Читать интересную книгу Беглец - Николай Дубов

В кухню вошла женщина, вслед за ней Семен. Юрка вскочил и сказал:

— Здрасте, тетенька.

— Здравствуй, — безразлично ответила женщина, но Юрке показалось, что ответила она неприязненно. Почему Семен называл ее старухой, если она совсем еще не старая?

Должно быть, Семен уже все рассказал жене про Юрку, она не удивилась и ни о чем не спрашивала, молча собрала на стол.

— Садись, подрубаем, — сказал Семен.

— Так я же ж сытый, — застеснялся Юрка. — У меня уже и места нет…

Место нашлось. Тем более, что холодный борщ, забеленный кислым молоком, был очень вкусный.

— Ты энзе-то вытащи, теперь уже не понадобится, — сказал Семен.

Юрка покраснел и выложил на стол зачерствевшие в кармане куски. Он хотел есть борщ с ними, чтобы не брать хлеб из миски, но жена Семена бросила их в большую корчагу возле печи.

— Раскладушку еще не убрала? — спросил жену Семен. — Вот и ладно. Ложись, солдат, спи, а я пойду к начальству.

Юрка разделся и вытянулся на раскладушке. Какая же она была мягкая и удобная после скамеек и лежаков…

Жена Семена взяла рубашку, осмотрела и скомкала.

— Скидай трусы, небось не чище.

— Да ну, тетя, не надо, что вы будете…

— Скидай, скидай без разговоров!

Когда Юрка проснулся, солнце было высоко, на спинке стула висели чистые трусы и рубашка.

— А когда вернешься? — спросила в кухне жена Семена.

— За день не обернуться, — ответил Семен. — Дня два, не меньше, а то и три… А, солдат, вовремя — надо завтракать и ехать.

Юрка всласть наелся вареной картошки, заправленной салом.

— Дело такое, — сказал Семен, — поскольку ты домой не хочешь, тебе и здесь быть нельзя — дознаются в два счета. Верно? — Юрка кивнул. — Посылают меня в Симферополь. Никогда не был? Поедем вместе. Город что надо, куда Евпатории… А по дороге завернем в совхоз «Виноградное». Там у меня сеструха живет. Муж у нее — сукин сын: два года назад сбежал, оставил ее с ребятенком. Ему пятый год, а детсада нет. Идет на работу, его — под замок. А он мало чего натворить может… Понимаешь? Ну вот, поживешь у них. Она небось рада будет, что за Васькой есть кому присмотреть…

— Ой, — сказал Юрка, — да я все-все буду делать! Что ни скажет — сделаю…

— Ну, там посмотрим… Надоест, захочешь домой — отвезу. Нет — время пройдет, они тут поостынут, я подход найду, выправим тебе документы, там и учиться можно, школа есть. Они, думаю, согласятся, им-то что: одним ртом меньше… Ну как, подходит?

— Спрашиваешь! — сказал Юрка.

— Тогда — по коням! Только сначала на бригадный двор заедем…

На бригадном дворе Семен остановил машину, ушел в кузницу. Юрка остался сидеть в кабине.

Возле входа в подвал уже стояли трое мужиков. Пришла горбатая Алка, открыла дверь, и мужчины спустились в подвал вслед за ней. Припадая на деревянную ногу, прошел Роман Заруба.

— Роман! Дяденька Роман! — закричал Юрка, высунувшись из кабины.

Роман приостановился и оглянулся.

— Отпустили тебя, ничего не сделали?

— А на черта я им сдался?.. — На лице Романа появилось подобие улыбки. — Еще и домой отвезли. На машине…

Роман заковылял дальше и снова приостановился.

— Слышь, Жорка! Как там твой старик?

— А что?

— Да мы тут здорово врезали с ним, так он вроде чуть не перекинулся…

Он подождал ответа, но Юрка не знал, что ответить, и Роман заковылял дальше, к подвалу.

Семен принес на плече заново обтянутую рессору, закинул ее в кузов. «Газон» миновал кладбище, виноградник и выехал на шоссе. Сердце Юрки екнуло. Все было, как тогда, когда они ехали в Гроховку с Виталием Сергеевичем: Дочка, запряженная в телегу с бочкой, обмахивалась хвостом, мамка и Федор сгребали лопатами гравий, дед покуривал, свесив ноги в кювет. Не было только папки и Виталия Сергеевича…

Теперь уже Юрка не стал прятаться, но на всякий случай отклонился от окна. Мамка выпрямилась и безучастно посмотрела на машину. Юрку она не увидела, но сам Юрка успел рассмотреть ее лицо и поразился, как оно вдруг, и без того худое, еще больше осунулось и постарело. Это, наверно, оттого, что папка заболел. Так что ему, первый раз? Он же всегда после выпивки болеет. Отлежится и опять начнет… А если он лежит, может, даже спит, это Юрке на руку…

— Ты останови около дома, — сказал он Семену, — я подошлю Славку, чтоб он хоть куртку вынес, а то что я в одной рубашке…

— Правильно, — кивнул Семен, — куртка не помешает.

На дедовой двери висел замок — видно, Максимовна ушла в Ломовку к сыну. В холодке, стоя спиной к дороге, стирала Нюшка. Дверь их комнаты была распахнута. Семен остановил машину, Юрка спрыгнул с подножки. Жучка бегала по ограде, гремела цепью и скулила. Опять никто не налил ей воды и не дал поесть… Эх, пацаны!

На берегу, у самой кромки воды, слепящей солнечными зайчиками, бегали три крохотные фигурки. Пошли купаться. Как же теперь добыть куртку? Бежать к ним, потом обратно… А если Семен не захочет столько ждать? Юрка оглянулся на дорогу и решительно повернул во двор, к дому. Не удастся, так убежит без куртки, папке его не догнать… Он заглянул в открытую дверь. Папкина постель была смята, но пуста. Сидит где-то на солнце или тоже пошел купаться? На всякий случай Юрка неслышно, на цыпочках поднялся на две ступеньки. Из комнаты не доносилось ни звука. Юрка шагнул через порог, и внутри у него все оборвалось. Папка сидел в углу за столом и, высоко подняв голову, смотрел на него.

Юрка хотел броситься обратно, сломя голову бежать на дорогу и не мог, ноги приросли к полу, будто папка своим взглядом пригвоздил его к месту. А папка не закричал, не вскочил, продолжал так же пристально, напряженно смотреть на Юрку, только руки его непрерывно шевелились. Они торопливо скользили, шарили по столу. А на столе ничего не было, только лежала пачка «Памира». Папка нащупал ее, засунул пальцы внутрь и скомкал — она была пустая. Он хотел отбросить, но снова развернул, лихорадочно пошарил внутри и бросил в сторону. И все время, не отрываясь, смотрел на Юрку напряженным, неподвижным взглядом… Почему же он не кричит, не бросается его бить? Или уже не сердится, все забыл? Как же, забудет он…

Папка отодвинул стол, все так же высоко задрав голову, опустился на четвереньки и начал шарить по полу, искать. Юрка догадался: он ищет сигарету. Но что ее искать, если вон она лежит прямо на глазах возле плинтуса, а на второй полке этажерки на книжках лежат две пачки «Памира»?..

Юрка ничего не понимал, но почему-то ему стало невыносимо страшно. Он попятился, половица скрипнула.

— Кто там?

Папка вскочил и прислушался, только смотрел он теперь не на Юрку, а в сторону, на стену.

— Славка, Митька! — окликнул папка. — Я тут сигарету уронил, никак не найду…

Юрка стоял затаив дыхание, боясь еще раз шевельнуться.

Задрав голову, вытянув перед собой руки, папка пошел, но не к Юрке, а туда, куда смотрел, — к стене, наткнулся на табуретку, она с грохотом упала, папка остановился.

— Ребята, где же вы? — сказал папка. Голос его стал какой-то отчаянный, чуть не плачущий.

Сам не зная почему, Юрка вдруг подошел, поднял сигарету и протянул отцу.

— На.

Отец обернулся и, глядя на Юрку, спросил:

— Это ты, Слава?

— Нет, это я, — сказал Юрка.

— Сынок… — Голос папки задрожал. — Ты вернулся, сынок…

Он пошел к Юрке, вытянув руки. Юрка подсунул ему сигарету, но отец ее тут же упустил, ухватил его за руку. Он не схватил, он ухватился за Юрку. Вот так же хватался за него Славка, когда Юрка учил его плавать, а тот боялся утонуть и отчаянно цеплялся за него…

Отец одной рукой держался за него, а другой лихорадочно ощупывал, гладил его локоть, плечо, голову.

— Сынок, ты пришел… А я вот не вижу. Совсем ничего не вижу. Даже света…

Он держался за Юрку, а смотрел поверх него, куда-то в пустоту.

— Может, еще вылечат? — сказал Юрка.

— Нет, — сказал папка. — Мать возила меня и в Черноморск, и в Евпаторию… Врачи говорят, уже всё, конец… Я знаю. Мне еще в госпитале военврач сказал: чуть что, и конец…

Из широко открытых глаз его потекли слезы, застряли в многодневной щетине на подбородке, нижняя челюсть задрожала. И у Юрки тоже почему-то задрожала нижняя челюсть. Он сцепил зубы, подвел отца к табуретке.

— Садись.

Он потянул руку, отец еще отчаяннее вцепился в нее.

— Куда ты?

— Пусти, я тебе сигарету дам.

Он подал сигарету, нашел спички. Отец напряженно прислушивался к его шагам, только когда Юрка поднес зажженную спичку, немного успокоился и жадно затянулся.

— Сиди, — сказал Юрка и пошел к двери.

— Сынок! Куда ты, сынок? — закричал папка.

Юрка спустился с крыльца. На мелководье, расплескивая солнечные зайчики, взапуски бегали три крохотные фигурки. Пацаны… Теперь их тут и вовсе замордуют, затуркают. Будут расти, как бурьян, без призора… На мамке теперь все. А что она одна сможет? А отец так и будет мыкаться в четырех стенах, вытянув перед собой руки, натыкаясь на все и падая…