Читать интересную книгу Теряя сына. Испорченное детство - Сюзанна Камата

Он бросает ключи на стол и снимает мокрую футболку. Он по-прежнему худой и жилистый. Он поднимает руки, и я могу пересчитать его ребра. Могу, но не считаю. Мой взгляд скользит по волосяной дорожке, идущей вниз от пупка и исчезающей в его шортах.

– Выпьешь чего-нибудь?

Было бы невежливо отказаться.

– Почему бы и нет. Стакан вина, если можно.

Он достает бутылку из холодильника, (холодильник американский, работает едва слышно), находит два бокала. Бутылка открывается без всяких проблем. Ни капли мимо, в обоих бокалах вина поровну. Наверное, у Филиппа большой опыт.

Протягивая руку за бокалом, замечаю, что она дрожит. Любуюсь прекрасным цветом вина.

Филипп поднимает бокал, потирает подбородок и говорит:

– Ну, за встречу!

Мы чокаемся. Настоящий хрусталь. Вино на вкус – дым и цветы. Пальцы ног начали гореть, но, несмотря на напряжение, я держу себя в руках.

Мы устраиваемся на уютном кожаном диване, между нами – сантиметров пятнадцать. Он притопывает ногой. Мне хочется положить руку ему на колено, чтобы он перестал.

Вдруг он вскакивает как ужаленный – забыл включить музыку, – и комнату заполнил звук виолончели, самого печального в мире музыкального инструмента. Поставив компакт-диск, он подходит к окну и отодвигает штору.

– Знаешь, – говорит он, глядя на дождь, – я очень рад, что ты приехала.

Мне хочется встать и обнять его сзади, но я подавляю этот порыв и говорю:

– Как твоя семья?

– Нуала рассталась с Ником. Я тебе не писал об этом?

– Нет. – Я помню, как восхищалась этой парой и завидовала им.

– Да. Нуала решила, что ей нужно «найти себя». Уехала в Калифорнию, бросив Ника с пятью детьми.

У меня голова идет кругом. Такое чувство, будто сейчас стошнит. Я допиваю вино и наливаю еще.

– Как она могла так поступить?

Мне кажется, что я это только думаю, а не говорю, но Филипп оборачивается:

– Не знаю. Но у меня семейка – настоящие лемминги! У них одно мнение на всех, и они поддержали ее. Сказали, она поступила правильно. – Он качает головой.

Я больше не могу слушать.

– Я потеряла Кея, – говорю, опустив голову.

– Что?

– У меня был сын, – слова даются мне с большим трудом, – и я его потеряла.

Я начинаю рыдать, и слезы льются как тропический дождь. Мой бокал опять полон. Филипп похлопывает меня по спине: «Эй, эй, все хорошо, все уже хорошо», как будто я проснулась от кошмара. По лицу текут слезы, сопли. Глаза щиплет. Вся моя тщательно распланированная процедура соблазнения летит ко всем чертям.

Он целует меня. Мне легче переспать с ним, чем рассказать, что со мной произошло.

В Джакарте утро, в квартире вкусно пахнет кофе. Суматранским, конечно. Я возлежу на кровати, на которой уместились бы четверо. На ковре разбросаны подушки с этническим узором. В остальном комната безукоризненна.

На комоде шеренга фотографий в рамках: Нуала, мать Филиппа, папа-доктор, близнецы. Друзей на этом алтаре нет. Друзья – это хорошо, но семья – это семья.

Никаких свидетельств прошлых отношений или одноразовых интрижек: ни забытого на дверце шкафа белья, ни серег под кроватью, – только мой чемодан на ковре, грозящий растерять свое содержимое.

Ковер такой толстый, что на нем остаются отпечатки ног. Я сдергиваю со спинки стула халат и выхожу в кухню.

– Доброе утро! – Филипп пригнул голову и выглядывает из-под нависающей над плитой вытяжки. Он возится со сковородой, готовит омлет. – Хорошо спалось?

– Угу. – Подхожу к окну и стараюсь отыскать взглядом океан. Доска для серфинга жмется к двери, словно пес, ждущий прогулки. Океана нет, одни здания.

Филипп приносит мне чашку кофе. Он подходит сзади и целует меня в шею.

– Выпей кофе, – говорит он. – Быстрее проснешься.

Он без рубашки, в саронге. На его плече – следы от укуса. Ну и ну.

Мы съедаем завтрак, и Филипп убегает на работу. Я иду к автобусной остановке, чтобы поймать такси. Мне надо в посольство Японии. Думаю, Филипп не отказался бы меня подвезти, но я должна сама справиться с этим небольшим испытанием. Я встаю в очередь под навесом. Позади меня мама с дочкой едят дуриан. Этот фрукт так отвратительно пахнет, что его вонь перебивает аромат духов женщины, стоящей впереди меня, и запах сигареты.

Люди на улице одеты очень разнообразно. Респектабельные костюмы-тройки (униформа бизнесменов, и местных, и западных), футболки со всевозможными надписями на английском, джинсы, саронги. На религиозных мусульманках – хиджаб. Я оделась довольно консервативно, в простое светлое платье. Несмотря на то что стоит удушающая жара, на мне нейлоновые чулки. Не хочу давать японским чиновникам повода отменить мою визу.

Через несколько минут к остановке подъезжает автобус с рекламой какого-то лимонада на боку. Он уже забит под завязку. Мне приходится уцепиться за петлю, за которую уже держится какой-то молодой клерк. Он не обращает на меня никакого внимания и то и дело задевает по лицу газетой. Автобус, качнувшись, останавливается, но у моего соседа прекрасное чувство равновесия – он даже на секунду не отрывает глаз от страницы.

На улицах дикое количество магазинов и бутиков. На тротуарах лоточники торгуют всякой всячиной. Женщины на шпильках цокают мимо лежащих под стенами бомжей.

Глазея в окно, я чуть не пропускаю свою остановку. В последнюю секунду мне удается протолкаться к дверям и нажать кнопку сигнала водителю. Автобус прижимается к тротуару, двери открываются. Я вываливаюсь на свободу.

Посольство Японии – чистое сверкающее здание. Ворота охраняют два хмурых индонезийца. Я сообщаю цель своего визита. Один из них берет у меня паспорт и не слишком внимательно изучает его.

«Еще один учитель английского языка», – наверно, думают они.

Когда я прохожу в ворота, за моей спиной раскрывают паспорта три индонезийки. Я слышу слово «танцовщица» и качаю головой. Не исключено, что они закончат в каком-нибудь свинском баре, в обнимку с гангстерами. В «Чача-клубе» я наслушалась историй об отнятых документах, о том, как девушки попадают в настоящее рабство. Мне хочется обернуться и посоветовать им оставаться в Джакарте.

Внутри опять толпа, но здесь хотя бы работает кондиционер. Все равно жарко. Я заполняю нужные документы, затем беру со стойки брошюру и принимаюсь ею обмахиваться.

Очереди двигаются крайне медленно. Японцы за стойками курят сигареты и штампуют бумаги. Изредка поднимают головы и смотрят на ожидающих. Когда они приходили на работу в министерство иностранных дел, то, наверное, думали, что их отправят в Бонн, Париж или Нью-Йорк.

Когда очередь наконец доходит до меня, я улыбаюсь и говорю:

–  Онэгай симасу.  – И даже кланяюсь.

Через десять минут виза у меня в кармане.

Филипп на работе, а я брожу по его квартире и размышляю. Почему он захотел, чтобы я приехала? Просто захотел поразвлечься или тут сыграла роль чувство вины передо мной? Или, может быть, он все еще меня любит?

Пока мне не за что зацепиться. Мы замечательно занимались сексом, ужинали в дорогих ресторанах. Он подарил мне букет орхидей. Да, романтично. Такой голливудский вариант. Но что-то серьезное? Мы об этом еще не говорили. Мы говорили о музыке, вулканах, серфинге, охотниках за головами с Борнео. За исключением первого вечера, мы не говорили о Кее или печальном личном опыте, предшествующем нашему «воссоединению». Возможно, у нас просто непродолжительный роман без обязательств – чтобы было потом что вспомнить.

Мне пришло в голову, что в этой квартире с одной спальней маловато места для Кея. Придется переехать. Ему может это не понравиться. С другой стороны, он всегда любил детей, – по крайней мере, говорил, что любит. Он рассказал, что, когда его сестра Нуала ушла из семьи, он полетел в Коннектикут и провел там неделю, помогая Нику. Старый добрый дядя Филипп.

Я выхожу на улицу – надо освежить голову. На меня тут же наседают бомжи и продавцы дурианов. Покупаю на лотке сатай и съедаю его тут же, под навесом.

– Вы учитель английского? – спрашивает лоточник. Я на секунду задумываюсь.

– Да. – Между прочим, могу начать все заново. В который раз.

Я рассказала Филиппу о том, что работаю в хостес-клубе. Он слушал мои истории с интересом, но хостес – явно не из тех профессий, которые он уважает. Он упомянул, что у него есть связи, что он может устроить меня секретаршей, – но мимоходом, после нескольких бокалов вина.

Облизываю губы, выбрасываю палочку от сатая в мусорный бак, говорю лоточнику «спасибо». Иду бродить дальше. Долго хожу по улицам. Натираю ногу, но приобретаю уверенность, что смогу нормально уснуть. Когда Филипп возвращается, я сплю.

– Эй. – Он перекатывает меня на спину и целует в губы.

Я обнимаю его за шею и тяну к себе. Но у него другие планы.

– Эй, погоди. Вставай. Опоздаем на самолет.

Я не без труда открываю глаза и вижу, что возле двери стоит дорожная сумка. Рядом с ней – моя доска для серфинга.

– А куда мы едем? – У меня в голове мелькает мысль, что он отправляет меня обратно в Японию.