом?
На обратном пути остановились у небольшой пивной, заняв все столики под парой старых дубов, чудом уцелевших после расширения кольцевой дороги.
Пиво лили все, кроме Трибунала, который попросил кофе, попробовал и больше не притрагивался к чашке, вслушиваясь в разговор Стаи.
Говорил Вторник:
— …дурацкий сон. Будто еду я со Стаей, а у меня отвалилась рама вместе с двигателем и задней подвеской. Раскатилось это добро по асфальту, а я с рогами в руках бегу за Стаей, толкаю вилку перед собой и еще успеваю уворачиваться от коробков. Боюсь отстать от Стаи. Дело ночью происходит, и у меня фара горит, хотя аккумулятор валяется позади, на дороге, и его уже расплющил какой-то козел на МАЗе. Как под мост вошли, все гудеть принялись, а я — пас! Гудок не работает. Тогда я принялся орать во весь голос заместо сигнала.
— И чем закончилось? — Только Танк проявлял живой интерес к рассказу. Капеллан мрачно молчал, вертя в руках зипу. Остальные еще не отошли от свидания с камнями, помалкивали и мрачно переглядывались.
— Мать ввалилась в комнату и перетянула меня по башке веником. Тут яч и проснулся. Оказывается, я на весь дом орал, даже собаки на улице залаяли, даром что живу на третьем этаже. Потом уснул, и уже ничего не снилось. Потом опять проснулся.
— А чего просыпаться, если все уже?
— Все?
— Ну, ты ведь не перся больше под мостом с вилкой в клешнях?
— Нет.
— Ну?
— Что «ну»?
— Проснулся чего?!
— Менты приехали, — нехотя произнес Вторник. — Соседи вызвали. Сказали, что родители меня наконец-то убили, а я перед смертью криком исходил. Я с предками со школы в контрах. Дня не проходит, чтоб они меня на бычки не вытянули. Из церкви не вылезают. Туда идут трезвые, а возвращаются — еле ноги волокут.
— И что соседи?
— Я им кайф сильно обломал, когда вышел к ментам на лестницу голый, только шлемаком член прикрыл. Старушка из восемьдесят второй — хлоп в обморок! Ментовский медик ее оживил, провоняв нашатырем весь подъезд.
— А потом что?
— Ничего. Пошел снова спать. Уснул и проснулся, когда вы под окнами кнопки давили…
«Правильно поступил Трибунал, запретив Стае трепаться на людях, — размышлял Кей, вслушиваясь в разговор. — Что подумают люди, услышав? Очарование Стаи улетучится, как дым».
— Что скажешь, Кей? — Капеллан отвлекся от зипы и развернулся. — Растолкуй нам всем, что бы сей сон значил.
— Проблема в том, — невозмутимо начал Кей, забросив ноги на стол, — что человек живет одновременно в нескольких стаях. А это противно природе любого живого существа. Но на работе одна стая, дома — другая, в компании — третья. А если компаний несколько? А если ходит по бабам? А когда много ездит, то вынужден примыкать к временным стаям, если человек общительный. Общительные долго не живут. Вспомните Христа.
- Капкан супружеской свободы - Олег Рой - Современная проза
- Мандариновый лес - Метлицкая Мария - Современная проза
- Тысяча триста крыс - Том Бойл - Современная проза
- Огнем и водой - Дмитрий Вересов - Современная проза
- Бог Мелочей - Арундати Рой - Современная проза