Читать интересную книгу На южном фронте без перемен - Павел Яковенко

Впрочем, сейчас нам было все равно, какая у него замечательная строительная специальность. Пули не разбирают, штукатур-маляр он, или маляр-штукатур. Нам нужны были бойцы: наводчики, заряжающие, подносчики, номера расчетов, командиры расчетов, наконец. Строители нас интересовали мало.

— Так, — сказал Вася, — перемножь шестьдесят шесть на пятьдесят пять… Вот тебе бумага и карандаш. Считай.

Боец задумался. Потом принялся грызть карандаш. Я увидел, что он вспотел.

— Ладно, — процедил Вася, — задача попроще. Прибавь к пятнадцати целым трем сотым пятьдесят одну сотую.

Солдат запыхтел, но задачу выполнил. Я посмотрел ответ. Увы, неправильно.

— Знаешь, брателло, — задушевно сказал я, — если ты будешь так считать, то будешь попадать куда угодно, кроме цели. В небо, в море, в облака, в собственные войска. Куда угодно… Знаешь, тебя лучше к Дудаеву отправить. Ты им гораздо больше вреда принесешь… Короче, свободен!

Да-а!.. Через расчет пришлось пропустить практически всех. Кроме, пожалуй, тех, кто уже одним выражением лица напрочь отметал всякое подозрение в наличии развитого интеллекта. К счастью, таких оказалось совсем немного.

С трудом, но наводчиков мы набрали. Недоучившийся студент, продвинутый пэтэушник, лицо без определенных занятий и паренек, попавший в армию прямо со школьной скамьи. От них не требовалось ничего особенного, просто уметь прибавлять и вычитать. «Избранные», во всяком случае, решили несколько примеров без ошибок. Ну что нам еще требовалось?!

С командирами минометов было также нелегко. Сложность состояла в том, что определить по внешним признакам нужного человека крайне трудно. Наводчик должен уметь считать: достаточно проверить его умение, и все. Командир расчета должен заставлять подчиняться. Это с первого взгляда не определишь.

Это можно узнать только спустя некоторое время, когда лидеры проявят себя сами.

Однако времени наблюдать у нас не было. Командиров минометов нужно было назначить здесь и сейчас.

— Есть несколько сержантов, — принял решение Рац, — назначим пока их. А там потом разберемся. Если надо будет — переназначим.

С остальными номерами расчетов мы разобрались быстро. Единственная тонкость, которую нам пришлось учесть — это то, что носить минометную плиту должен человек более — менее мощный. Иначе эта тяжеленная плита погребет его под собой.

Расфасовка личного состава заняла у нас практически весь день. Было уже восемь часов, когда Вася бросил на стол ручку, сладко потянулся, улыбнулся мне, и сказал:

— Ну что? Пора домой?

— Да, да! — сказал я. — Куда пойдем? Ко мне как-то и далековато…

— Да ладно тебе, — ответил мне Вася, — пойдем ко мне ночевать. У меня две кровати в комнате, телевизор, видак. Хозяйка живет отдельно в доме, а я во флигеле… Только вот что… У сортира собака злая. Если приспичит, то сначала скажи мне. Я пойду вперед, закрою псину в будке, и тогда только проходи. А так порвет на фиг — она чужих ненавидит. Аж с цепи срывается.

Меня, конечно, этот монолог не особо воодушевил. Но уж лучше остановиться у Васи. По крайней мере, утром на службу мы с ним придем одновременно. Да и искать меня ночью у Раца никто не додумается. Так что от происков Шевцова, если они вдруг и появятся, я буду надежно защищен.

Во флигеле у Васи оказалось весьма уютно. После промозглой улицы домашнее тепло меня слегка разморило. Как только я снял берцы, сбросил бушлат, и повалился на кровать, мне нестерпимо захотелось закрыть глаза и обрушится в бездну сна.

Ну уж нет! Уж вы извините! Я не стану тратить такой вечер на пошлый сон. Это чтобы проснуться завтра и сходу отправиться на службу?! Нет уж, увольте! Сегодня вечером будет водка, в разумных пределах, несколько фильмов, насколько голова выдержит, а потом уже только крепкий здоровый сон. Не раньше.

По дороге к Рацу мы купили в вечернем магазине палку колбасы, две бутылки водки, банку соленых огурцов по-болгарски, (это когда море уксуса — я страшно люблю эти острейшие огурчики), и бутылку минералки на запивку.

Теперь, за Васиным столом, мы разложили все это богатство.

Внезапно в дверь постучали.

— Странно, — привстал Вася, — собака не лает. Эти или хозяйка, что вряд ли в такое время… Или это Левченко.

Мы прислушались к топоту за дверью. Было такое впечатление, что там сучат ногами.

— Точно Левченко, — сказал Вася. — Чего его принесло? Он же под Хасавюрт уехал!

Рац открыл двери. В комнату ввалился усталый, страшно небритый, но очень жизнерадостный капитан Левченко.

— О! — сказал он, увидев меня, — у тебя гости, Вася.

Впрочем, представляться нужды не было. Мы служили вместе во втором батальоне. Тогда Левченко был еще старшим лейтенантом, и разводился с женой, которая проживала где-то в Иркутской области. В те времена старлей был зол, циничен, и говорил исключительно афоризмами, сводившимися в основном к тому, что жизнь — это редкостное дерьмо.

Иногда, правда, он рассказывал о своем участие в погашении осетино-ингушского конфликта, и тогда несколько оживлялся. Но это было редко.

Когда наш славный второй батальон кадрировали, Левченко получил долгожданного капитана, и не менее долгожданное решение суда о разводе. С тех пор свежеиспеченного капитана стало просто не узнать: добряк, сибарит и эпикуреец в одном флаконе.

Правда, сейчас он выглядел как-то не очень весело: лицо Левченко перекосило, и правый глаз периодически подергивался в нервном тике.

— Чем обязаны? — вежливо осведомился Вася, тем временем разыскивая в глубинах древнего буфета третью рюмку.

— А-а, — болезненно скривился капитан. — Зубы! Твою мать совсем!

Все стало ясно: и кривизна лица, и невеселое настроение.

— Чего так? — спросил я.

Левченко не ответил. Сначала он пропустил стопарик, закусил острым болгарским огурчиком, и только потом открыл рот.

— Воды нет, зубы чистить невозможно, вместо хлеба — сухари. Вот у меня десны начали кровоточить, а потом зуб разболелся. Мочи нет. Я анальгина полпачки выпил, да чуть толку. Спать не могу, ходить не могу, ничего делать не могу — только вою. Как только первая машина сюда пошла, так я сразу же и рванул.

— А сейчас как? — участливо осведомился Рац.

— Да и сейчас ломит. Я вот только опять анальгина напился. Завтра утром пойду к зубному. Пусть что-нибудь делает… Хоть пусть даже вырвет этот зуб. Не жалко. После войны новый вставлю.

Чтобы отвлечь капитана от боли, да и, честно говоря, от обычного любопытства, мы начали расспрашивать Левченко о том, что творится под Хасавюртом. Рассказывал он неохотно, видно, собирался с силами, выстреливал порцию фраз, и снова замолкал, пережидая очередной приступ боли.

— Стоим уже хрен знает сколько, ни хрена не делаем… Тепло, земля не промерзла, все техникой повзмесили… Днем не пройдешь: или сапоги потеряешь, или по уши в грязи будешь, а мыться негде… Бани ни разу не видели, все грязные, все чешутся, ужас… Кормят так себе. В офицерской столовой только сыр да лук дополнительно дают, а так — та же самая сечка, килька, или резиновое мясо… Карабасов сказал, чтобы занятия проводили… Какие там занятия — в таких условиях! Болото! Грязное болото!.. И каждый день — строевые смотры. Чего строимся, зачем строимся?… От безделья все опухли совсем. Солдаты болеют: простывают, гниют… Стрептодермия эта, поганая. Живьем гниют…

Я представил эти гниющие язвы на руках, ногах, лице… Меня передернуло. Любая царапина, малейший порез в местном климате запросто мог привести к заражению. Почему-то особенно этим страдали дальневосточники. У многих из них руки были красно-зеленого цвета. Красные язвы, обработанные зеленкой. То еще зрелище!

— Сколько будем еще торчать, никто сказать не может. Ни вперед, ни назад. Обратно в расположение не отпускают, и в Чечню не вводят. Говорят, что еще не готовы. А когда будем готовы?… Ничего же просто не делаем. Слоняемся по лагерю бессмысленно, как зомби… Достало уже все!

Капитан выпил вторую рюмку, и внезапно откланялся. Я даже удивился. Не в правилах Левченко было уходить не допив все до дна, но сегодня, видимо, был особый случай.

Когда за ним закрылась дверь, я сказал Васе:

— Вообще-то здорово, что я туда не попал. Здесь, оказывается, даже лучше.

— Да, точно, — согласился со мной Вася. — Хорошо бы приготовить батарею, и чтобы сразу в Чечню. Чтобы не месить глину под Хасавюртом. Ненавижу грязь и безделье.

Я кивнул. Я тоже ненавидел грязь и безделье. Мы с Васей очень часто думали одинаково.

Рац включил телевизор и видак, и мы начали смотреть какую-то пургу о трех парнях, которым никак не давали инопланетные девушки. Или что-то наоборот?.. После хорошей порции водки в голове у меня слегка мешалось. Неожиданно я со злостью подумал, какой херней страдают эти дебилоиды в телевизоре. Отправить бы этих кретинов под Новогрозненский скажем, или хотя бы даже в тот же Хасавюрт, вот тогда мы бы посмотрели, как у них на девушек будет стоять. Если они вообще будут стоять. Я посмотрел на Васю. Он периодически клевал носом. Спохватывался, широко открывал глаза… Но было видно, что с каждым разом сил у него оставалось все меньше и меньше.