Глаза девушки и зверя встретились, причем последние полыхнули из мрака прихожей фосфорным блеском. Кота Баскервилей видели? Наверное, подобное впечатление очень добрый и маленький, но хищный комок шерсти оказал на мою любимую. Ибо она не знала, что дома, уже давно – почитай, целый день – живет Почетный Отпугиватель Мышей второго разряда.
Она отшатнулась от оконца, и как-то жалобно произнесла:
– Толь, квартиру окропить надо… Давай священника вызовем, а?
Вообще-то, новизной эта ее идея не поражала. Ирина холила и лелеяла ее почти с самого своего вселения – ибо время от времени Морфей посылал ей какие-то невкусные, кошмарные сны. Которые она списывала то на домового, «наверняка невзлюбившего» ее, то на «плохую ауру помещения». Я же был склонен винить в этом ее всепоглощающую любовь к ужастикам. Кстати, именно из-за них она начала интересоваться старинными вещами. Правда, антиквариата в ее арсенале было пока не много – старинный фамильный перстенек с голубоватым алмазиком, прабабушкина икона, писанная на дереве, и столетняя потрепанная колода карт…
Глава семнадцатая, про достойную награду и то, что не всякое утро вечера мудренее
Удивительное рядом, но оно запрещено!
Высоцкий В. С. (Письмо в редакцию телевизионной передачи «Очевидное – невероятное» из сумасшедшего дома, с Канатчиковой дачи, 1977)
Я, наконец-то, справился с дверным замком, и мы вошли. Когда загорелся свет, Ира завизжала от восторга, увидев щурящегося на нее с подоконника Джина. Не раздеваясь и не снимая обуви, она принялась его тискать, гладить и прижимать к себе, сюсюкая. Мне, как отцу семейства, оставалось снисходительно улыбаться, испытывая заслуженную гордость за свое правильное воскресное решение. Мелькнула мысль, что было бы забавно сказать возлюбленной в такси, что у нас будет третий, и посмотреть на реакцию…
Но тогда, конечно, пришлось бы рассказать о котенке, и Ирка бы не испугалась его горящих глаз, а это значит, что, возможно, понадобилась бы легкая вечерняя порция очередных ужасов про вампиров. А я, сегодня, ни на что, кроме эротики, согласен не был. Эх, что ни говори, а все, что ни делается – к лучшему…
– У меня для тебя подарок. Завтра полгода, как мы встречаемся…
– Спасибо, он мне очень нравится, – она сияла, кутая нос в полосатую шерстку. – Как нас зовут?
– Нас зовут Джин с Толиком, – я снова за сегодня употребил это словосочетание, обещавшее стать хитом. – Но Джин – не подарок, а Главный Прогонятель Мышей! (Я до конца не определился с его титулом).
– Подарок – Густав Беккер.
– А кто это? – она немного нахмурила брови, пытаясь среди пяти-шести миллионов брендов, которые ей были знакомы, вспомнить это имя, и в испуганных глазах была видна страстная надежда: «Хоть бы это оказался не концертный рояль!»
– Он стоит в гостиной, – я протянул руку, предлагая ей войти туда и поздороваться с утренним трофеем.
Ира быстренько, немного побаиваясь увидеть очередное живое существо (сказывались Джиновы глазки), или треногого монстра, разулась и зашла в комнату…
Часы, также, как и кот, доставили ей большую радость, но немного другого рода. Впрочем, было бы странно, если бы она стала прижимать их к груди и путаться волосами в гирьках и маятнике, чувственно поглаживая стрелки…
После принятия ванны, она вышла с нахлобученным тюрбаном из полотенца и, обрабатывая пилкой ногти, поставила меня в известность:
– Может, Светка будет звонить, одногруппница моя. Я сдала тебя с потрохами, сказала, что ты у меня – компьютерный гений. А у нее что-то с компом не але.
– Уже звонила, уже починили… Желаете тайский массаж ступней? – я преданно кланялся и улыбался услужливой улыбкой официанта Сережи из «Рыцаря», но без усиков.
– Супермен, возьми меня! – Ира, восхищенная вышеупомянутой гениальностью, отбросила пилку, и повисла на мне, обхватив ногами за талию, и звонко чмокнув в шею. Так мы и отправились на свежеперестеленное ложе: я на ногах, а она на мне. Я старательно пытался одновременно не падать, целоваться и быть счастливым – и у меня все получалось!
* * *
Утром на улице опять моросило. Я осторожно пробрался к автобусной остановке по уделанному грязью асфальту. Ослепительным носкам черных туфель все же перепало – от щедрот грязных колес автомобилей, припаркованных на ночь на газонах.
Газоны эти выглядели плохо. Будто на них побывали не обычные легковушки с двигателями около ста лошадиных сил, а реальные сотни лошадей, подкованных Пирелли, шлялись тут и доедали ту скудную травку, что не успели втоптать своими мощными конечностями куда пониже. А напоследок аккуратно стряхивали весь налипший чернозем на рядом валяющийся старый асфальт. Хоть и считается, что он не валяется, а специально тут положен. Для удобства тротуарных пешеходов.
Настроение, конечно, немного осунулось. Ну, еще бы. Идете вы такой – гладко выбритый, благоухающий искрящимися переливами зелени, с нотами полыни и шалфея под мускусными аккордами «Фреш» от Версачи. Мышцы приятно ноют после легкой утренней тренировки, душа поет после любовных утех с любимой женщиной. Кожа скрипит чистотой из-за утреннего контрастного душа. Белоснежный воротничок стабилизирует шею, напоминая о том, что сорочка не просто чистая, а новая. В общем, все в порядке в стремительном туалете утреннего айтишника, все поет гимн ухоженности и аккуратности. Хоть сейчас на обложку глянцевого журнала. А тут – раз, и полнастроения пропало. Из-за этой чертовой грязи. И оказывается вдруг, что отсутствие наличия влажных салфеток – преступная халатность. Туфелькам очень бы пригодился этот простенький аксессуар.
И если бы он оказался в сумке, то можно было бы в полной мере прочувствовать свой генезис из грязи в князи. Причем ровно за три секунды и четыре взмаха рукой. Но не судьба. Стараясь отобразить лицом объявление «Не пяльтесь на мою обувь, я, в сущности, неплохой человек, хоть и в ужасно грязных туфлях», оставалось нетерпеливо ждать, когда же меня заберут от этих жутко внимательных к чужой неопрятности людей. Чтобы в сонной еще маршрутке спокойно смириться с необходимостью немного потерпеть свое несовершенство.
Кстати, оно станет совсем незаметным в салоне – никто в маршрутке не смотрит на обувь, поджатую под сидения, дабы не оттоптали. Смотрят вскользь на лица. Замирают, глядя в окно. Провожают взглядом выныривающих девчонок, раздетых в набедренные джинсы. Чтобы, наверное, лишний раз провести безмолвную перекличку полупопий на девицах – благо, граница раздела отчетливо видна и очерчена стрингами. Едва заметно шевелятся губы: «Левая, красные, правая… Левая, белые, правая… Левая… оп-па, нету!!!… правая».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});