Он решил сделать большой привал. За это время Ксандра либо захворает, либо нет, и станет видно, куда ехать.
— Сколько же мы проехали? — спросила Катерина Павловна.
Колян не знал: ехали немеряным бездорожьем, и сказал наугад, по тому, как устали ноги.
— Верст десять — двенадцать.
— Только!.. — удивилась Катерина Павловна. — А мне казалось, не меньше тридцати. Ну и версточки у вас!
И огорчилась: «Когда же мы приедем в Моховое!» И порадовалась: «Если надо будет обратно в Хибины, я потребую, чтобы Колян оставил стадо, и тогда он отомчит быстро».
«С чего начать? — задумался Колян. — Распрячь оленей и отпустить на ягель? Поискать другое место для привала?» Сначала он выбрал место для малой остановки. Теперь, для большой, оно не годится: ягель кругом сильно выбит, сухие дрова широко собраны.
Место для всякого большого привала, для дневки, ночевки, — важное дело. Нужно, чтобы рядом был хороший ягель, сухие дрова и питьевая вода. Лучший разведчик ягеля — олень. Колян пригляделся: где бродит стадо? И пошел к нему вниз по реке, за водопад. Вскоре отыскался большой холм, весь заросший ягелем. Ягель — белый с голубовато лунным отливом, и холм казался снежной головой среди зеленой весенней поляны, странной причудой зимы. Поблизости были и дрова и вода.
Чтобы не остужать, Ксандру перенесли на санки в спальном мешке, как истую больную, затем переехали все на холм. Ксандра чувствовала себя вполне-вполне здоровой и совсем не хотела «болеть» в угоду матери. Она, правда, не решалась сбросить спальный мешок, но так высунула голову, раскинула на ягельник обе руки, что мать ужаснулась:
— Получишь воспаление легких! Менингит. Ревматизм. Закрывайся немедля!
— Полезай в мешок вся! — сказал Колян. — Нельзя болеть. Дорога.
Ксандра послушно укрылась с головой, оставила только щелку для глаз. «Но спальный мешок — не дом. Надо понадежней спрятать Ксандру, надо сгородить куваксу», — решил Колян и попросил Катерину Павловну:
— Помогай маленько!
Максим, большой, заботливый хозяин, дал Коляну все снаряжение, необходимое в дальней дороге. Оставалось только брать его из санок. Поставили конусом сухие легкие шесты, связали их вершинками, на этот остов натянули парусиновый полог. Самый верх конуса сделали открытым. Туда пойдет дым от костра. Кувакса готова.
Потом Катерина Павловна собирала дрова. Колян тем временем выдрал в куваксе ягель, выдрал начисто, до черной земли. Когда он сух, ягель горит, как порох, и, если оставить его вблизи огня, можно спалить куваксу, санки, самого себя, Ксандру… И еще сделать пожар на всю Лапландию.
Посреди куваксы уложил круглый поясок из небольших камней — очаг. Холодный земляной пол вокруг него застлал оленьими шкурами. В очаге по сушняку все выше, шире, жарче разбегается огонь. Ксандру можно переносить в куваксу.
— Переносить? Я слышать не хочу этого. Вы что решили сделать из меня: инвалидку, лентяйку? — Она выползает из мешка, переходит с ним в куваксу, снова заползает и ложится лицом ко входу, чтобы видеть горы, реку, водопад, видеть, что делает Колян, и переговариваться с ним.
— Улеглась на самый сквозняк, — ворчит Катерина Павловна и закрывает пологом вход.
— Открой! Не откроешь — я встану, — угрожает Ксандра. — Я здорова и лежу только в угоду тебе.
Вход открывается.
Колян снимает с оленей сбрую, гладит их, извиняется, что задержал в упряжке:
— Не сердитесь! Я немножко виноват: не привязал дурную девчонку к санкам. А больше виновата она: залезла в реку и не глядит под ноги. Вот теперь таскаем ее, как мешок. Из-за нее вам пришлось ждать.
Хорошо, что Ксандра еще не понимает этого. Ой что было бы! Но скоро будь осторожен с ней: она уже знает немало лопарских слов.
Олени свободны и большими, быстрыми прыжками убегают в лес — так называет Колян низенький полярный кустарник, скрывающий оленя только до головы. Над ним плавает другой лес — рога пасущегося стада.
— Колян, отдохни! — кричит Ксандра.
— Потом.
— Опять «потом». Тебя и звать надо Потомом. Так и буду.
— Как хочешь.
Сухой, тонкий кустарник сгорал невыносимо быстро. Катерина Павловна притащила три вязанки, и опять надо идти.
— Я принесу. Ты готовь обед, — сказал Колян. — Есть хочу — умереть можно.
Есть хотели все: с той поры, как выехали из Хибин, во рту не было ни крошки. А времени прошло семь часов.
Возле огня на плоские камешки Катерина Павловна поставила котелок варить уху из свежих окуней, купленных в Хибинах, и чайник с водой.
Колян таскал дрова. И так маленький, он еще сильно нагибался, и большие костристые вязанки совсем закрывали его, и было похоже, что они самостоятельно, без носильщика, взбираются на бугор.
— Мама, это невозможно, — сказала вдруг Ксандра и начала выползать из мешка.
— Что невозможно?
— Колян весь день не присядет, а я лежу как валун. Я встаю.
— Не выдумывай. Не то завтра же верну в Хибины, — пригрозила мать.
— Тогда усади Коляна! Я не могу видеть, как он надрывается, мне стыдно.
Тут поспел обед, и Колян сам прекратил работу.
— Иди мой руки и за стол! — сказала ему Катерина Павловна.
Он побежал к реке и быстро вернулся обратно.
— Мыл? С мылом?
— У меня нет мыла.
— А вытирал чем?
Колян еще раз вытер руки о свои штаны.
— Это никуда не годится. — Катерина Павловна подала кусок мыла и полотенце. — Беги мой снова, как следует! Намыливай два раза!
«Стол» — маленькую белую скатерку — она расстелила на полу так, чтобы Ксандра могла доставать все сама. Выставила эмалированные дорожные тарелки и кружки, положила столовые и чайные ложки. Катерина Павловна была обстоятельная хозяйка.
Как только Колян сел к «столу», рядом с ним расселись собаки. Он тут же, не начиная есть, дал им по кусочку хлеба.
— Это что? Пошли вон, нахалки! — зашумела Катерина Павловна.
Но собаки будто и не слышали ее.
— Гони их, Колян!
— Нельзя гнать, надо кормить. Они пришли обедать.
И в своем доме, и всюду-всюду, где приходилось бывать ему, Колян видел, что лопарские собаки живут заодно, тесно с хозяевами. Вместе пасут оленей, вместе охотятся, сидят рядом у костра, будь он на воле или в доме, часто спят вместе. И едят вместе. И разговаривают лопари с собаками точно так, как с людьми. Собаки для лопаря — вторые дети.
— Если хотят есть — покорми. Но не за столом, не с нами, а там, там… — Катерина Павловна распахнула парусиновую дверь куваксы.
— Они будут сердиться, — огорченно сказал Колян.
— Если ты не прогонишь собак от стола, мы тоже рассердимся. Отгони хоть немножко.
— Все равно будут сердиться.
— По-твоему, обязательно есть вместе?
— Да. Сам ешь и других корми. Вот наш закон.
— Кого других?
— Много. Разных.
— Я видела, ты бросил в речку хлеб. Тоже кормить кого-то? — спросила Ксандра.
— Дал хозяину реки пообедать. Не дашь, он скажет: «Сам ест, а мне не дает» — и шибко рассердится. Может утопить.
— А кто этот хозяин? Человек, рыба, зверь?
Колян рассказал, что у каждой реки, у всякого озера есть свой хозяин — дух-водяник. Эти духи живут иногда в воде, иногда в камнях над водой. С ними надо обходиться по-хорошему: угощать их, просить, чтобы не разводили волну, не скупились на рыбу. Не угодишь — не дадут ни единой рыбки, поднимут большую волну, могут утопить. У лесов свой хозяин — дух-лесовик. Этого тоже надо ублажать. Рассердишь — он не даст никакой удачи: не убьешь ни зверя, ни птицы, растеряешь оленей и сам заблудишься так, что не выйдешь.
— У нас тоже есть и водяной, и леший, и еще домовой, — сообщила Коляну Ксандра.
— У нас они в сказках, — поправила ее Катерина Павловна.
— Ой, не говори, мамочка! Как еще верят в них! Я сама сколько раз слыхала на улице, на базаре: «Пошли в лес по ягоды, а там привязался леший и водил, водил… Еле вышли». И еще верят, что гром и молнию посылает Илья-пророк.
— К сожалению, есть такие, — согласилась Катерина Павловна.
— Может, и я оттого тонула, что на меня рассердился водяник. Да, Колян? — спросила Ксандра, посмеиваясь.
Он в ответ только поглядел мрачно: про такое, как водяник, лесовик, нельзя говорить со смехом — это опасно. Духи могут наказать.
— Уж не собираешься ли ты, доченька, перейти в языческую веру? — сказала придирчиво мать. — Это же язычество, нагольное язычество. Сплошное невежество.
— Зато как интересно! В сто раз интересней «вежества»… Колян, расскажи еще! — пристала Ксандра.
— Дай парню поесть. Обед стынет. И как же будем с собаками? — повернула разговор Катерина Павловна.
Колян взял тарелку с ухой, кусок хлеба, свистнул собакам и полез из куваксы на волю.