Читать интересную книгу Пария - Дэн Абнетт

Я пожала плечами. По ее тону я предположила, что Шадрейк либо уже получил от нее что хотел, и выгнал – либо она недовольна тем, что он не обращает на нее внимания. И, боюсь, это было скорее второе – она казалась слишком худой и бледной для него. Бедность, плохое питание и лхо истощали Лукрею – и это не шло на пользу ее внешности. Шадрейк любил своих девочек и мальчиков – но он предпочитал более здоровый вид; облик, излучающий грубоватую энергию. Если же их красота начинала разрушаться и юность – увядать, для него это было равносильно разрушению и увяданию его самого. 

- А кто-нибудь еще спрашивал про меня? – задала я вопрос.

- Да так, пара человек, - ответила она. - …после того, как ты пропала так внезапно. – Она назвала несколько имен, эти члены коммуны стали друзьями Падуи во время ее недолгого пребывания здесь. – А в последнее время вообще никто.

Я кивнула. 

- Где ты достала эти вещички? – спросила она, охваченная внезапным интересом. – Прямо, глаз не отвести! Такой фасон, красотища! 

Я была облачена в мокрый, а сейчас еще и испачканный – но по-прежнему элегантный костюм Лаурели Ресиди.

- Эти? – произнесла я, опустив голову, чтобы оглядеть себя. – Терпеть не могу это тряпье. Эти чопорные шмотки заставил меня нацепить художник, с которым я занималась. 

- Кто такой? – спросила она.

- Сим, ему платит Совет Регентов.

Похоже, это произвело на нее впечатление.

- Но он – честный человек. И, говорят, хорошо платит.

- Да он не лучше Шадрейка. Грязный старый развратник. Он хотел нарисовать меня, потом потребовал большего. Когда я отказалась и сказала, что ухожу, он не отдал мне мою одежду – так что, пришлось идти в чем была. 

Лукрея хихикнула.

- Они ужас до чего неудобные, - произнесла я.

- А это кто? – шепотом спросила она, показав глазами в сторону Лайтберна.

- Пока и сама не знаю, - ответила я. – Он таскается за мной, словно пес.

- А он ничего, хотя и мрачный, - заметила она. – Похоже, опасный тип. Мне нравится, когда парни так смотрят.

- Я пока не решила, буду ли иметь с ним дело. – ответила я. 

Она улыбнулась мне и обняла с неподдельным энтузиазмом. Я чувствовала запах ее немытого тела, ощущала ее несвежее дыхание и, кажется, могла бы пересчитать все ее кости. 

- Так приятно видеть тебя снова, Пад! – воскликнула она. - Почему бы тебе не заглянуть в мою берлогу, покурить и поболтать? 

- Так и сделаю, - заверила я. Больно было видеть, как она изменилась с нашей последней встречи. Похоже, она совсем перестала следить за собой. – Я только разберу вещи и спущусь. 

Я вернулась к Лайтберну, задернула занавеску и села. Я решила, что могу дать Юдике несколько часов – а может быть, даже всю ночь. Темнело, и меня совсем не радовала перспектива бродить по окрестностям после захода солнца. Кроме того, Лайтберн отказался говорить мне, насколько далеко было идти к Мэм Мордаунт. 

Ожидая, я вытащила синюю книжицу и начала изучать ее, рассчитывая немного больше узнать о тайном обществе, которое стало смертельным врагом Зоны Дня и так жестоко разбило наши жизни. Работая, я попыталась расслабиться и прогнать все посторонние мысли, используя мою успокаивающую литанию. Голос сестры Бисмиллы в моем воображении, голос, который, как я подозревала, мне уже никогда не придется услышать, был очень печален.

Кроме номера на обложке – 119 – и заголовка на анграбике, книга была написана каким-то сложным шифром. Я пыталась пробиться через пожелтевшие страницы, покрытые плотными рядами написанных коричневыми чернилами букв. Замена и перемещение не помогли, очевидные числовые формулы тоже не работали. Определенно к этому шифру должен быть «собственный» ключ, и я подумала, что цифра 119 может быть его частью. Но что она могла значить? Сто девятнадцатое слово? Сто девятнадцатая страница? Сто девятнадцатое слово на сто девятнадцатой странице? 

Или это был просто сто девятнадцатый блокнот Лилеан Чейз – возможно, она кропотливо нумеровала их… в отличие он нашего Секретаря? 

Проклятый негромко ворчал – его явно не устраивало такое долгое ожидание; так что, мне пришлось дать ему еще несколько монет и сказать, чтобы он спустился на улицу и купил нам чего-нибудь поесть и попить. Он выполнил указание с большой неохотой. 

Его не было уже около получаса, когда я почувствовала, что кто-то наблюдает за мной. Это было крайне неприятное ощущение – кроме тревоги, которую я чувствовала, оно напомнило мне о моем недавнем ночном пробуждении; такое же чувство заставило меня встать и обыскивать чердаки, пока я не нашла Сестру Тарпу.

Я чувствовала чей-то взгляд, устремленный на меня. Я встала с матраса и подошла к занавеске, почти ожидая увидеть Лукрею, пришедшую меня навестить, но снаружи было пусто. Другие матрасы были свернуты, спальные места скрывались за драпировками и шторами. Горело несколько ламп. Легкий ветерок шевелил занавески. Я могла слышать легкий стук дождевых капель по крыше.

За шторой меня невозможно было увидеть – разве что, какой-нибудь бесстыжий вуайерист провертел дырку в полу или в наклонной стороне крыши надо мной. Это ощущение устремленного на меня взгляда мог вызвать не «физический» взор. Нас учили, что при определенных условиях внутренний взор псайкера, устремленный сквозь стены, может вызвать ощущение, напоминающее солнечный ожог. Я отключила мой манжет, но ощущение не пропало.

Я взяла изогнутую серебряную булавку и вышла наружу. Я шла вдоль помещения, спокойно оглядывая и отмечая людей, которые спали, отдыхали или выпивали в своих отгороженных занавесками уголках. Я вышла на верхнюю площадку лестницы. Никаких следов Лайтберна – похоже, он не собирался возвращаться.

Я стала спускаться вниз.

Прошлой ночью – ночью, которая стала роковой для Зоны Дня, я думала, не придумала ли я это ощущение, что за мной наблюдают. Прокручивая те события в памяти, я решила, что это было лишь продолжение моего сна, предшествующее пробуждению, которое последующие травмирующие события превратили в правдоподобнейшую подделку под настоящее воспоминание.

Но теперь я чувствовала то же самое. Это было настоящее, вполне реальное ощущение, а не просто игра воображения – и это убедило меня, что и прошлой ночью мое чувство было реальным. Но это вызвало новый вопрос: неужели коммуну постигнет тот же рок, что прошлой ночью пал на Зону Дня? Или некая сила, некий сверхъестественный психический импульс, не бывший частью готовящегося вторжения, пробудил меня, чтобы я обнаружила Сестру Тарпу? 

Я решила рискнуть. Стоя на середине лестницы, я снова включила мой манжет, становясь более восприимчивой – более уязвимой – для псайканы.

И почти тотчас же я услышала детский смех. От этого звука я похолодела – именно его я слышала на чердаке Зоны Дня. Я с трудом сглотнула и медленно двинулась вниз, напряженно прислушиваясь, ловя каждый звук. 

Нижняя площадка представляла собой довольно широкое пространство, ярко освещенное старой люстрой, явно знававшей лучшие дни. Здесь стоял ветхий продавленный диван и две большие фарфоровые вазы, которые использовали как подставки для тростей. Половицы, перила, стены и потолок были окрашены в тускло-белый цвет, так что привинченное к стене старое зеркало в позолоченной раме казалось только еще одним участком белой стены в форме зеркала. С одной стороны была пара закрытых двустворчатых дверей. С другой стороны площадки – двери, ведущие в мастерские, где смешивали краски. Эти дверные проемы были полускрыты грязными драпировками. Пыльные разноцветные дорожки – следы многочисленных ног тянулись за эти двери и от них - пыль растираемых красок оседала на обуви тех, кто ходил по этим белым половицам.

От площадки ветхая лестница вела к другим мастерским, где готовили и растирали краски, расположенным этажом ниже.

Я снова услышала детский смех и резко повернулась. Я заметила движение – занавеска, скрывавшая дверной проем, ведущий в одну из мастерских, слегка шевельнулась.

Я двинулась туда, держа наготове булавку. Я откинула занавеску и вошла.

Густой, спертый воздух был наполнен запахами растертых в порошок минералов. Грязные складные столы, тянущиеся вдоль всего помещения, были уставлены банками пигментов, чашами для их смешивания, флягами, бутылками и прочими посудинами с чистой олифой. Ложки, кисти, штихели, ножи – все необходимые инструменты, потемневшие от времени, стояли здесь в горшках. Пол представлял собой беспорядочную мешанину цветных пятен. В помещении никого не было. Несколько ламп, оставленных здесь, лили свет, перламутрово-тусклый из-за висящего в воздухе тончайшего порошка.

Я пересекла помещение и вошла в смежную мастерскую – она была чуть меньше, но точно так же обставлена. И тут мне снова показалось, что я слышу смех. Кроме того, я ощутила какое-то движение.