В районе моста их бросили в дурацкий прорыв. Сейчас они понимают, что старшие командиры их предали…
Третий пленный – младший сержант Сергей Дмитрук – из роты материального обеспечения. Перед этим луцким парнем тамошний военком чуть было на колени не вставал. Упрашивал, унижался, боясь по шапке получить за невыполнение плана по призыву. Божился: мол, Серёга, дальше Волыни никуда не поедешь, здесь обороняться будем от сепаратистов… И вот Донбасс, плен…
Этим трём украинским военнослужащим повезло: они живы. На обращение не жалуются, всем довольны, накормлены. Ивану Ляса донецкие медики сделали сложную операцию после ранения в голову. Теперь «башня» танкиста перевязана. И мозги в порядке в прямом и переносном смысле (по крайней мере есть надежда на это). Хотя плен, конечно, не курорт.
Воюющие не по приказу
На казачьей базе поддерживаются строжайшие армейский порядок и дисциплина. Народу много, а чистота везде, как в аптеке. Спиртное – под жёстким запретом. Наполненные чарки, прикрытые кусочками хлеба, стоят только перед фотографиями павших товарищей (это свято). Курение – и то в строго отведённых местах.
Тут есть и женщины прекрасного «ягодного» возраста (поварихам из столовой – отдельное спасибо за сытный обед и добрые слова), и молодые девушки. Одной такой на вид лет двадцать, не больше. С карабином на хрупком плечике она грациозно прошла сквозь многолюдный мужской перекур, который галантно расступился перед очаровательным медработником. И ни взгляда, ни слова, ни намёка на скабрёзность или тем более пошлость. Здесь все бойцы равны. И в равной степени заслуживают уважения.
На следующий день за нами приехал Клуни. Вместе со своей женой Еленой, то есть Ёлкой. И мы рванули в сторону Песок, откуда безжалостно лупит по Донецку украинская артиллерия. Бывший программист банка внешне отдалённо напоминает известного американского киноактёра. Этим, видимо, и объясняется позывной. Его жена постоянно с ним. Волнуется за мужа, поэтому воюет рядом. В будке маленького легкового «пирожка»-пикапа с выбитым задним стеклом она сидит на «запаске» и куче барахла, смягчающего точки от дорожных неровностей. Одета в камуфляж. На её коленях не пряжа и не вязальные спицы, что было бы органичным для женщины, а автомат Калашникова.
Быстро едем по Донецку. Летим – по его окраинам. У разрушенного двухэтажного дома останавливаемся. Наблюдатели противника, видимо, засекли наш белый «пирожок». Едва подошли к зданию, как начался миномётный обстрел. Сначала один взрыв, потом грянуло ещё четыре.
– Сто двадцатый калибр, – объяснил Клуни и открыл входную железную дверь. Потом вежливо, словно мы не в километре от вражеских позиций, а у входа в театральный партер, предложил: – Пройдёмте, пожалуйста.
Подсвеченное зажигалками жилое помещение бойцов оказалось обычным фронтовым подвалом. Нары. Куча одеял и прочего тряпья для телесного сугреву. Стол. Железные кружки, пластиковые тарелки, краюха хлеба, початая пачка печенья. Собака, которую все любят и к которой относятся уважительно, как к товарищу по оружию.
Знакомимся: Колобок, Хирург, Карачун, Тюлень, Циклоп, Морячок, Панк…
Ребята находят фонарь, кто-то направляет луч в пол, и при нижнем «замаскированном» свете становится веселее.
– Тут ещё что, курорт! Вот на Весёлом…
Весёлое – дачный посёлок. Там Клуни и его ребята подбирались к противнику настолько близко, что в один из моментов боя затеяли игру в «пинг-понг». Гранатами. Нервы, правда, как перетянутые гитарные струны, могли порваться в любой момент. Бросок! Ещё один! Прилетевшую «оттуда» гранату – обратно, в чужой окоп.
Ребятам из отряда Клуни есть что вспомнить. Как воевали в Марьинке, Красногоровке, Карловке, под Иловайском и ещё в очень многих местах – там, где было особенно жарко.
Однажды, когда боевая нужда припёрла, пустили шапку по кругу. В складчину насобирали три тысячи гривен – купили соляру и заправили трофейный танк… После он вышел на позицию и накрыл вражеский наблюдательный пункт. Перед этим, правда, была проделана большая работа по вычислению координат противника. Война – это ведь своего рода экстернат, только с риском для жизни.
Бойцы Клуни подбирались к неприятелю так близко и научились слушать его переговоры так внимательно, что знают позывные и фамилии многих украинских командиров. Знают, например, что противотанковую пушку – «рапиру» – в некоторых украинских подразделениях называют «арийкой». Что «возле вон той хаты, где склад» однажды собирались разгружать крупную партию боеприпасов. Но так и не разгрузили, потому что это место (вдруг) ополченцы накрыли точечным миномётным огнём…
У Клуни каждый в ответе за общее дело. Каждый уверен в своей правоте. И готов прикрыть спину товарищу, чего бы это ни стоило. Шахтёр, горномонтажник, машинист, программист, автомойщик, студент – все молодые ребята, местные или из ближайшей округи. Они пришли воевать не по приказу, не повинуясь чьей-то воле, не за деньги. Они стоят за свою землю, за правду.
Мы всматриваемся в тускло освещённые чумазые лица. Что двигало Колобком, когда он из шахтёра превратился в командира группы снайперов? Наверное, что-то не так со страной, если её гражданин, увлекавшийся авиамоделизмом, научился с километра нейтрализовывать снайперскую пару противника. А в другом бою – в одиночку выходить на дуэль с танком. Подобраться к ревущей броне на пару десятков метров, не заметить ранение, растереть кровавую юшку по щеке и садануть из старого противотанкового ружья образца 1943 года. «Спасибо деду за Победу!»… и за оружие.
– Мы за этим танком, как первобытные люди за раненым мамонтом, ползли. Кругом всё грохочет. Темно. Щупаем землю ладонями, потом нюхаем: ага, соляра, масло, значит, здесь он прошёл. Течёт, но едет… Достали-таки, выследили. Тюлень его из гранатомёта добил, прямо в бок попал.
Тюлень в своё время отслужил в украинской армии. Признаётся, что, когда начался кровавый бардак на киевском майдане, был готов к мобилизации – разгонять бандеровцев.
– Думал, всё брошу и пойду наводить порядок, защищать Родину. Но никто меня никуда не позвал, у новой киевской власти были другие планы. Теперь у нас разные родины… Дочке восемь лет, а она уже различает, где стреляют наши, а где нет. Это нормально?! Я не хочу, чтобы дочь спрашивала у меня, чем отличается «груз 200» от «300». Ей не положено это знать.
В разговор вступает Клуни:
– Противостояние не закончится, пока нацисты будут у власти. Понимаете, здесь, на войне, у нас есть хоть призрачный, но шанс выжить. А так – нет... Если мы сдадимся или замиримся на их условиях – по-тихому нас всех перережут. Они пытаются превратить всех в толерантное к бандеровской идеологии стадо. Но у нас свои идея, ценности, герои.
На воротах дома, где мы временно квартируем, висит какая-то цветастая реклама на украинском языке. Её никто не сорвал, не исковеркал, не полоснул по ней автоматной очередью. Почему?
– У нас нет оголтелой ненависти, в том числе и к тем, кто воюет в частях регулярной армии, – объясняет Колобок. – Пусть они уходят подобру-поздорову к себе домой.
– А вы-то когда остановитесь?
– Часто вспоминаю, как женщины, когда мы пришли в Иловайск, благодарили и встречали нас хлебом-солью… Мы никогда не пойдём туда, где нам не скажут «спасибо» и не назовут освободителями.
Проклятия в спину – хуже пуль. Странно, что этого так и не поняли многие украинские вояки.
Александр ШУЛЬЖЕНКО
Теги: Украина , Россия
Шашка в сенях
Алексей Голубов. Солдат трёх войн. - М.: Литературная газета, 2014. – 112 с. – 500 экз.
В следующем году автор этой книги перешагнёт девяностолетний рубеж. Он уже вдвое старше своего отца, прожившего всего 44 года. На долю Голубова-старшего выпало три войны: Первая мировая, Гражданская, Великая Отечественная. Вернувшись в феврале 1918-го с фронтов Первой мировой на свою малую родину, в деревню Шмарное Фатежского уезда Курской губернии, двадцатилетний Михаил начал было приводить в порядок пришедшее в упадок хозяйство, однако через полгода его опять призвали – на этот раз в Красную Армию.
Дивизия, в которой служил Голубов, держала оборону буквально в 12–15 км от его родной деревни, наверное, обидно и больно было, неся большие потери, отступать под напором деникинцев, но вскоре произошёл перелом и удалось освободить сначала Орёл, а потом и Фатеж. Чуть позже 9-я стрелковая дивизия была передана в состав Первой конной армии, которой командовал Будённый. Она считалась одной из лучших на Южном фронте, участвовала во многих операциях, в том числе в печально знаменитом сегодня районе Сватово – Бахмут – Дебальцево – Иловайская. После освобождения Таманского полуострова дивизия была переброшена в Закавказье, и в бессрочный отпуск красноармеец Голубов уходил уже из Кутаиси.