Читать интересную книгу Закат империи США - Борис Кагарлицкий

Возможно, потому, что профессор Хантингтон находит это очевидным, он недоговаривает: глобализированная система, основанная на свободном рынке, не сможет восторжествовать, если культура, которая её поддерживает, ослабнет. Его работа почти не касается экономики. Однако культура капитализма является преимущественно западной, нравится нам это или нет. Хотя фигуры торговца и купца были с нами на протяжении всей истории, капиталист принадлежит к другой «породе», которая является не китайской, арабской, индуистском, или даже японской, но западной, что стремились доказать историки типа Фернана Броделя или Джозефа Нидема. «Рынки» и капитализм не идентичны друг другу: рынки могут существовать и существуют без капитализма (хотя обратное неверно).

Капиталистическая культура интернационализирует понятие риска, мотив прибыли и необходимость накопления; эго не просто культура купца и торговца, но ещё и культура накопителя, инвестора и предпринимателя. Если бы нам пришлось выбрать одно слово, чтобы охарактеризовать эту культуру, это было бы слово «конкуренция». Любовь к борьбе и готовность рискнуть, броситься в неведомое лежат в её сердце; «творческое разрушение» есть её высочайшее искусство. Однако страны, где экономика свободного рынка формировала доминирующую капиталистическую культуру на протяжении веков, будут скоро составлять жалкие 10 % всего человечества. Это является зловещим предзнаменованием для будущего системы, гарантирующим возникновение кризисов и конфликтов, с которыми человечеству не приходилось сталкиваться прежде.

На перспективу возникновения «культурного кризиса» в странах западного мира обращали меньше внимания, чем на опасность столкновений на границах цивилизаций. Профессора Хантингтона занимают протяжённые границы, прочерченные культурами. Однако он практически не уделяет внимания вопросам иммиграции или конфликтам внутри государств. Если совсем отвлечься от фактов повседневных и примитивных (скинхедовских) нападений на иностранцев в Европе и Америке, всё равно можно видеть, что здесь работает иная динамика, указывающая на латентный конфликт на более глубоком уровне, который в конце концов затронет миллионы.

Если (как это часто происходит сегодня) ассимиляция чужаков и коренных жителей в некую национальную культуру уже не осуществляется посредством школ, церквей, политических партий, вооружённых сил, гражданских ассоциаций, контактов на рабочем месте и всего остального спектра общественных институтов, то она может волей-неволей осуществляться посредством телевидения и всепоглощающего потребительства. Всё это — результаты деятельности свободного рынка.

Само понятие культурной ассимиляции становится, таким образом, противоречивым. В то время как за посещение школы или церкви, участие в ассоциации или в политической партии люди «платят» только своим свободным временем, для того чтобы быть участником меркантильной культуры, необходимы значительные свободные средства. У миллионов нет подобных средств, хотя их постоянно возбуждают и провоцируют образы потребления, передаваемые через рекламу и средства массовой информации.

Многие социальные мыслители отмечали, что торговые центры суть истинные соборы нашего времени, а число претендующих быть их прихожанами растёт с каждым днём. Не все души могут объединиться в этом вероисповедании потребителей. «Отверженными» становятся не только иностранцы, но и местные безработные, работающие на низкооплачиваемых работах бедняки, маргинализованная молодёжь или старики. Одним словом — «неудачники», «непричастные».

Невозможность приобщиться к подобной культуре имеет результатом постоянную фрустрацию, которая рано или поздно найдёт своё выражение в гневе, направленном внутрь или наружу. Когда число «непричастных» достигнет критической точки, это приведёт к культурному взрыву. Те, кто не может быть интегрирован, ищут утешения, а часто и отмщения, в различных обострённых формах патриотизма, национализма, фундаментализма ультрарадикальной направленности. Частная вооружённая милиция в Соединённых Штатах Америки — вот всего один из примеров. Иногда проявлением гнева может быть процесс бессмысленного разрушения. Известны случаи, когда в пригородах европейских городов подростки крушили всё на своём пути, в том числе и собственные жилища, школы, клиники, где их семьи пользуются бесплатным здравоохранением, а также спортивные площадки, предназначенные для них же самих.

Долговая кара, как когда-то чума в XIV веке, постепенно настигает нас, проникая с Юга на Север. Но возбудитель бубонной чумы в нашем XXI веке — вовсе не крысы и блохи, а заполонившие всё вокруг неолиберальные фундаменталисты со своей безжизненной идеологией. Когда-то их звали Тэтчер или Рейган, теперь это скорее Меркель или Баррозо. Но те послания, которые они несут, ментальность и способы борьбы не изменились со временем. И разрушения, вызванные чумой XIV века и чумой века XXI, весьма похожи. Безусловно, в наше время в Европе смерть из-за долгового бремени — явление достаточно редкое по сравнению с тем, что происходило в Африке тридцать лет тому назад. Речь здесь скорее идёт о причинении огромного вреда когда-то процветающим экономическим системам европейских стран.

Теперь мы можем поговорить о «структурной реформе». «Реформа» — вполне безобидное название определённых экономических мер, навязанных богатыми странами-кредиторами Севера менее развитым странам Юга, которые мы теперь называем странами третьего мира. Многие из вышеупомянутых стран влезли в огромные долги, в то время как их многочисленные цели оказались нереализованными. Иногда эти займы просто оседали на личных счетах тогдашних лидеров (скажем, Мобуту или Маркоса), а их страны оказывались в долговой яме. Возвращать долг в песо, реалах, седи или другой подобной валюте было нельзя: кредиторы хотели доллары, фунты стерлингов, немецкие марки…

Кроме того, процентная ставка по займам, взятым этими странами, варьировалась; в самом начале она была низкой, но астрономически выросла начиная с 1981 года, когда Федеральная Резервная Система сообщила о том, что грядёт конец эры дешёвых денег. Когда в таких странах, как Мексика, возникла угроза дефолта, министрам финансов, ведущим банкирам и государственным чиновникам во всём мире пришлось проводить бессонные выходные и, питаясь фастфудом, на скорую руку составлять план действий в чрезвычайных обстоятельствах.

Всё течёт, но ничего не меняется. Прошло уже много лет, а встречи на высшем уровне, направленные на преодоление кризиса, по-прежнему сменяют одна другую. Сейчас мы можем наблюдать это в Брюсселе, и рекомендации, который мы там слышим, будут практически прежними: вы получаете помощь лишь в обмен на взятые на себя обязательства строго соблюдать установленные требования. Когда-то это уже отозвалось эхом неолиберального «Вашингтонском консенсуса». Теперь это называется более точно — «пакетом мер по строгой экономии». Но меры при этом предлагаются одни и те же. Распишитесь, пожалуйста, вот здесь — кровью.

Для стран Юга в этих контрактах оговаривается следующее: «Требуется сократить производство продукции и увеличить объём зерновых культур, что должно повысить денежный доход. Необходимо приватизировать государственные предприятия и развивать сферы деятельности, связанные с иностранными транснациональными корпорациями и направленные на получение прибыли, в особенности это касается сырья и отраслей добывающей промышленности, лесной и рыболовной отраслей. Нужно резко сократить кредиты, отменить субсидии и социальные льготы; осуществлять шаги в направлении платной медицины и образования; поставить на экономические рельсы торговлю, что позволит зарабатывать конвертируемую валюту. Ваши главные обязательства — перед кредиторами, а не перед людьми».

Теперь настал черёд Европы. Южной её части, а также Ирландии неустанно повторяют: «Вы жили не по средствам. Теперь нужно платить». Правительства покорно следуют указаниям, а людям в этих государствах зачастую кажется, что они должны немедленно расплатиться по долгам, ибо долг суверенного государства — то же самое, что и долг семьи. Но этого не происходит. Правительство накапливает свои долги, выпуская облигации. Эти облигации покупаются, главным образом, институциональными инвесторами, например банками, получающими годовые процентные выплаты. Эти выплаты — низкие, когда риск дефолта низкий, и высокие, когда этот риск высок. Вообще же для любой страны абсолютно нормально, желательно и даже необходимо иметь долги. Это не должно вызывать совершено никаких проблем, а лишь давать преимущества, если средства разумно инвестируются на продолжительный срок в таких отраслях, как образование, здравоохранение, если это касается социальных гарантий и компенсаций, устойчивой инфраструктуры и так далее.