Читать интересную книгу Евгенiй Дюрингъ. ЕВРЕЙСКIЙ ВОПРОСЪ - Евгений Дюринг

Подвизающiеся въ наукѣ экономiи iудеи, все равно, будутъ ли это cоцiалиcты или нѣтъ, cчитаютъ Рикардо величайшимъ нацiоналэкономистомъ, до котораго Адаму Смиту далеко. Эта скромность столько же комична, какъ и понятна; нацiоналэкономистъ избраннаго и единственнаго въ своемъ родѣ народа долженъ быть также избраннымъ и въ своемъ родѣ единственнымъ. Мы же, къ избранному племени не принадлежащiе, ничего не знаемъ объ этихъ отмѣнныхъ качествахъ Рикардо; знаемъ только о томъ, чѣмъ онъ пользовался по части науки у другихъ народовъ и у другихъ научныхъ дѣятелей, чтобы эти заимствованiя вывезти на рынокъ какъ нѣчто новое и какъ отсебятину. Такъ, напръ., старую и болѣе натуральную форму ученiя о земельной рентѣ, которое еще въ 18-мъ столѣтiи обосновано было Андерсономъ на разницахъ плодородiя земли, онъ только затемнилъ, и въ своемъ запутанномъ изложенiи вопроса не далъ ничего оригинальнаго. Но его ученiе о разницахъ плодородiя для объясненiя земельной ренты и есть единственное, о чемъ можетъ быть рѣчь при оцѣнкѣ значенiя Рикардо въ исторiи народохозяйственныхъ ученiй или, лучше, въ относящихся сюда влiятельныхъ промахахъ. Будучи героемъ биржи, Рикардо имѣлъ особенную склонность объяснять всякую прибыль какъ накопленiе разницъ, и такимъ-то именно образомъ онъ и нарядилъ заимствованную у другихъ теорiю земельной ренты и построилъ свою уродливую теорiю, безсодержательность которой была освѣщена Листомъ и Кэри, а мною охарактеризована какъ порожденiе оплошной фантазiи угловатыхъ, неубѣдительныхъ заключенiй. Но оригинальное ядро, послужившее исходнымъ пунктомъ въ этой несостоятельной попыткѣ, какъ сказано, выросло не на почвѣ самого Рикардо. Кромѣ того, Рикардо хотѣлъ поживиться кое-чѣмъ и у Мальтуса, а именно, у его ученiя о несоотвѣтсвiи прироста населенiя приросту средствъ существованiя, но здѣсь онъ совсѣмъ запутался, и еще разъ доказалъ свою зависимость, но опять не отъ того, что было основательно, а отъ того, что само сильно грѣшило.

Можно бы было ожидать, что въ царствѣ биржи и денегъ Рикардо могъ бы дать еще нѣчто оригинальное. Но и здѣсь ничего такого не замѣчаемъ, если не считать оригинальнымъ тотъ туманъ, какого онъ напустилъ въ вопросѣ о бумажныхъ деньгахъ и о цѣнности слитковъ. Въ какомъ свѣтѣ представлялись вещи этому iудейскому банкиру, доказываетъ его милостивый теоретическiй планъ, въ силу котораго англiйскiй банкъ должно бы было закрыть, чтобы его дѣла могли поделить между собою частные банки. Въ моей исторiи экономiи можно найти сколько угодно подобныхъ характеристическихъ достопримѣчательностей, обнаруживающихъ, какъ много смысла у iудеевъ. Кромѣ несостоятельности въ научномъ отношенiи немало найдется тамъ и, такъ сказать, эстетической неуклюжести, обнаруживающейся въ угловатыхъ формахъ оборота мыслей и въ необтесанности стиля. Въ самомъ дѣлѣ, Рикардо и въ этомъ направленiи обнаруживалъ iудея. Его манѣра сочетанiя мыслей, правда, была достаточно заострена, но въ то же не показывала непрерывности отъ острiя къ острiю, не отличалась сплошь связностью, настоящею послѣдовательностью и потому, уже по внѣшнему впечатлѣнiю, была крайне негармонична.

Въ наукѣ, относительно говоря, самой строгой, въ математикѣ, вкладъ со стороны iудеевъ въ 19-мъ столѣтiи сводится къ тому, что и здѣсь они могли сыграть только второстепенную роль, зависимую оть дѣйствительныхъ величинъ другихъ народовъ. Въ моемъ третьемъ трудѣ по исторiи знанiя, въ Исторiи принциповъ механики, мною впервые выяснена была полная зависимость iудейскаго математика Якоби отъ ирландскаго астронома Гамильтона. Со 2-го изданiя (1877), къ которому прибавлено было наставленiе къ изученiю математическихъ наукъ, а слѣдовательно, и въ 3-емъ изданiи (1887), указывается также, что, iудей Якоби стоялъ далеко ниже генiальнаго норвежца Абеля, и, въ сущности, просто плелся по его стопамъ. Но съ заимствованiями у Абеля Якоби соединяетъ, кромѣ того, неизящную, неуклюжую, безсвязную форму изложенiя, и по одному этому признаку знатокъ дѣла, даже не зная о томъ тотчасъ разглядитъ еврея. Немножко таланта не есть еще генiальность, а если, - чтобы тотчасъ сопоставить крайности, - вспомнить Лагранжевское генiальное и эстетически гармоничное сочетанiе мыслей и изложенiе, то тотчасъ понятна будетъ та непрiязнь, какую чувствовалъ и плохо скрывалъ iудей Якоби къ этому высокому образцу. Со временъ Якоби iудейскiе аллюры въ математикѣ - явленiе обыкновенное; но вмѣстѣ съ тѣмъ, неплодотворность и неспособность къ математикѣ въ ближайшемъ и въ теперешнемъ поколѣнiи значительно повысилась. Ближайшая характеристика этого, а также и болѣе подробное указанiе на дѣла iудеевъ въ математикѣ можно найти въ моей и моего сына кнiгѣ, появившейся въ 1884 г. и озаглавленной: „Новыя основныя средства анализа, алгебры и тъ. дъ.”, особенно въ концѣ книги, гдѣ разсматривается фактическое положенiе дѣла въ отношенiи преподаванiя математики и изслѣдованiй въ математикѣ. То обстоятельство, что элементы iудейскаго племени, будучи въ благопрiятнѣйшемъ случаѣ не болѣе какъ рабами счетнаго искуства, стремились къ преподаванiю математики, которое, за исключенiемъ врачебной профессiи, было для нихъ доступнѣе другихъ ученыхъ ремеслъ, - обстоятельство это действовало вредоносно, такъ какъ математика, въ теченiе этой фазы ожидовленiя, и безъ того была въ упадкѣ. Вообще, разъ въ какой бы то ни было области, будетъ-ли это наука, искуство, или жизнь, на первый планъ выдвигаются iудеи, это всегда служить признакомъ упадка этой области. Какъ скоро на сцену выступаютъ iудеи; это - вѣрнѣйшiй признакъ, что лучшихъ силъ не хватаетъ, или что среди господствующей кругомъ испорченности силы эти угнетены. Iудеи, которые и въ наукѣ совершенно непродуктивны, а и въ ней только могутъ вести гандель продуктами чужого труда, конечно, выносятъ на рынокъ иногда и таланты, и особенно таланты по части присвоенiя, но творческiя силы и генiальность чужды имъ на-вѣки.

То, что я показалъ здѣсь на наукахъ, которыми самъ спецiально занимался, и на собственныхъ моихъ изысканiяхъ, то самое подтверждается вообще и во всѣхъ другихъ наукахъ. Гдѣ приходится называть дѣйствительно значительныя имена, тамъ это никогда не бываютъ имена iудейскiя, а гдѣ въ сферѣ истинной науки въ видѣ исключенiя приходится указывать на iудеевъ, то они рѣдко достигаютъ даже и третьяго ранга. Само собою разумѣется, я говорю здѣсь о наукѣ въ серьозномъ смыслѣ слова, а не о религiозныхъ, напръ., умозрѣнiяхъ; ибо въ послѣднемъ случаѣ требуются не столько научныѣ способности, сколько вкоренившееся религiозное чувство. Въ этомъ пунктѣ, какъ показываетъ примѣръ Спинозы, iудеямъ можетъ быть предоставленъ развѣ второй рангъ. Въ томъ же, что называется въ узкомъ смыслѣ слова литературою, то, какъ показалъ примѣръ Гейне, они дали нѣчто въ формѣ смѣшаннаго таланта, гдѣ дѣйствуетъ какая то помѣсь чужихъ чувствованiй и личной дисгармонiи. Мнѣ пришлось бы вступить въ весьма низменную область, если бы я захотѣлъ послѣдовать за iудействомъ, которое нынѣ хозяйничаетъ въ нѣмецкой литературѣ, и прослѣдить его гешефты по части эфемерныхъ романовъ и газетъ. Скандалъ, состоящiй въ томъ, что при посредствѣ ихъ кликъ водитъ публику за носъ и выворачиваетъ у ней карманы всякая еврейская бездарность, - скандалъ этотъ очевидѣнъ всякому, кто хоть нѣсколько орiентируется въ дѣлѣ и одаренъ хоть кое-какимъ критическимъ чутьемъ. Здѣсь нѣтъ возможности называть по имени всю эту мелюзгу; здѣсь все кишмя кишитъ iудейскими беллетристами и iудейскими обозревателями. Съ литературнымъ гешефтомъ этого рода дѣло обстоитъ точно такъ же, какъ и съ газетами собственно. Въ обладанiи у iудеевъ, дирижируемое iудеями и по-iудейски служащее всякимъ дряннымъ интересамъ, - таково это литературное поле въ данный моментъ, и дѣлу помочь нельзя. Испорченность и отсутствiе всякаго желанiя служить тому, что достойно человѣческаго уваженiя, не говоря уже о великомъ и благородномъ, измена всякому лучшему дѣлу, продажа всякаго такого дѣла и ложь, - вотъ физiономiя фальсифицированнаго литературнаго товара, который они распространяютъ. Не говоря уже объ эстетической неопрятности и каррикатурности обрывчатой манѣры iудейскихъ писакъ, во всемъ царитъ морально-омерзительный тонъ. Вѣрность человѣка человѣку, - эта основная черта лучшихъ нацiональностей - просто бѣситъ iудеевъ, и они на каждомъ шагу, во всей ихъ литературной отсебятинѣ, - выкидываютъ на рынокъ какъ разъ противоположное. Но моральныя благоуханiя и инфекцiи, въ общихъ чертахъ, обслѣдованы уже ранѣе, и въ беллетристической и газетной iудейской литературѣ мы не найдемъ существенно новыхъ, а лишь болѣе утонченныя черты по сравненiю съ иными отраслями гешефта. Образованность или, лучше, извращенiе образованности повышаетъ здѣсь упадокъ морали еще утонченнымъ пронырствомъ, которое обманываетъ здѣсь самую совѣсть человѣка, и потому еще отвратительнѣе, чѣмъ обыкновенный дѣловой обманъ въ обыкновенномъ житьѣ-бытьѣ. Въ послѣднемъ случаѣ вредъ наносится лишь матерiальнымъ интересамъ; а гешефтъ писакъ непосредственно портитъ, предаетъ и продаетъ дѣло духовныхъ интересовъ. А чего не портятъ, въ ожидовленной литературѣ эти моральные дефекты, то само портится расовымъ тяготѣнiемъ къ ординарности и неизяществу, что будетъ показано далѣе, когда будетъ идти рѣчь объ искуствѣ.