Темплар, хотя ничего другого Урик и не мог прислать сюда — впрочем, может быть и нет, подумал Павек, наклонившись над телом и внимательно разглядывая странное существо, которое нашел Руари. Без сомнения это была женщина: тонкая, даже еще более худая чем Руари или полнокровный эльф, но не эльф, совсем не эльф. Ее кожа была совершенно чистой и белой как соль; похоже это ее естественный цвет, и он не изменился, несмотря на все тяжести пути через Кулак. Павек не смог сказать, были ли метки около ее глаз нарисованы или нет, на сами глаза были широко расставлены, а на лице была маска, которая покрывала все ее лицо, не давая возможность раасмотреть ее даже в профиль. Он никогда не видел никого, похожего на нее, но был уверен, что она была-Новая Раса.
— Что? — спросил Руари, чье любопытство наконец успокоилось.
— Вонючки, — вмешался Звайн. Он перестал обыскивать трупы, но не подошел, чтобы присоединиться к ним. — Будьте остожны, это животные для арены. Они сделаны, а не родились. У них есть когти, зубы и еще другие штуки, которых не должно быть у нормального человека. Вонючки.
— Большинство из них, — согласился Павек, слова прозвучали намного умнее, чем он сам ощущал себя, и Павек спросил себя, а не знает ли парень что-то такое, чего не знает он. Белокожая женщина в маске и обтягивающем платье казалась скорее слабой, чем сильной и жестокой. И хотя колесница его судьбы и повернула в другую сторону, а внешность не означает ничего, но если это та самая женщина, которую почувствовала Акашия, он хотел бы сохранить с ней мир, и чем дольше тем лучше. — Они остаются животными, если они сделаны из животных. Но если они сделаны из мужчин и женщин, они становятся людьми, но другими. И не все из них сами решают идти в Башню. Некоторые идут; у них на это есть причины, я полагаю. В основном это рабы, которых в цепях ведут на юг; те немногие, которые остаются в живых, возвращаются обратно. — Раз за разом, в течении деяти лет, которые он был темпларом, гражданское бюро перерывало все рабские рынки, в поисках худших из худших, приготовлнных для отправки в мистическую башню. Может быть они и спасли несколько рабов от преобразования, но они никогда не сделали ничего, чтобы помочь тем, которых уже преобразовали.
— Приходят — откуда? Возвращаются — как? Что за Башня? — давил Руари. — Я знаю эльфов и полуэльфов; она ни то, ни другое. Ветер и огонь, Павек, ее кожа — у нее есть чешуйки! Я чувствую их. Что это за раса, где мужчины и женщины имеют чешуйки?
Павек покачал головой. — Только она, я подозреваю. Я видел не слишком многих из них, но никогда не видел двух одинаковых-Но ты сказал, «Новая Раса».
— Они все «Новая Раса», потому что все они, мужчины, женщины или животные приходят из одного и того же места, с юга. Где-то на юге есть место — Башня — которая берет то, что находит, и изменяет их во что-то другое-Сделанные, не родившиеся, — эхом отозвался Звайн.
Павек вздохнул. Они оба были молоды. Один из них видел слишком много; второй — недостаточно много. Все мужчины сделаны, все женщины тоже. Поговори с любым темпларом. — Сделанные, не родившиеся. Ни у кого из них нет ни матери или отца, ни сестры или брата. Но они умирают. Как любой из нас.
Руари пожал плечами. — Она не умерла. Я слышу — чувствую — ее дыхание. — Он опять пожал плечами и скрестил руки на груди.
Ее глаза были закрыты, он лежала совершенно неподвижно, руки и ноги были так вывернуты, что Павек мог бы поклясться, что самое худшее уже произошло. Он не мог использовать свою силу друида здесь, так далеко от рощи, да он ничего и не знал об исцелеляющей друидской магии, но Руари был вполне умелый друид; он знал достаточно, чтобы сохранить ей жизнь до тех пор, пока они не принесут ее к Акашии.
Встав на колени рядом с женщиной Новой Расы, он вытянул руки над ее грудью и посмотрел в освещенные луной глаза Руари. — Помоги мне. — К сожалению слова не прозвучали, как приказ. Руари пожал плечами и отвернулся, чтобы не встречаться взглядами. — Ты не прав Ру, — холодно сказал Павек. Он аккуратно размотал длинные, темные ленты материи, которыми женщина обмотала свою голову и плечи, положил свои большие мозолистые руки на щеки, собираясь повернуть ее голову и открыть защелки маски.
— Нет! — закричал Звайн.
Парень наконец-то подошел к ним и стоял рядом с демонстративно не желающим помочь Руари. Если бы у него были достаточно длинные руки, Павек схватил бы их обоих за уши и столнул бы их упрямые трусливые черепа вместе. Он может сделать это, и однажды сделает, собственными руками.
— Не прикасайся к ней!
Будь он проклят, но поступит он так, как хочет. Павек коснулся ее холодной белой кожи и обнаружил, что она действительно чешуйчатая, в точности как предупреждал Руари, но прежде, чем он смог повернуть ее голову, кто-то ударил его сбоку и опрокинул его на спину. Судя по силе удара, его ударил Звайн. Слепой гнев затуманил глаза и разум Павека, он вскочил на ноги, с рычанием вцепился в шею паренька и начал сжимать трясущиеся пальцы.
— Она ударила тебя, Павек, — отчаянно выкрикнул Звайн. Он был крепкий, жилистый малец, но его руки едва смогли обхватить могучие запястья Павека, а освободиться он не смог бы никогда. — Она ударила тебя. Я уже видел, как она делала это. Я уже видел ее, Павек, много раз.
Со вздохом ужаса Павек услышал слова мальчика, а потом увидел, что он сам делает. Вся его сила исчезла вместе с гневом. Бессильные ладони на концах бессильных рук ударились о бессильные бедра. Звайн отбежал назад, потирая шею, но в остальном был совершенно цел, не пострадав от нападения на себя.
— Где ты ее видел?
Похоже, что стыд — заразная вешь. Звайн уткнул подбородок в грудь. — Я же сказал тебе, она вонючка. Я сказал тебе. Она приходила — ты понимаешь — в этот дом, почти каждую ночь.
Павек выдохнул из себя последние следы гнева и возбуждения. — Экриссар? Ты видел ее, когда жил в доме Экриссара? — Он выругался последними словами, когда мальчишка кивнул.
— У нее есть сила, хотя он так и не понял, откуда она берется, и она очень не любит, когда кто-нибудь касается ее маски.
— А что она делала в доме Экриссара? — спросил Руари злым голосом сквозь сжатые зубы, его пальцы тоже сжались, образовав небольшие, но увесистые кулаки. Он не забыл и не простил того, что случилось с Акашией в доме Экриссара; впрочем, как и они все. Лорд Хаману заставил своего высшего темплара — свою домашнюю зверюшку — заплатить страшную цену за предательство, но не удовлетворил жажду мщения в сердцах квиритов.
Звайн не ответил на вопрос. Он вообще предпочитал не отвечать ни на один вопрос о Элабоне Экриссаре или о его жизни в Доме Экриссара. Акашия помнила его по ночным допросам. Для нее этого было вполне достаточно, но Павек, который знал мертвые сердца лучше ее, подозревал, что Звайна пытали и мучали как и саму Акашию, только более мягко.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});