class="p1">Как можно быть женатым на такой роскошной женщине и при этом желать другую, подумалось Софье.
- О чем? – слегка приподняла бровь Соня.
- Ты понравилась шейху, - тихо произнесла она.
- Уверяю Вас, я не приложила к этому не малейшего усилия, - пожала плечами Софья.
Лейла тихо рассмеялась.
- Ты видимо, не понимаешь ничего, - усмехнулась красавица, - От твоего желания здесь ничего не зависит.
- Что Вы хотите от меня? – удивлено спросила девушка.
- Уступи ему, - ответила Лейла, - Тогда он быстро потеряет к тебе интерес. Так было со всеми другими.
Софья даже задохнулась от этих слов.
- Как можно? Я люблю другого, и не могу даже помыслить о том, чтобы отдаться другому мужчине.
- Он получит свое так или иначе, - пожала плечом восточная красавица, - Вопрос только в том, как долго ты сможешь удержать его внимание. Если ты поступишь достаточно мудро, он быстро забудет о тебе, а я постараюсь помочь тебе вернуться домой. Сопротивляясь ему, ты только разжигаешь его интерес. Фархад по натуре своей завоеватель.
С этими словами она поднялась.
- Подумай о том, что я тебе сказала.
Лейла исчезла также бесшумно, как и появилась, оставив Софью наедине с ее мыслями. И мысли эти были совсем безрадостными. Где-то в глубине души Соня понимала, что жена шейха права, но стоило ей подумать о том, чтобы провести ночь в его объятьях, как все в ее душе восставало против этих мыслей. Достанет ли ей ума и хитрости, чтобы удержать его на расстоянии хотя бы еще немного времени. Надежда на то, что муж разыщет ее, таяла с каждым новым днем, но может судьба сжалится над ней, и даст ей шанс на спасение.
Утром ее разбудила Жюли. Было еще совсем рано. Заря только, только занялась над горизонтом. Свежий ветер с моря, проникая за стены дворца, шевелил листья кустарников во дворе, шелестел шелковыми занавесками над ее головой.
- Проснись, София, - тормошила ее француженка, - Тебя его высочество видеть желает.
Нехотя Соня открыла глаза, и потянулась, как кошка. Подойдя к фарфоровому кувшину на низком столике, плеснула воды в серебряный таз, и умылась. Жюли помогла ей переодеться в шаровары из синего шелка и кофточку из того же материала. Закрепив полупрозрачную чадру, девушка сопровождаемая прислугой дошла до ворот отделяющих женскую часть дворца от основной. Там ее уже ждал Абу. Не говоря ни слова, она последовала за ним. Ночью Лейла ясно дала понять ей, что ее сопротивление ни к чему не приведет, только усугубит ее положение.
Абу проводил ее в большой двор, и с поклоном удалился. Софья осталась наедине с Фархадом. Шейх держал на поводу двух лошадей. Длинноногий арабский скакун гнедой масти, явно предназначался для него, а второй была небольшая белоснежная кобылка, которая беспокойно гарцевала по вымощенному мозаикой полу.
- Доброе утро, София, - улыбнулся шейх, - Составишь мне компанию в утренней прогулке по берегу моря.
- С большим удовольствием, Ваше высочество, - отозвалась она.
- Фархад, - поправил он ее, - Называй меня по имени.
- Как скажете, - опустила глаза Соня.
За возможность проехаться верхом, она была ему благодарна. Быстрая скачка по мокрому морскому песку дарила, пусть иллюзорное, но все же ощущение свободы. Отъехав на довольно большое расстояние от дворца, они спешились и пошли рядом по берегу, ведя лошадей на поводу. Стража почтительно держалась позади на некотором отдалении.
- Не буду скрывать, что ты мне нравишься, - произнес шейх, глядя ей в глаза.
- Мне жаль, что не могу ответить Вам тем же, - тихо почти прошептала Софья.
- Это ничего не меняет, - нахмурился Фархад.
Соня подняла голову, и с вызовом посмотрела в черные глаза.
- Вы мужчина и сильнее меня. Безусловно, Вы можете меня принудить, но при этом получите только мое тело. Моя душа и сердце принадлежат другому человеку.
- Твоему мужу? – усмехнулся он, - Даже, если ты никогда больше не увидишь его? Ты думаешь, он будет хранить тебе верность? Ты, конечно, очень красива, но любой мужчина не сможет обходиться слишком долго без женщины, если конечно он не евнух и не монах.
Его слова больно ранили ее в самое сердце. Он озвучил то, о чем она думала долгими ночами, мучаясь сомнениями.
- Решай, Софи, добровольно или нет, но ты будешь моей.
Ничего не ответив ему. Соня взлетела в седло, и развернув кобылку, послала ее в галоп, возвращаясь во дворец. Непролитые слезы жгли глаза, душили ее, не давая вздохнуть полной грудью.
Василий и Никита проследовали до самого Крыма, но на след араба, увезшего Софью, напасть так и не удалось. Ни чудовищная усталость, ни сон урывками, ни непереносимый зной не могли остановить его. Только лишь война стала непреодолимым препятствием на его пути. Продвижение дальше было невозможно. Россия вступила в кровопролитную войну с Османской империей, и на пути князя оказалась территория военных действий. Скрипя сердцем, Воронцов вынужден был вернуться домой. К тому же предпринять путешествие в Шараджу без должной подготовки было равносильно самоубийству. По возвращению в усадьбу Василия Андреевича ожидало грозное письмо от императора с требованием без промедления явиться ему пред светлые очи государя. Не посмев ослушаться, Воронцов собрался в столицу.
До государя-императора дошли слухи о скандале, возникшем в семействе светлейшего князя Воронцова, посему разговор, состоявшийся между государем и князем с глазу на глаз, был весьма неприятного свойства. Император выразил свое недовольство браком, заключенным между светлейшим князем и дочерью беглой холопки, что совершенно невозможно. Высочайшим повелением Василию Андреевичу велено было об этой блажи забыть, брак считать недействительным и, дабы употребить его рвение на благо отечества отбыть в Бендеры в расположение вверенного ему полка. Единственной уступкой со стороны государя было дозволение императора признать законным наследником князя сына Алексея.
Вернувшись из столицы, Воронцов два дня беспробудно пил, не желая ни с кем разговаривать, а на третий отбыл в Бендеры вместе с приказом государя. Душа металась между единственной любовью жизни его и чувством долга.
Наступил конец августа. Россия вела беспрерывные кровопролитные жестокие бои с турками под командованием генерала Михельсона. Его светлость князь Воронцов на протяжении всей военной компании пребывал в весьма мрачном расположении духа. И пусть Софья по закону больше не была его женой, тревога о ее судьбе не отпускала ни на минуту. Собственное бессилие и невозможность хоть что-нибудь предпринять не давали ему покоя