Это мнение имеет и своих оппонентов из числа как теоретиков, так и практиков, полагающих, что правовые знания для участников уголовного судопроизводства не могут быть отнесены к специальным[122].
По одному из уголовных дел, фабула которого была в целом аналогична приведенной А.А. Эксархопуло, суд отказал в удовлетворении ходатайства защитника подсудимого о приобщении к делу полученного им заключения специалиста в области коммерческого права и в его допросе, мотивируя свое решение именно тем, что данные знания не являются специальными.
Нам такая позиция представляется необоснованной. Юридические (правовые) знания как специальные в уголовном судопроизводстве, по нашему глубокому убеждению, имеют право на самостоятельное их использование для установления обстоятельств, подлежащих установлению по уголовным делам. Это касается в первую очередь преступлений, относительно которых диспозиции предусматривающих за них ответственность уголовно-правовых норм являются бланкетными[123] (а таковыми является большинство должностных и служебных преступлений экономической и коррупционной направленности).
Иное дело – и здесь мы полностью согласны с В.Г. Ульяновым, – что на разрешение привлекаемых специалистов в отдельных отраслях права непозволительно ставить «чисто» уголовноправовые и уголовно-процессуальные вопросы: о квалификации преступления, о законности (незаконности) действий[124] (нам факты постановки на разрешение «правовых специалистов» таких вопросов, заметим, не известны). Их решение, несомненно, входит в исключительную компетенцию следователя и других профессиональных субъектов уголовно-процессуального исследования преступлений.
Однако вопросы, какими нормативными положениями соответствующей отрасли права, действующими в момент совершения исследуемого деяния, чиновник должен был руководствоваться, в чьей нормативно установленной в то время компетенции находилось решение проблемы заинтересованного в том лица, оценка с позиций отраслевых правовых норм обоснованности действий, в том числе экономического характера, определенного чиновника и т. п., далеко не всегда могут быть разрешены самим субъектом такого исследования без привлечения специалистов.
Попутно заметим, что, насколько нам известно, ни у кого из исследователей не возникает сомнений в правомерности постановки на разрешение судебно-экономической экспертизы такого, в частности, вопроса: «Не допущено ли в бухгалтерском учете фонда оплаты труда за период (обозначаются границы исследования) работников конкретного подразделения предприятия (или при оформлении конкретного расчетного документа) отступлений от установленных норм и правил (курсив наш. – О.В.), в чем они выразились и как повлияли на реальность балансовых остатков предприятия на определенную дату?»[125]. Однако разве приведенная формулировка сама по себе не предполагает необходимость разрешения экспертом, как об этом писал еще в 1964 году И.Л. Петрухин[126], сугубо правовых вопросов (об установленных, следовательно, юридических нормах и правилах, регламентирующих изложенную проблему)?
Если для обоснованного разрешения возникшего правового вопроса требуются сложные исследования правовых источников, тем более в случаях наличия в них противоречий и лакун (применительно к расследуемым обстоятельствам), специальные правовые знания подлежат привлечению в виде назначения экспертизы; если необходимо знать мнение (суждение) юриста-профессионала в соответствующей (вновь подчеркнем, некриминалистической) отрасли права, его знания вовлекаются в уголовный процесс в виде его заключения как специалиста в смысле, придаваемом этим понятиям статьей 80 УПК.
Особую сложность в ретроспективной следственной ситуации представляет расследование фактов дачи/получения взяток за законные действия (а также других должностных и служебных преступлений, связанных с совершением законных действий).
Заместитель директора управления финансов одного государственного учреждения принимал в пределах своей служебной компетенции решение о приобретении строительных материалов и топлива в тех организациях, где он либо сам являлся одним из учредителей, либо его родственники. Стоимость поставляемых материалов на 15–20 % превышала среднюю по региону. Оплата поставленных ценностей осуществлялась путем передачи приобретенных этим государственным учреждением векселей, которые на самом деле погашались преступниками, а вырученные средства делились.
А.М. Каминский, из работы которого заимствован данный пример, отмечает, что в литературе, посвященной этим проблемам, подобные факты определяются как «коррупция по закону» или «коррупция в соответствии с правилами»[127].
Дело в том, что если действие, выполненное должностным лицом в интересах заявителя, в сути своей являлось противоправным, а тем более в прямом смысле незаконным или выполненным с грубым нарушением соответствующих процедур, то это объективно подтверждает показания последнего о даче им взятки, что, в свою очередь, естественным образом существенно облегчает осуществление уголовного преследования данного лица.
Однако, когда эти действия были законны или носили, например, характер общего покровительства по службе, а потому не влекли за собой возникновения следов, материально (документально) свидетельствующих об удовлетворении должностным лицом интереса заявителя именно за взятку, расследование таких фактов представляет особую сложность.
Так, к примеру, С.А. Машков, описывая конкретное уголовное дело в отношении взяточника-судьи, отмечает, что подсудимый получал взятки за постановку мягких приговоров и назначение осуждаемым наказания, не связанного с лишением свободы; при этом приговоры им выносились в рамках закона и не было оснований для их отмены[128].
Даже если названный заявителем предмет взятки будет у подозреваемого обнаружен (установлен факт оказания ему услуги имущественного характера), обычная в таких случаях его версия, что он возместил заявителю стоимость данного предмета (оказанной услуги), практически неопровергаема. Единственному в таком случае доказательству обвинения – показаниям заявителя противостоит не менее веское с позиции презумпции невиновности доказательство в виде «отрицательных» показаний подозреваемого в получении взятки.
Более того, возьмем на себя смелость предположить – и это подтверждается как опубликованной, так и неопубликованной следственной и судебной практикой, – что в рассматриваемой ситуации по заявлению одного лица о даче им взятки за законные действия изобличение оговариваемого им чиновника, как правило, невозможно.
Однако столь пессимистический на первый взгляд вывод отнюдь не свидетельствует о бесперспективности расследования подобных уголовных дел. В качестве основной версии таких расследований должно быть предположение о том, что (как выражаются следователи) «если человек взяточник, то это надолго». Иными словами, версия, что сообщенный заявителем факт дачи им взятки за законные действия далеко не единственный в «трудовой биографии» данного должностного лица.
А потому алгоритм направлений расследования в этой ситуации должен, как представляется, состоять из следующих двух шагов:
а) проверка версии о получении заподозренным взяток за выполнение им аналогичных законных действий в интересах других лиц;
б) установление отсутствия связи между этими лицами, наличие которой могло бы свидетельствовать о единстве их умысла на ложный оговор данного должностного лица во взяточничестве.
Проиллюстрируем сущность этих методических особенностей расследования взяточничества за законные действия в ретроспективной ситуации примером из собственной следственной практики.
Уголовное дело, возбужденное в отношении Точкина по факту совершения им ДТП, повлекшего тяжкие последствия, следователем Кусеневым было прекращено в порядке пункта 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ (за отсутствием в его действиях состава преступления).
Несколько недель спустя Точкин обратился в прокуратуру с заявлением, в котором сообщил, что за прекращение дела он дал следователю взятку в размере 1000 долларов США, ибо в противном случае тот обещал направить дело в отношении его в суд. Сам факт своего обращения в прокуратуру Точкин объяснил тем, что, ознакомившись с материалами дела и проконсультировавшись с адвокатом, он убедился, что в произошедшем ДТП его вины нет, а потому следователь просто обязан был прекратить дело.
В рамках возбужденного по заявлению Точкина уголовного дела в первую очередь было изучено прекращенное в отношении его дело (изъятое в числе других уголовных дел из архива с соблюдением изложенных выше тактических рекомендаций по производству выемки документов). Оно показало, что решение следователя Кусенева полностью законно и обосновано.