— У нас очень мало времени. Войска уже готовы выступать.
— Ничего. Нам хватит одного часа… Ну я прошу тебя, брат!
Сафар-бей задумался. Потом решительно махнул рукой.
— А-а, ну да ладно. Идём!
Они вышли из дворца, сели на коней и, миновав Белградский замок, возвышавшийся над городом, повернули вниз, к Саве.
Сафар-бей показал на красивую мечеть.
— Видишь? Построена Кара-Мустафой… Внутри ещё работают маляры… Дальше, за нею, его дом.
Арсен безразличным взглядом скользнул по мечети, по белому дворцу, утопающему в буйной весенней зелени. Он был смертельно утомлён недавней дорогой, и сейчас ему хотелось лишь спать, но прежде — увидеть Златку…
— Она там? — казак кивнул на дом Кара-Мустафы.
— Там, там… Голова раскалывается, но никак не могу придумать разумного и убедительного повода, чтобы капуджи пропустили нас.
— А ты не думай. — Арсен достал из кармана золотой перстень с алым камнем. — Скажешь: великий визирь приказал передать одалиске, поскольку сам не имеет возможности сделать это… Вот тебе и причина. Как чауш-паша ты здесь, надеюсь, всем известен?
— Да, это так, — не очень уверенно проговорил Сафар-бей. — Но когда дознается Кара-Мустафа…
— Сейчас ему некогда, предстоит большая война! — Голос Арсена наполнился металлом. — Уж я-то постараюсь, чтобы он с неё не вернулся!
Сафар-бей хотел что-то ответить, но, заметив горькие складки на помрачневшем лице Арсена и сухой блеск в его глазах, промолчал. Ему стало нестерпимо жаль друга, который вот уже много лет, не имея покоя, мечется по белу свету как неприкаянный.
Они остановились у коновязи. Привязали лошадей.
Капуджи в воротах знали Сафар-бея. Не допытываясь, посторонились, впуская их.
Посыпанная золотистым песком дорожка привела друзей к двухэтажному дворцу. Могучие деревья окружали его с трех сторон, а перед фасадом расстелился зелёный лужок, посреди которого красовалась клумба с ранними весенними цветами.
Сторож при входе, безбородый дебелый евнух, оказался неумолим.
— Нельзя! — сухо сказал он, с подозрением поглядывая на обросшее колючей щетиной лицо Арсена.
— Тогда вызови кизляр-агу Джалиля! — начал сердиться Сафар-бей.
— Мне не разрешено отлучаться, ага.
— Но мы торопимся!
— Это меня не касается, ага. Войти в гарем никто не может! Что нужно передать — я передам! — И он плотно закрыл дверь.
Друзья переглянулись. Что делать? Арсена душила злоба. Он готов был стукнуть евнуха саблей по голове. Но доводы разума перевесили: достаточно малейшего крика — отовсюду сбегутся, как дикие псы, капуджи и скрутят их в бараний рог… Погибнув сами, они и Златку обрекут на вечное рабство!
Арсен отошёл к клумбе, посмотрел на дворец. Где-то там, за его стенами, Златка. Но где? За какими окнами? За какими решётками?
И вдруг его осенила мысль: «А что, если подать Златке знак?»
Он засвистел мотив украинской песни, которая вот уже лет тридцать, слетев с уст певучей полтавчанки Маруси Чурай, тревожила сердца людей и обретала все новых и новых почитателей. Эту песню очень любила Златка. Они вместе пели её.
Засвіт встали козаченьки
В похід з полуночі.
Виплакала Марусенька
Свої ясні очі.
— Ты что, ума лишился?! — опешил Сафар-бей.
— Будь я проклят, если эта песня не заставит Златку выглянуть во двор. — И Арсен снова засвистел.
Почти сразу же в одном из окон взвилась занавеска и появилась Златка. Смертельная бледность покрывала её щеки. Казалось, она, не задумываясь, выпорхнула бы из своей темницы и упала любимому на грудь, не будь железных прутьев решётки.
— Арсен! — вскрикнула девушка приглушённо. — Ненко!
Этот крик словно хлестнул Арсена. Он рванулся вперед. Но могучая рука Сафар-бея остановила его.
— Ты обезумел, Арсен! Сейчас евнух поднимет крик! — Он сжал его руку так сильно, что Звенигора захрипел от боли.
Евнух выглянул из двери, тяжело помигал воловьими веками, но спросонок не понял, что произошло во дворе.
Арсен с жадностью смотрел на осунувшееся личико Златки, лихорадочно думая, не попытаться ли сейчас, когда Кара-Мустафа с многочисленной охраной вдалеке, освободить девушку? Но здравый смысл подсказал, что надежды на удачу нет никакой. Великий визирь оставил достаточное количество капуджи и слуг, чтобы защитить дворец от всяких неожиданностей.
Сафар-бей, угадав, о чем думает друг, тихо сказал:
— Не делай глупостей, Арсен! Мы ещё вернёмся.
Арсен громко, так, чтобы услыхала Златка, — эти слова предназначались для неё, — ответил:
— Да, мы ещё вернёмся! Жди! — И тихо-тихо добавил: — Любимая моя!
Златка прикрыла веки, показывая, что услышала и поняла все; по её бледным щекам катились слезы.
Занавеска дрогнула, медленно опустилась, скрыв печальное лицо девушки.
Только через час друзья догнали за городом войско, переправлявшееся через Саву. Арсен не без помощи Сафар-бея примостился на одном из многочисленных возов и сразу заснул.
3
Император Леопольд подошёл к походному столику, выпил бокал холодного, со льдом, красного вина, поданного слугой, вытер белоснежной салфеткой полные розовые губы и, прищурив от солнца голубые глаза, направился к группе генералов, которые почтительно ждали императора на зеленой лужайке.
На ровном широком поле, сколько мог охватить глаз, выстроились имперские войска — пехота, кавалерия, артиллерия. Сорок тысяч воинов!
Весело колыхались под дуновением лёгкого весеннего ветерка цветные знамёна полков, сверкала на лошадях начищенная до блеска сбруя; чёрными жерлами нацелились в небо пушки. Горнисты стояли наготове, чтобы трубным кличем оповестить всех: «Слу-у-шай! Император в войсках!»
На левом фланге — четыре тысячи наёмных воинов-поляков, приведённых князем Любомирским. Им за службу австрийская казна платила звонкой монетой.
Леопольду подвели коня, и он, ещё совсем не старый, но уже отяжелевший, с заметным усилием поднялся в седло. Одновременно с этим заиграли горнисты. Раздались команды. Затарахтели барабаны.
Всколыхнулись ровные квадраты каре и застыли, словно вытесанные из камня. Блестящая кавалькада придворных и генералов во главе с императором двинулась вдоль фронта.
Из Пресбурга (Братиславы), под стенами которого проходил этот парад, высыпали тысячи людей — посмотреть на необычное зрелище. С колоколен доносился мелодичный звон. Крепость салютовала залпом всех пушек.
Леопольд медленно ехал вдоль строя солдат, при его приближении громко кричавших: «Виват!», — а сам думал о своём. В его сердце кипели разноречивые чувства. Он был горд тем, что за короткий срок сумел собрать и экипировать такое большое войско. Но в то же время его одолевал низменный страх при одной мысли, что турецкое нашествие затопит Австрию раньше, чем ей на помощь придут король польский и немецкие курфюрсты.