Читать интересную книгу Татищев - Апполон Кузьмин

К началу октября и Геннин и Татищев прибыли наконец в Кунгур. По-видимому, по инициативе Михаэлиса заводская администрация устроила обязательные сборы с населения на подарок проезжающему начальству — Геннину. Администрацию все это, конечно, удивить не могло: чем выше стоял по служебной лестнице тот или иной деятель, тем большими обычно были и размеры его поборов за счет казны и населения. Но Геннин искренне возмутился такой циничной попыткой его подкупить. Он потребовал возврата взысканных с населения денег и пресечения подобных действий впредь. Неудивительно, что с самого начала между ним и Михаэлисом возникла неприязнь.

Отношения между Геннином и Татищевым на первых порах были сугубо официальными, может быть, с оттенком недоброжелательства со стороны Геннина. Все-таки в целом ситуация на Урале понималась именно таким образом, что Геннин приехал защищать Демидовых от Татищева. И Геннин как будто не особенно скрывал это, с подчеркнутым дружелюбием обращаясь к Демидовым. Тем не менее, приступая к делу, он уже из Кунгура уведомил Никиту Демидова, чтобы к его приезду на Невьянский завод было приготовлено письменное доношение с подробным изложением обвинений в адрес Татищева. Демидов попытался уклониться от изложения своих обвинений на бумаге, памятуя предостережения Брюса. Прибыв на завод 1 декабря, Геннин повторил свое требование. «Я буду с ним, Татищевым, мириться, а взять мне с него нечего», — заявил на сей раз Демидов. Геннин вынужден был напомнить, что мириться уже поздно, поскольку император ждет результатов розыска. Демидов попытался подыскать другое обвинение: «Я-де писать не могу и как писать, не знаю, я не ябедник». И лишь после того, как Геннин разъяснил Демидову, что отказ подать письменное прошение будет равнозначен признанию его вины, тот изложил наконец два пункта претензий: 1) сооружение застав по дорогам и 2) отнятие Татищевым части пристани, устроенной на реке Чусовой (на земле казны).

Розыск по двум объявленным Демидовым пунктам не представлял затруднений. Правота Татищева была слишком очевидной, хотя позднее, в 1724 году, Геннин пристань все-таки передал Демидову. Передача (на определенных условиях) государственных предприятий частному капиталу вообще широко практиковалась, в том числе, как можно было видеть, и Татищевым. Но обязательным это, разумеется, для администратора, соблюдающего казенный интерес, не было. Проверил Геннин и другие, устные обвинения Демидова. Одно из них касалось уверения, будто по вине Татищева Демидов не может поставить медеплавильное дело. Но Демидов сам признался Геннину, что в меди он ничего не понимает и хотел бы вообще от этого дела избавиться, если бы можно было обойти предписания Берг-коллегии.

В устных обвинениях упоминалось и о взятках, которые якобы брал Татищев. Упоминание об этом в устах Демидова, который привык все и всех подкупать и покупать на Урале (но не смог купить Татищева), выглядело слишком уж ханжеским. Тем не менее Геннин рассмотрел и эту сторону обвинений. Ничего криминального в действиях и поведении Татищева он не нашел. Розыск с очными ставками был завершен к февралю 1723 года, и материалы следствия отправлены в Сенат и (копия) в Берг-коллегию. Сообщая Апраксину о завершении этого дела, Геннин как бы извинялся: «Демидова розыск да Татищева кончился. А что он на Татищева доносил, на оном розыске не доказал, или Татищев умел концы схоронить». Да и сам Демидов не настаивал более на каком-либо своем обвинении. В апреле 1723 года он будто даже благодарит Геннина: «Да спасет тебя бог за истинную твою, государь, правду, за что даждь боже вашему превосходительству быть генерал-губернатором в Сибири».

Петр I вернулся из персидского похода к концу 1722 года. В столице его ожидал ряд дел, очевидно, для него более важных, чем татищевское. «Птенцы гнезда Петрова» погрязли в склоках и казнокрадстве. Еще в 1721 году был казнен за казнокрадство бывший губернатор Сибири князь Гагарин. Умер, не дождавшись суда, знаменитый «прибыльщик» Алексей Александрович Курбатов. В отсутствие Петра продолжалось дело по очередной крупной махинации Меншикова, связанной с самовольным захватом ряда земель на Украине (так называемое почепское дело). К этому добавилось еще дело П. П. Шафирова, злоупотребления которого сопровождались недостойным поведением в Сенате. Меншикову его хищения Петр в очередной раз простил. Шафиров был приговорен к смертной казни и возведен на эшафот. Но затем дело ограничилось ссылкой в Новгород. Петру явно нужны были новые люди, готовые соблюдать не только его, но и государственные интересы.

По возвращении Петра Геннин доносил о результатах своего розыска и ему непосредственно. Он откровенно изложил существо дела. «Ему (то есть Демидову), — писал Геннин, — не очень мило, что Вашего величества заводы станут здесь цвесть, для того, что он мог больше своего железа запродавать, а цену положить как хотел, и работники все к нему на заводы шли, а не на Ваши. А понеже Татищев по приезде своем начал прибавливать, или стараться, чтоб вновь строить Вашего величества заводы, и хотел по Горной привилегии поступать о рубке лесов и обмежевать рудные места порядочно, и то ему також было досадно, и не хотел того видеть, кто ему о том указал. И хотя прежь сего, до Татищева, Вашего величества заводы были, но комиссары, которые оными ведали, бездельничали много, и от заводов плода почитай не было, а мужики от забалованных Гагаринских комиссаров (речь идет о прежнем управлении заводами. — Авт.) разорились, и Демидову от них помешательства не было, и противиться ему не могли, и Демидов делал что хотел, и чаю ему любо было, что на заводах Вашего величества мало работы было, и они запустели. Наипаче Татищев показался ему горд, то старик не залюбил с таким соседом жить, и искал как бы его от своего рубежа выжить, понеже и деньгами он не мог Татищева укупить, чтобы Вашего величества заводам не быть».

Памятуя об особых симпатиях и Петра к Демидову, Геннин опять-таки извиняется: «Я онаго Татищева представляю без пристрастия, не из любви или какой интриги, или б чьей ради просьбы, я и сам его рожи калмыцкой не люблю, но видя его в деле весьма права, и к строению заводов смышленна, разсудительна и прилежна». Но Петр, видимо, и сам уже справился с раздражением против Татищева, проявившимся у него несколько месяцев назад. Теперь покровители Демидова рады бы были избежать публичного обсуждения дела. Но Петр назначил слушание его в Сенате в собственном присутствии, что и было осуществлено летом 1723 года.

Параллельно с розыском Геннин занимался и изучением положения уральских казенных заводов. Нашел он их, естественно, в крайне запущенном состоянии, что усугублялось бестолковым руководством Михаэлиса. Следуя путем Татищева, Геннин приходил к тем же выводам, которые ранее излагал в своих записках Татищев. Была лишь одна разница: многое, о чем безуспешно просил Татищев, Геннин мог теперь сделать собственной властью. В этом и заключался порядок, когда не «законы», а «персоны» осуществляют власть. Геннин был доверенным лицом императора, и навстречу любым его пожеланиям спешили все административные и финансовые службы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});