— Ты нас дурачишь.
— Я понимаю вас. Поспешите к шлюпкам. Вас заменят добровольцы, что в этот час сотнями собираются в Сент-Анджело.
Солдаты нерешительно переминались на месте.
— Неужто гроссмейстер Ла Валетт порицает нас за трусость и предательство?
— Нет, не порицает. Вы его братья. Но он умоляет сдать оружие и передать тем, кто решит сражаться здесь, в Сент-Эльмо.
— Зачехлить мечи? Сложить мушкеты?
— Пока у тех из нас, кто останется здесь, есть чем дышать, целы руки и имеется оружие, мы будем драться до последнего.
— Я остаюсь.
— Я тоже.
— Слушайте Кристиана Гарди. Если он с двумя сотнями испанских пехотинцев может биться, значит, сможем и мы.
— Мы пали духом, нас за это вздернут.
— Как нам смотреть в глаза братьям в Биргу, зная, что мы бросили других на погибель?
— Бог нас не простит.
Гарди не стал прерывать их спор. Стыд воодушевит рыцарей, вернет былое единение. Они скорее прикуют себя цепями к боевому посту, чем допустят, чтобы их заклеймили трусами. Кристиан шел среди развалин форта в сторону морского берега, направляясь к ведущему на кавалерийскую башню подъемному мосту. Здесь вонь разложений была слабее. Позади ядро василиска пробило насыпь из песчаника, раздробив скалу и искромсав нескольких укрывшихся неподалеку испанцев. Образовалась новая брешь.
Ступив на мост, Гарди заметил, что его поджидает полковник Мас. Рыцарь приветствовал англичанина:
— Добро пожаловать в могилу, Кристиан.
С береговой стороны Сент-Эльмо находился глубокий ров, огражденный высокими земляными стенами равелина. Это была не простая насыпь, а непреодолимое препятствие, упроченное деревьями, доставленными из лесов Сицилии, и главное внешнее укрепление форта, у подножия которого стояли турки. Осмелившись продолжить штурм, османы не сумели бы преодолеть это величественное сооружение. Начав обстрел, сарацины могли только повредить его, но не разрушить. За бруствером же патрулировали неусыпные часовые, связанные с относительно безопасным фортом узким дощатым мостом, переброшенным между краем земляной насыпи и главными вратами с решеткой. Обе стороны выжидали.
Так продолжалось до рассвета воскресного дня 3 июня 1565 года, который в христианском календаре посвящен памяти святого Эльма. Настал пятнадцатый день осады. Как для защитников, так и для нападавших он не будет отличим от прочих: вновь неумолчно загрохочут пушки, застучат пули, а заключительный штурм отложат до того момента, когда падут не только стены, но и сам дух христиан. Драгут не глуп. Предводитель корсар не станет отдавать приказ и не одобрит лобовую атаку, пока все условия не будут способствовать победе. Сегодня вступит в силу еще одно условие, которое повлияет на исход битвы: первые выстрелы новой батареи на мысе Тинье. Тем временем инженеры проберутся на передовую, дабы осмотреть стены форта и отыскать слабые места. Точный удар требует предварительной разведки.
Небольшой отряд турок ползком приблизился к подножию равелина. В любой момент османы могли попасть под обстрел, наткнуться на ряд ружейных стволов, изрыгающих огонь и свинец. Сарацины осторожничали не зря — христиане нередко прибегали к военным хитростям и устраивали засады. Предыдущие отряды саперов и разведки были перебиты в считанные секунды. А пока — ни звука. Турецкий командир прижал ухо к земляной берме и прислушался. Звон кольчуги, скрежет стали, потрескивание огня на фитиле — все могло предвещать нападение. Сарацин прижался плотнее к земле. Безмолвие озадачивало. Командир сжал кулак — жест означал, что один солдат должен встать на плечи другого и через неохраняемую амбразуру посмотреть, что происходит по ту сторону вала. Турки зашли достаточно далеко и теперь попытают счастья, чтобы разведать еще. Солдаты подчинились приказу, и смотрящего подняли выше. Разведка отняла лишь мгновение. Соскользнувший вниз солдат, дрожа и задыхаясь от волнения, шепотом доложил обстановку. Неверные спали. Не было ни часовых, ни караульной стражи, ни рыцарей, пришедших из форта с проверкой. Воистину Аллах благоволил султану и его армии. Атаковать нужно было немедленно.
Турецкий командир спешно увел свой отряд, а вслед за ним ушли инженеры, возвращаясь по собственным следам через окопы и огневые позиции к шатрам полководцев. Драгут и Мустафа-паша решат, как поступить.
Избавиться от старой привычки непросто. Почти всю жизнь рассвет таил для Кристиана угрозу вражеского нападения или заставлял готовиться к очередному набегу. В Сент-Эльмо подобное ожидание, предвкушение грядущего и вовсе усилилось. Опершись на меч, Гарди наклонился и поднял тяжелую алебарду, а затем направился к закрытым решеткой вратам крепости. Кругом спали изможденные солдаты; их порожденные войной ночные кошмары зловеще витали в воздухе, а из-за огневых позиций и беспорядочно упавших камней доносился храп. Каждый воин остался наедине со своими демонами и мыслями о смерти. Кристиан не тревожил их. Он решил обойти рубежи без лишнего шума и ненужных спутников. Позже, в любой момент могут налететь ядра, и кто-то падет под огнем вражеских аркебуз. Лучше проскользнуть к передовым постам, прежде чем начнет светать и здесь разразится сущий ад.
Кристиан ткнул сапогом стражников у ворот.
— Поднимите решетку, чтобы я смог пройти. Следите за подступами.
Заворчав, солдаты подчинились, едва разумея спросонья смысл приказа. Железные цепи поползли в желобах, заскрежетала лебедка, решетка поднялась на один ярус вверх. Гарди протиснулся наружу. За пределами каменных стен рождалось ощущение некоторой свободы, нечто захватывающее было в том, чтобы пройтись по опасной тропе, отделенной от врагов лишь земляным валом. Выйти в такой дозор мог разве что самоубийца. Гарди неспешно шел, осторожно ступая по узкому деревянному мосту и озираясь. Один неверный шаг — и он рухнет вниз в глубокий ров. Если после падения удастся выжить, дело наверняка завершат вкопанные в дно и измазанные навозом колья. Кристиан снова двинулся вперед, шаркая ногами и опираясь на алебарду, как на посох. Глаза постепенно привыкнут к темноте и слабой видимости.
Тишина окутала поле боя. После ночного обстрела наступила короткая передышка и вокруг воцарилось безмолвие. Удивительно, как охранявшим равелин добровольцам удалось уснуть в эти часы. Тем не менее они спали, довольствуясь тем, что довелось улечься, прижавшись друг к другу, у подножия вздымавшейся стены. Гарди внимательно осмотрелся, Что-то встревожило его чутье. Нечто едва ощутимое, некое необъяснимое чувство. Но Кристиан доверял инстинкту, который когда-то спас ему жизнь. Он резко опустил алебарду, держа оружие наперевес. В полумраке часовые будут бдительнее. Возможно, они тоже задремали или уже мертвы. Гарди скользнул взглядом вдоль вала. Обстановка изменилась — верхний край равелина пришел в движение.