а в самом дальнем углу, у ворот, стоял ржавый комбайн, который уже начали разбирать, да, видно, случившийся коллапс не дал закончить работу.
Похоже, я угадал — этот цех был одновременно и разборкой, и СТО. Вон, на ямах вроде вполне приличные машины стоят. Не новье, конечно, но одного взгляда хватит, чтобы понять — тачки эти вполне активно эксплуатировались, хозяева о них заботились, и здесь они явно не для последующей разборки, а для ремонта — у одной открыт капот, и что с ней ‒ непонятно, а у второй сняты оба передних колеса. Ходовку там, что ли, делали?
Ну а в центре цеха, прямо напротив входа, откуда бил яркий дневной свет, освещавший все намного лучше, чем десяток полуживых тусклых ламп, стоял мужик. И мужик мне этот совершенно не нравился. Было в нем нечто нехорошее — то ли гопник какой, то ли бандюк. Бритая до блеска голова, забитые татуировками, которые даже футболка не скрыла, руки. Эдакое зверское выражение лица, и главное — окровавленный нож в руках, которым он эдак небрежно поигрывал.
Напротив него на коленях стояло трое. Еще один, крайний справа, лежал на полу в позе эмбриона, и под ним образовалось темное пятно — кровь, что же еще?
У всех троих пленников, стоящих на коленях, руки были связаны за спиной, как и у тела, лежавшего в луже собственной крови.
И что тут вообще происходит?
Хотя, к чему глупые вопросы?
Из открывшейся мне картины и из слов, что довелось услышать, все и так предельно ясно.
Этих четверых тут поймала какая-то банда (в том, что допрашивает их именно маргинальная личность, сомнений нет), пытает, где их «база». Причем в процессе «допроса», одного «допрашиваемого» уже отправили на тот свет.
— Булик! — крикнул лысый.
— Чего? — вот блин, а этого типа, стоявшего, привалившись к одной из створок ворот, я не заметил сразу.
— Где Хрюша?
— Покурить пошел, и узнать, чего там за стрельба у Пингвина…
— Давай, зови его, и этого вытаскивайте, пока не превратился.
— Щас… — тип у ворот оторвал зад от стены и прошмыгнул наружу.
— Ну а мы продолжим! — меж тем лысый подошел к одному из пленников, стал напротив и нагнулся, уперев руки в колени и поднеся лицо к пленнику, будто пытаясь заглянуть тому в лицо.
Но пленник понуро опустил голову вниз.
Тогда лысый схватил пленного за волосы и вздернул голову вверх.
— Слышь, ты, чушкарь! Я тебе сейчас кишки выпущу…
Но, видимо, что-то во взгляде пленного лысому не понравилось — он ослабил хватку, отступил на шаг и быстро переместился к следующему пленнику.
— Или твоему сынку! — заявил лысый, таким же образом поднявший голову второму пленнику.
Лысый повернул голову к первому, и с ехидной усмешкой заявил:
— Это ж сынок твой? Ну?
— Не трогай его! — услышал я голос пленника.
— Тогда говори, где вы, гниды, обосновались?!
Пленник молчал.
— НУ?! — лысый угрожающе замахнулся ножом.
— В Леваках, — буркнул пленник.
— Где?
— В Леваках… — повторил тот.
— Шот! Трупаки оживились. Сюда ползут!
В цех вошли двое — тот, что стоял возле дверей, и которого звали, вроде как, Булик, и второй: видимо, тот самый Хрюша.
Лысый нехотя отвернулся от пленников и пошел навстречу своим дружкам.
— Так какого хрена Пингвин стрелять начал?
— А чего ему делать? — пожал плечами Булик. — Ждать, пока поближе подойдут и загрызть попытаются?
— А что, ножом уже разучился махать? — осведомился лысый Шот.
— Да ну на хер, раз не попал, и все, мертвяк вцепится, — поморщился Булик.
— Ладно, уже все равно заканчиваем, — кивнул Шот, — этого оттащите, пока не ожил.
Шот кивнул на труп.
— Ща сделаем… — Булик деловито кивнул Хрюше и оба они направились к бездвижно лежащему телу. — Куда его?
Этот вопрос уже адресовался Шоту.
— В машину к нам посади, пусть отдохнет, — заявил тот, а Хрюша и Булик удивленно уставились на «босса».
— Совсем дебилы? Тащите на хрен отсюда, куда-нибудь за забор, и там башку проломите, чтоб не встал. Только не на базе — нам тут еще сидеть, Чичу с остальными ждать. Не хочу трупачину нюхать.
— Понял! — Булик схватил труп за правую руку, Хрюша за левую, и они потащили его на выход.
Так…получается, всего их тут четверо, однако есть еще какой-то Чича и его «остальные». Да только их еще предстоит ждать…
Ну что же…
Меж тем Шот вернулся к пленным и первым делом врезал одному из них по морде. Тому самому, что отвечал на вопросы.
Мужик, громко охнув, завалился набок.
Шот же принялся его пинать ногами.
Буцнув несколько раз, он остановился.
— Еще раз соврешь, сынку твоему башку отрежу и тебя на это смотреть заставлю! — предупредил он пленника. — И херню мне тут не лепи. В Леваках мы были, все дома обошли, и никого там не было.
Пленник, лежа на земле, ничего ответить не мог — его душил кашель. Вот ведь, сволочь лысая, как бы не отбил мужику кишки…
Шот, явно неудовлетворенный наказанием, двинулся к сыну избитого бедолаги.
Ярко блеснул нож в его руке, и я понял, что сейчас должно произойти.
Дистанция тут небольшая, плюс я еще и улечься на капоте умудрился — меня тут трудно заметить. Во всяком случае, сразу.
Так что…
Я выцелил Шота и потянул спуск.
— А-а-а-а!
У меня не было намерения его убивать, во всяком случае, сразу, поэтому целил в ногу. И попал. Причем хорошо так попал — вся штанина Шота уже в крови, а сам он завалился на пол и вопит от боли, зажимая рану на ноге.
Ну-ну…
Я выбросил из ружья стреляную гильзу, зарядил новый патрон.
Ну, где же Хрюша и Булик? Неужели не слышат, что Шоту очень больно и нужна помощь?
Ага, вот и тень снаружи у ворот мелькнула.
Я нацелился в проем между створками ворот и приготовился.
Первым в цех ворвался Булик.
Бах! Всадил ему пулю в живот, и Булика буквально впечатало в ворота. Когда тело сползло на землю, оставляя за собой кровавый след, я заметил кучу точек — ни фига себе, это что, дробь тело насквозь прошила? Да ладно... Наверное, просто мимо прошла. Но тогда разлет удивляет…
Хрюша, к моему удивлению, оказался гораздо сообразительнее — как только я