женском естестве и совершает два маленьких чуда: хлебные крошки в ее ладони превращаются в благоухающий ладан и фимиам, а древесные обрубки по ее благословению за одну ночь превращаются в «большие деревья с ветвями и листвой».
Четвертая глава – рассказ о смерти Петра и Февронии. Смерть обычно – последнее испытание святого, демонстрация его избранности. Ермолай-Еразм и здесь существенно меняет житийный мотив. Смерть героев повести демонстрирует их верность не столько Богу, сколько друг другу. Они умирают одновременно и не хотят разлучаться даже после смерти. Положенные в разных церквях, их тела дважды чудесным образом оказываются в одном гробу.
Рассказ о последних минутах героини сопровождается деталью, на которую обычно обращают внимание историки литературы, профессиональные читатели. Готовясь к смерти, героиня так и не успела окончить вышивку, но, втыкая в полотно иглу, заботливо «замотала вокруг нее нитку, которой вышивала», как будто она еще вернется к прерванной работе.
Такие «чеховские» детали обычны в литературе Нового времени, но уникальны в литературе древней. Поэтому иглу Февронии и замечают исследователи.
Формулу любви благоверных Петра и Февронии замечательно передает фраза писателя-романтика Александра Грина (которая, видимо, так нравилась ему, что ею оканчиваются сразу две новеллы – «Позорный столб» и «Сто верст по реке»): «Они жили долго и умерли в один день». Жизнеописание святых оказывается и вполне светской историей великой любви судьбой предназначенных друг для друга людей.
Но оканчивается эта история все-таки не в области новеллы, а в мире жития. Начав с молитвы, в концовке повести Ермолай-Еразм возносит хвалу героям, перечисляет главные их добродетели, фактически представляя еще один конспект повести, и трогательно напоминает о себе, признаваясь в собственной литературной неумелости.
«Радуйся, Петр, ибо дана тебе была от Бога сила убить летающего свирепого змея! Радуйся, Феврония, ибо в женской голове твоей мудрость святых мужей заключалась! Радуйся, Петр, ибо, струпья и язвы нося на теле своем, мужественно все мучения претерпел! Радуйся, Феврония, ибо уже в девичестве владела данным тебе от Бога даром исцелять недуги! Радуйся, прославленный Петр, ибо, ради заповеди Божьей не оставлять супруги своей, добровольно отрекся от власти! Радуйся, дивная Феврония, ибо по твоему благословению за одну ночь маленькие деревца выросли большими и покрытыми ветвями и листьями! ‹…› Мы же молим вас, о преблаженные супруги, да помолитесь и о нас, с верою чтущих вашу память! Помяните же и меня, прегрешного, написавшего все то, что я слышал о вас, не ведая – писали о вас другие, сведущие более меня, или нет».
Ермолай-Еразм написал притчу о человеческом счастье. Приблизительно через столетие, но в ту же переходную эпоху появилась притча о человеческом несчастье.
«Повесть о Горе-Злочастии» – произведение анонимное. Оно, как и «Слово о полку Игореве», дошло до нас лишь в одном сохранившемся списке, который был обнаружен в середине ХIХ века, через два столетия после предположительного создания памятника.
Неизвестно имя не только его автора, но и героя этой повести. Это – просто молодец, человек вообще, претерпевающий судьбу, испытуемый Горем-Злочастием.
Полное заглавие повести – «Повесть о Горе и Злочастии, как Горе-Злочастие довело молодца во иноческий чин». Язык середины ХVII века уже настолько близок современному русскому, что эту повесть, в отличие от более ранних памятников древнерусской литературы, можно читать без перевода. Может быть, лучше было ее не просто читать, а читать выразительно, произносить. Повесть написана так называемым былинным стихом, который распевали перед слушателями древние сказители.
Безымянный автор, как и Ермолай-Еразм, начинает свой сказ с библейских времен. В первой части, первом, в отличие от «Повести о Петре и Февронии», композиционно не обозначенном фрагменте повести речь идет о Сотворении мира, Адаме и Еве, грехопадении, изгнании из рая и наказании, проклятии, дотянувшемся с библейских времен до современности.
Ино зло племя человеческо:
вначале пошло непокорливо,
ко отцову учению зазорчиво,
к своей матери непокорливо
и к советному другу обманчиво.
‹…›
И за то на них Господь Бог разгневался,
положил их в напасти великия,
попустил на них скорби великия,
и срамныя позоры немерныя,
безживотие злое, сопостатныя находы,
злую, немерную наготу и босоту,
и бесконечную нищету, и недостатки последние,
все смиряючи нас, наказуя
и приводя нас на спасенный путь.
Любопытно, что, завершая вступление, автор меняет местоимение: речь идет уже не о них («И за то на них Господь Бог разгневался…»), а о нас («…все смиряючи нас, наказуя…»).
В качестве примера этой общей мысли о грехе, Божьем наказании и спасении рассказана история молодца. Она (здесь тоже возникает непроизвольное совпадение с «Повестью о Петре и Февронии») состоит из четырех частей, четырех этапов в жизни молодца, построенных по принципу «преступление – наказание». Молодец уходит из дома, забывает наставления родителей («Молодец был в то время се мал и глуп, / не в полном разуме и несовершен разумом…»), верит словам ложного друга, пьет с ним «зелено вино» в кабаке – и просыпается ограбленным, жалуясь на свою несчастную жизнь. «Житие мне Бог дал великое, – / ясти, кушати стало нечево! / Как не стало денги, ни полуденги, – / так не стало ни друга, не полдруга: / род и племя отчитаются, / все друзи прочь отпираются».
Затем молодец попадает «на чужу сторону», «на честен пир» – начинается второй этап его странствий. И здесь, рассказав о своей горькой судьбе, он получает советы, сходные с родительскими:
Доброй еси ты и разумный молодец,
не буди ты спесив на чужей стороне,
покорися ты другу и недругу,
поклонися стару и молоду ‹…›
И ты с кротостию держися истины с правдою, —
то тебе будет честь и хваля великая:
первое тебе люди отведают
и учнуть тя чтить и жаловать
за твою правду великую,
за твое смирение и за вежество,
и будут у тебя милые други,
названныя братья надежныя!
Уйдя в новую «чужу сторону», молодец снова наживает богатство, собирается жениться, но, на свою беду, на новом пиру впадает в грех похвальбы и гордости: «А всегда гнило слово похвальное: / похвала живет человеку пагуба!» Здесь-то он и оказывается на примете у Горя-Злочастия, которое преследует молодца наяву и даже во сне и в конце концов снова приводит в кабак, где он пропивает нажитое богатство (животы), снимает «платье гостиное», меняя его на «гунку кабацкую».
Последний, четвертый эпизод странствий молодца происходит у переправы,