Читать интересную книгу Гнездо орла - Елена Съянова

На вопрос Гитлера Лей хотел ответить, что для сочетания предательства и жестокости всегда можно найти эффектное слово, но уж лучше переправить его в арсенал секретных служб Гиммлера, а не в словарь национального вождя. Но он вовремя сдержался.

— Боюсь, что ассоциации еще не устоялись, — рассеянно произнес он.

Гитлер понял. Тень прошла по его лицу, не изменив общего довольного выражения. Чувствовал он себя прекрасно, горло больше не беспокоило.

Этот вечер был последним накануне «второго скачка» (первым была рейнская операция), который потребует от него напряжения всех сил. Сегодня еще можно было позволить себе расслабиться и отдохнуть в обществе красивых женщин и чистеньких воспитанных детей.

Предприимчивая Анхен предложила поиграть в «исторические карты». Игру придумала для детей Маргарита; масти в ней обозначались историческими эпохами — античность, Средневековье, буржуазные революции, а фигуры — действующими лицами известных событий: полководцы, императоры, революционеры… Эти карты было интересней разглядывать, чем в них играть. В «античной» масти, например, Маргарита королевой сделала Кассандру, а в «революционной» королем Франсуа Бабефа, о котором в немецких учебниках теперь вообще не упоминалось. Наполеона же заменял у нее валет.

— Ваша мама — историческая шутница, — смеялся Адольф, изучая карты. — Или уж отделять историю от литературы, или не отделять! Я бы, впрочем, не разделял. А германскую историю ты знаешь? — спросил он Генриха.

— Только до Барбароссы, — с готовностью ответил тот. — Папа говорит, что нужно читать хроники, а не… не… — Мальчик забыл слово, которое отец употребил для характеристики некоторых современных историков-германистов.

— Да, я понял, — снова засмеялся Гитлер. — Хорошо, давайте играть. Разделимся на команды! Кто хочет в мою?

— Я! — тут же вскочил Генрих.

«Ну, мы им покажем», — подмигнула Юнити Анхен, которая с некоторым удивлением посмотрела на брата.

— Ты заметила, как меняется мальчишка? — шепнул довольный Роберт на ухо Маргарите. — Ему нужно мужское общество, а не твои парижские феминистки. Дай время, и наш сын возьмет свое! Будет волевым и крепким парнем. Только не разлучай нас надолго.

— Мы поедем с тобой в Австрию, — тихо сказала Маргарита.

Он ушам своим не поверил. Это была нежданная большая радость — показать детям предстоящий триумф.

Роберт внимательно посмотрел на Маргариту, следившую за играющими.

— Ты согласна, что нашим детям пора жить в истории, а не играть в нее? — осторожно спросил он.

Маргарита опустила глаза, но больше ничего не сказала. Роберта поразило похожее выражение на лице его Греты и Евы Браун, листающей журналы. Обеим как будто было трудно дышать.

У Маргариты это началось в последние дни. В Бергхофе словно скопился какой-то газ; вдыхая его, она чувствовала, как слабеет воля, сковывает мышцы, как она засыпает… Но окончательно засыпая в объятиях Роберта, она забывала себя. Кажется, именно теперь в ней, тридцатилетней, исстрадавшейся, поднималась та неистовая волна страсти, что опадает, лишь захлебнувшись собой.

Впервые в жизни Маргарита почувствовала, что может дать любимому полное, абсолютное наслаждение — то есть то, к чему всегда и стремилась природа его сильного, необычного организма. Значило ли это, что она получала над ним такую же полную и абсолютную власть?

В ночь на пятнадцатое он, по сути, объяснил ей, как легко замыкается и размыкается цепь их взаимной зависимости, сказав: ты любишь меня таким.

Несколько минут назад она должна была произнести другое слово: «Мы поедем с тобой в Австралию».

Роберт не понял, что Грета просто оговорилась.

Из приказа Гитлера от 11 марта 1938 года:

«Осуществить вторжение в Австрию вооруженными силами, чтобы <…> пресечь дальнейшие акты насилия над настроенным в пользу Германии населением <…>

<…> Соединениям сухопутных войск и военно-воздушных сил находиться в походной готовности не позднее 10.00 12 марта 1938 года.

<…> В интересах рейха придать нашим действиям характер мирного вхождения в страну без применения оружия и с одобрения населения <…> Однако там, где мы встретим отпор, необходимо действовать беспощадно, не жалея пуль».

Утром 11 марта Гесс и Гиммлер снова вылетели в Вену. Геринг готовился приступить к выполнению обязанностей главы государства во время отсутствия фюрера; Геббельс буквально поселился в радиокомитете, читая обращения Гитлера и собственные речи.

Йозеф был в ударе. Он делал из своих радиообращений настоящие драматические спектакли, каждое слово возводя в превосходную степень. «Самая несчастная нация на Западе теперь стала самой счастливой!» — объявил он под запись выкриков из толпы австрийцев, приветствующих вступление немецких войск «Благодарим тебя, фюрер!».

12 марта Борман записал в своем блокноте:

«…Вылетел в Мюнхен вместе с фюрером. В 10 приземлились в Обервейзенфельде. На военном грузовике выехали в штаб 7-го армейского моторизованного корпуса, расквартированного в городке Мюльдорф-на-Инне; оттуда — поход на Браунау. Здесь родился фюрер. От Браунау 90 км до Линца. Там фюрер учился».

Все шлагбаумы были подняты. Однако эти 90 км до Линца колонна немецких войск преодолевала более четырех часов: мешали толпы австрийцев, приветствующих «братьев по крови».

В Линце Гитлер произнес первую речь. На балконе гостиницы вокруг фюрера стояла такая плотная свита, что конструкция грозила не выдержать.

12 марта кортеж машин и следовавшие за ним колонны вермахта появились на улицах Вены. «Мирное вхождение» выглядело устрашающе. Но это был единственный проезд. Улицы Вены не только рукоплескали; Гиммлер имел серьезные опасения, что они могут и выстрелить. Его «оперативная группа» — дне тысячи сотрудников гестапо и СД — рассеявшись по стране, занималась арестами и «чистками». Первыми, как и в фатерланде, брали коммунистов и политических конкурентов. После назначения канцлером Зейсс-Инкварта был арестован и Шушниг.

«Как фюрер и канцлер немецкого народа и рейха объявляю историческим фактом вступление моей родины в германский рейх», — заявил Гитлер.

(Через месяц, 10 апреля, на вопрос референдума: «Ты за нашего вождя Адольфа Гитлера и тем самым за объединение Австрии и Германии, свершившееся 13 марта 1938 года?» — подавляющее большинство из семи миллионов австрийцев ответило «да». (Без комментариев.))

14 марта директор Государственного банка Австрии передал Роберту Лею коды хранилища золотого запаса страны.

15 марта австрийская армия была приведена к присяге на верность фюреру и включена в состав вермахта.

11 апреля государство Австрия было официально переименовано в Остмарк (Восточная марка).

«Какие чувства испытывал великий человек, глядя на освобожденную Вену?!» — патетически вопрошал радиослушателей Геббельс. — Ведь еще подростком он ходил по этим улицам в составе демонстраций, требуя создания Великого германского рейха, а прислужники режима Габсбургов арестовывали и мучили его!!!"

Таким образом, и вторая половина плана «Отто» также была выполнена, сломав статус-кво послевоенной Европы. На очереди стоял план «Грюн».

Утомленные вожди позволили себе короткую передышку. Гесс еще пятнадцатого улетел к жене и сыну. Геббельс, к голосу которого немцы начали привыкать, как к весеннему щебетанию воробьев, тоже уехал в горы, с Лидой. Туда же собирались и Роберт с Маргаритой (детям были обещаны лыжные катания с гор). Но накануне триумфального возвращения фюрера в Берлин, за день до планируемого вылета, Лею позвонил Гесс и спросил, не могут ли они с Гретой задержаться ненадолго.

— Он сказал, что хочет один побыть с Гели, — объяснил свою просьбу Рудольф. — Ты знаешь, во что это может у него вылиться. Нельзя его оставлять одного. Если вы не останетесь, я сегодня же сам вылечу.

— Хорошо, мы останемся. Не беспокойся, — не сразу ответил Лей.

Гитлер не любил Вену. Когда власти выслали его из Австрии, он поклялся вернуться туда только триумфатором. Но нарушил клятву один раз, приехав хоронить на венском кладбище Ангелику Раубаль, свою двоюродную племянницу, которую любил.

Ангелика застрелилась. Факт самоубийства замяли, и семья получила разрешение от властей на похороны по католическому обряду.

Тогда, в тридцать первом году, Гитлер почти сутки провел у свежей могилы, сказав сопровождавшим его Гессу и Штрассеру, что хочет сдохнуть здесь, как пес на могиле хозяина.

В Мюнхене, в квартире, где он прежде жил вместе с племянницей, ее комната все эти годы оставалась нетронутой. Туда входили лишь доверенные лица менять цветы у мраморного бюста Ангелики и вытирать пыль. Гитлер, бывая в Мюнхене, надолго запирался в этой комнате, а выходя, пугал окружающих отрешенным видом. Кто знает, как он, возбужденный, переутомившийся, поведет себя в такой близости от праха Ангелики?!