Читать интересную книгу Друзья встречаются - Илья Бражнин

Успех интервентам мог принести только быстрый энергичный натиск, а красным - столь же энергичный отпор. Этим и объяснялась особенная ожесточенность первых схваток на Двине осенью восемнадцатого года - и непрерывно следующие один за другим удары белых в сторону Котласа и контрудары красных в сторону Березиика.

Березник, расположенный перед самым устьем Ваги, с первых же дней двинских операций стал главной базой белых. Каждый день сюда подходили из Архангельска всё новые пароходы и новые войсковые части. На помощь пяти передовым судам пришли две английские канонерки и плавучие батареи. Скоро англичане усилили флотилию еще четырьмя канонерками и тремя мониторами, а также и военными самолетами.

Что касается Виноградова, то у него не было ни одного военного корабля. Все его боевые силы составляли старые буксиры и баржи, на которых спешно устанавливались пушки и пулеметы.

Тем не менее первым нанес удар Виноградов. В результате березниковской схватки одиннадцатого августа враги на несколько дней задержались перед устьем Ваги и только затем ударили по Двине на Виноградова.

В течение нескольких дней белые и англичане, тесня Виноградова, прошли по реке с боями более ста верст а считая от Архангельска, - верст четыреста. До Котласа оставалось верст двести, и полковник Андронов полагал преодолеть их в ближайшие дни.

В эту критическую минуту к Виноградову подошли подкрепления из Петрограда, и он снова кинулся в наступление.

Весь август шли ожесточенные и непрерывные бои, и в начале сентября Северодвинская флотилия снова подошла к устью Ваги. Этот пункт неудержимо влек к себе Виноградова. Осуществляя ленинский план обороны, он сумел найти верное его конкретное воплощение, диктовавшееся местными условиями и обстановкой боевых действий. Он верно определил стратегическое значение устья Ваги, от которого открывались дороги по Двине на Котлас и по Ваге на Шенкурск. Все операции Виноградова на Двине проходили под знаком борьбы за устье Ваги.

И вот, в первых числах сентября, подкрепленный Первым Вологодским полком, коммунистическим отрядом коми, добровольческими и партизанскими отрядами, Виноградов снова приблизился к заветной цели. Он решил лично провести важскую операцию, чтобы перед уходом на леченье закрепить устье за собой.

На этот раз Виноградов решил сделать упор на береговые маневры, оставив флотилию до поры до времени в резерве у деревни Чамово, верстах в пятнадцати позади. Береговые маневры должны были отрезать главные силы врага, находящиеся в устье Ваги, от их базы в Березнике.

Части, брошенные в дело, были разделены на три отряда и в ночь на седьмое сентября выступили по трем направлениям к устью, в охват позиции белых.

В пять часов утра передовой отряд Виноградова подошел к деревне Шидрово, лежащей на правом берегу Ваги, неподалеку от её впадения в Двину. Виноградов рассчитывал захватить стоящих в деревне белых, но те накануне снялись с места и переправились на левый берег, к селению Устьвага. Виноградов решил перебросить и свой отряд через реку, чтобы атаковать противника в Устьваге.

Взяв Ситникова и ещё несколько красноармейцев, он пошел в разведку на поиски переправы.

В это-время белые обнаружили обходный отряд, шедший к самому устью, и завязали с ним бой. Под огнем сильной артиллерии белых устьважцы, имевшие только пулеметы, подались назад. Чтобы поддержать их, Виноградов, уже вернувшийся из разведки, приказал открыть огонь из легких пушек, бывших при шидровском отряде. Орудия расположились возле деревенской часовни неподалеку от берега и дружно ударили по неприятельским батареям. Ветхая часовенка, точно перепуганная старушонка, вздрагивала от каждого выстрела. Стекла в узких подслеповатых оконцах жалобно дребезжали.

Артиллерийская дуэль окончилась для шидровцев неудачно: все пушки, за исключением одной, выбыли из строя. Прислуга частью была перебита и ранена, частью разбежалась. Едва смолкла артиллерия красных, как противник пустил по реке боевые пароходы. Два из них вскоре показались под Шидровом и открыли по берегу огонь.

Тогда Виноградов выскочил из ольховой поросли, в которой укрывался отряд, и кинулся к оставленной артиллеристами часовне.

- Стой! - закричал Ситников, пытаясь задержать его. - Куда ты?

- А вот погляди, - бросил на бегу Виноградов, - как я им сейчас всыплю!

В следующую минуту он был возле уцелевшей маклинки, и тотчас вслед за этим грянул ее первый выстрел. С реки ответили залпом. Над головой Виноградова вспыхнули визгливые разрывы шрапнели. Шляпа упала к его ногам. Он не поднял её. Маклинка его сердито огрызнулась на ревущие пароходы, и вскоре один из них сел на бок и, ткнувшись носом в берег, замолчал.

- Ага… - проворчал Виноградов, деловито поправляя очки, - один есть, сейчас другой будет!

Но другой - речная канонерка - продолжал давать залп за залпом. Между этой канонеркой и Виноградовым завязался неравный поединок.

Ситников, весь дрожа, следил за поединком. Он готов был сорваться с места и бежать на подмогу Виноградову, но было очевидно, что он не мог принести никакой пользы, так как ничего не понимал в артиллерийском деле. Тогда он решил вывести Виноградова из-под огня и с этой мыслью, оставив прикрытие, побежал к часовне. Ударил новый залп. Ситников присел к земле и увидел, как стоявший возле часовни штабель толстых бревен, взметнувшись, с грохотом разлетелся. В ту же минуту маклинка Виноградова умолкла. Ситников подхватил руками полы шинели и со всех ног побежал к часовне.

Она стояла понурая и ослепшая, зияя пустыми глазницами окон. Осколки стекол тускло блестели в желтой траве у старых обомшелых стен. Кругом валялись раскиданные взрывом бревна. И среди них, возле умолкшей маклинки, лежал, раскинув руки, Виноградов. Белое, как мел, лицо его было обращено к низкому лохматому небу. Из маленькой ранки под глазом сочилась кровь.

- Павлин! - крикнул Ситников, падая на колени. - Павлин, ты что?

По телу Виноградова прошла короткая судорога. Веки дрогнули, он силился открыть глаза, сказать что-то…

Ситников припал к его голове. За спиной снова рванулась шрапнель. Он не слышал её оглушительного визга, зато явственно различил прерывистый шепот Виноградова:

- Ошибка… сюда… флотилию из Чамова… скачи… приказываю…

Это был последний приказ Виноградова. Умирая, он поправлял план операции. Он не успел окончить её. И на леченье так и не собрался. Он, любивший движение, лежал неподвижно, вытянувшись, холодея…

В Котласе ждала жена… Она мечтала: придет на заре пароход… Она увидит на трапе развевающееся черное пальто и бледное лицо под черными полями шляпы. Она подойдет к нему и протянет трехмесячного сына. И сын улыбнется ему розовым, забавно крохотным ртом…

Пароход пришел, а его не было. Он лежал в носовой каюте на столе, накрытый красным боевым знаменем. Ей сказали осторожно: «Ваш муж ранен». Она поглядела в глаза говорившему, и маленький живой сверток в её руках дрогнул. Её увели домой. На столе у окна стояла приготовленная для него крынка топленого молока. Оно ещё не успело остыть… Товарищи вынесли гроб на пристань… И снова вернулись в бой…

«Горе, Митюха, горе, - писал Ситников, сидя в избе при тусклой коптилке. - В горькую минуту налетело на меня твоё нежданное письмишко. Как я обрадовался бы ему три дня назад. А теперь и радость не в радость! Этакая крутня на белом свете идёт. Теряешь старого друга, находишь нового и вдруг, потеряв, опять находишь старого. Чудно как-то всё это, и не угадаешь, когда радоваться, когда печалиться. А всё-таки так здорово получилось, что ты, командированный по делам в Вологодский штаб, нашел на донесении с Двины мою подпись и написал мне сюда. Молодчина, что догадался, и большое тебе, Митя, спасибо, что сегодня ты протянул мне свою дружескую руку. Пока не разберусь - не то процент получил с прежней дружбы, не то аванс в счет будущего. Может, и в самом деле скоро увидимся, как-нибудь выйдет, устроится. Не проси сейчас большого письма. После соберусь, напишу всё подробно про наше житьё-бытьё. А сейчас сердце горит, не могу. Не знаю, приходилось ли тебе хоронить такого боевого друга, как наш Павлин, Митюша. Мне сейчас так муторно, что и сказать нельзя. Теперь будем его именем драться и бандитов русских и заграничных на щепки разнесем, честное слово. А ты, комиссар Рыбаков, своим чередом кроши, чтобы и корешков их, трижды проклятых, на красном свете не осталось. Завтра дадим бою, и Павлин - хоть он и мертвый, а будет с нами драться…»