На другой день, впрочем, Инга Михайловна вполне уже пришла в себя и накинулась на Багрова, когда он взял на кухне не ту вилку.
– Ваши вилки – алюминиевые, с белыми пластиковыми ручками! Неужели так сложно запомнить? Я не хочу есть одними вилками с молодежью! Это негигиенично! – заявила она.
Багров не стал спорить. Ему надо было идти на улицу сменять Ирку на площадке, где она терпеливо сидела на скамейке, уже узнаваемая местными бездомными псами и молодыми мамами, которые, бегая с детскими колясками, ловили в сыром городе солнечные пятна.
Хотя Фулона и велела ей вести за площадкой скрытое наблюдение, Ирка не совсем понимала, где ей скрываться и как. Притворяться юной спортсменкой, которая носится вокруг песочницы для истончения талии, а больше от полноты лошадиных сил? Сидеть на корточках в редком кустарнике, рождая у нездоровых людей нездоровые ассоциации? Или бродить по бензоколонке, назойливо умоляя пасмурных дяденек плеснуть девяносто пятого бензина в карманную газовую зажигалку? В результате, поколебавшись, Ирка решила, что будет просто сидеть на скамейке с ноутбуком на коленях и что-нибудь читать или писать, если внешний свет не будет забивать экранный.
За этим занятием и застал ее утром Багров. Ирка сидела на скамейке, дула на пальцы, мерзла, но не переставала печатать. Матвей остановился шагах в пяти. Он стоял и смотрел, как Ирка мгновенно и чутко касается клавиатуры пальцами. Если ей надо было заменить слово, она не удаляла его целиком, а выискивала какую-нибудь общую букву или слог, тщательно обстригала вокруг все лишнее и дописывала.
– Зачем ты это делаешь? Так же долго! За то время, что ты возишься, ты со своей скоростью предложение напечатаешь! – удивленно спросил Багров.
Ирка, не заметившая его прежде, резко обернулась и попыталась захлопнуть ноутбук, но, поняв, что Матвей не вчитывался в текст, успокоилась и ограничилась тем, что закрыла файл.
– Мне его совсем убивать жалко. Для меня слово живое. Пусть хоть одна буква, но уцелеет, – пояснила она.
Матвей сел рядом. Скамейка была холодной и влажной.
– Ты что, так всю ночь и просидела? – спросил Багров.
– Нет. Ночью морозно было. Я бродила.
– И что, видела чего-нибудь особенное?
– Нет.
– Совсем ничего?
– Совсем, – сказала Ирка, смутно припоминая, что ночью, незадолго до рассвета, ей показалось, будто где-то здесь, шагах в десяти, между турником и детской горкой, вызолотился небольшой квадрат.
Продолжалось это так мимолетно, что Ирка приписала все своему воображению, а тут еще, почти одновременно, за домами всплеснул быстро скрывшийся в тучах диск свежерожденного солнца. Ирка сразу же связала загадочное пятно света с солнцем, и мозг ее, получив необходимую для самоуспокоения логическую связь чуда с материальным событием, успокоился.
За ужином у Инги Михайловны обнаружился еще один бзик.
– Она кормит собаку своими ногтями! – в ужасе выдохнула Ирка, выскакивая на улицу к Багрову.
Они дежурили по очереди, двенадцатичасовыми сменами.
Матвей прохаживался по площадке, с подозрением поглядывая на трех шумливых туристов, которые, расстелив на скамейке газету, нарезали на ней докторскую колбасу и хлеб.
– Чего-чего? – не понял Матвей.
– Я же объясняю: постригает ногти и скармливает своей собачке! Это все равно что людоедство!
– Вполне закономерно для последовательного эколога. Что такое ногти? Кальций, белковые цепочки и так далее. Вот если бы она кормила собаку твоими ногтями, да еще бы отмахивала их кухонным топориком вместе с пальцами, тут я бы насторожился, – равнодушно сказал Багров.
Как ученик волхва и отчасти некромаг, он смотрел на многое рационально. Собачка у соседки была компактная, карманной породы.
Успокаивая Ирку, он налил ей кофе из предусмотрительно захваченного с собой термоса. Матвей даже на дежурстве ухитрялся устраивать свой быт лучше, чем Ирка устраивала его дома, под крышей.
– Могу я что-нибудь для тебя сделать? – спросил он.
– Да. Купи мне перчатки, – сказала Ирка, грея пальцы теплом дымящейся крышки.
Багров покосился на приникшую к трубам луну, грустно слушавшую их разговор.
– Днем надо было сказать. Сейчас магазины уже закрыты, а с прохожих снимать гуманизм не позволяет.
Ирка надула губы, как ребенок, которому объяснили, что, несмотря на всю любовь к своему замечательному потомству, папуля не может свинтить часики с башенки, которая стоит на Красной площади. И вообще не захватил с собой отвертки.
– Вот и я о том же! Весь мир тебе подарить готовы хоть сейчас, а как до перчаток дело доходит, так магазин, оказывается, закрыт, – сказала Ирка.
Ворчала она, правда, напрасно. Перчатки Багров ей все равно где-то раздобыл, даже и среди ночи. Успокаивало то, что они были с ценником. Значит, не с дяди снял.
* * *
Ночью, часов после трех, Ирка, не зная по какой причине, ощутила навязчивое беспокойство. Она встала с толстой картонки, которую постелила на скамейку, чтобы не так холодно было сидеть, и, скинув капюшон, настороженно обошла площадку, сжимая в руке спешно вызванное копье.
«Может, валькирий вызвать? Хорошо, допустим, я их вызову и что скажу? Что мне тревожно?» – размышляла она, пытаясь наступить на голову обвивающей ее змее страха.
Внешне для беспокойства не было никаких причин.
На песочницу никто не посягал, и орды гуннов не штурмовали детскую горку. Насморочные тучи жались к крышам. В порту неуклюже, как краб, ворочался кран. Ярко освещенная бензоколонка лежала напротив, точно прилипшее к земле пятно света.
Ирка переключилась на истинное зрение, но и истинным зрением не увидела ничего опасного. Даже ползший по стене доходного дома по Большому проспекту старый суккуб с полным рюкзаком мерзких снов и, кашляя, точно усталый почтальон, рассовывавший их в форточки, не заинтересовал ее. Высвеченный Иркиным вниманием суккуб на мгновение застыл, оглянулся и тотчас, не дожидаясь копья, сгинул.
«Сразу видно: стреляный воробей. Реакция должна опережать событие. Испугался – сначала убеги, а потом уже думай», – одобрительно подумала Ирка.
Вот только не все, что хорошо для суккуба, хорошо для валькирии. Суккубу просто – испугали его, помчался в другую часть города и там снова знай себе расставляй скверные сны-удочки. Расставил, сиди и жди, где клюнет. А что делать ей? Площадку-то с собой не утащишь.
Ирка вздохнула. Сунув копье под мышку, она стала греть в карманах руки и неожиданно для себя обнаружила там плитку шоколада.
«Багров! – поняла она. – Тоже мне паж нашелся! А что, правда, возьму его в пажи! Некромаг, подсовывающий в карман шоколадки, это мощно».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});