– Сеньорита Долорес, что с вами? Вам плохо, да?
Не-а, мне хорошо. Хорошо, что не какая-нибудь «просто Мария». И вообще все классно – солнышко вот, птички на карнизе, куст роз у забора притулился. Можно, я еще немножко так посижу, а? И не надо на меня так смотреть, а то растрогаюсь и заплачу.
– Сеньорита Долорес! Может, вашего дядю позвать?
Кого позвать?
И тут я начинаю вспоминать…
…Минут через энцать (на чувство времени у меня раньше не было повода жаловаться, но после… после переноса, так, наверное, надо называть то, что со мной приключилось, оно стало меня подводить) пришел-таки дядя Хосе. То есть я без труда идентифицировала вновь прибывшего со своим (своим?) дядюшкой, но сама понимала, что давно знакомого человека так не разглядывают. Как-то само собой вспомнилось и имя мальчонки, который его привел, – Мануэль. Очень способный, за две недели выучился читать…
К этому моменту я успела встать, отряхнуть юбку (интересно, что сказали бы мои ученики, увидев меня в таком вот наряде – кирпичного оттенка юбка до пят и коричневая кофта с широкими рукавами?), еще раз осмотреться – и увидеть входящего во двор дядюшку.
К счастью, мой родственник ничуть не напоминал комедийных монахов с брюшком и красным носом. А вот для дамского романа о любви рокового красавца-церковнослужителя, связанного целибатом, и прекрасной герцогини, связанной нежеланным браком, он бы весьма-весьма…
Мне стало неловко. Потому что я вспомнила. Вспомнила то, о чем знала давным-давно, даже и не припомню, кто рассказал: постригу моего дяди предшествовала история, способная вышибить слезу даже из грубой базарной торговки. С грустью подумала: а ведь дядя мой еще молод, едва перевалило за сорок.
Почему-то захотелось плакать.
К счастью, дядюшка не обратил внимания на то, как внимательно я его разглядываю, будто бы впервые вижу (будто бы?), – он был обеспокоен.
– Лола, Мануэль сказал, что у тебя обморок. Опять?
Почему «опять»? Вроде бы я никогда…
– Нет… Нет, я просто…
Что «просто»? Села мимо стула? Ногу подвернула на ровном месте? Или решила принять пылевую ванну?..
– Сегодня немножко душно… вы не находите, дядя?
Да, придется привыкать, что я теперь – она. Лола. Мария-Долорес-Гиацинта Гарсиа. Сейчас ей… мне двадцать два, Старый Свет я покинула десятилетним ребенком, с единственным своим родственником и опекуном дядей Хосе, незадолго до этого принявшим постриг. И в пути, и в Новом Свете всякое с нами приключалось, воспоминаний хватило бы на несколько книжек в духе очень любимого мною в детстве Фенимора Купера… Мною – то есть Лесей; в мире Лолы он, если память мне (то есть Лесе) не изменяет, только родился, а до первого романа – еще лет тридцать. М-да-а, а ты-то думала, что если никаких голосов в голове, то раздвоение личности тебя миновало! Ты уж как-нибудь определись, Леся ты или Лола!
Легко сказать – определись.
Я сознаю себя Лесей. Рожденной в ХХ веке и жившей в XXI. Помню свою квартиру, свой двор, свою школу, где сначала училась, а потом работала. Помню пионерский лагерь, где подрабатывала вожатой. Помню родных и друзей… только вот даже представлять не хочу, что с ними сейчас. Это Леся не так давно прикидывала, какой «комплект попаданца» собрала бы с собой, возникни фантастическая перспектива перенестись назад на полвека… на век… на полтора. Наряду с такими нужными вещами, как аптечка, одежда, удобная и достаточно «нейтральная» в приложении к эпохе, и блокноты с информацией, почерпнутой в умных книжках, в комплект неизменно включались совершенно бесполезные, но греющие душу и – мне почему-то казалось – вселяющие надежду на возвращение вещи, как любимые бусики, которые неизменно приносили удачу на экзаменах, и плюшевая собачка, всегда и везде сопровождавшая меня с детсадовских лет.
Бусики тебе? Собачку плюшевую? Убейся об стену, идиотка!
А вот шторм, после которого я, казалось, навсегда возненавидела любую воду, кроме той, что в кружке, бесконечная дорога, ощущение постоянной опасности – уже не столько страх, сколько неизбывная, какая-то звериная, тоска, заболевший и умерший младенец нашей попутчицы – дядя едва успел его окрестить – эти воспоминания принадлежат Лоле. Написать книгу – да запросто! Только вот вряд ли получится увлекательное повествование, скорее – очень грустная история, которая никому не будет интересна, для тех, кто меня окружает, это такая же реальность, как для тех, кто меня окружал раньше… то есть позже… ежедневные походы на работу-с работы, готовка, смотрение телевизора, воскресные походы в парк с детьми. Сознаю я себя Лолой? Да, определенно. С десяти лет – и почти до шестнадцати – у Лолы – то есть у меня – приключались обмороки, которые дядя, вслед за доктором, называл следствием пережитых потрясений. Потом – все реже и реже, а теперь вот, надо полагать… Неудивительно, что дядя так встревожился. И ребятишки обступили, смотрят печально-выжидательно.
– Все в порядке. Правда. Мы можем… можем продолжать занятия.
Действительно, можем. Я помню все, о чем мы говорили до того, как со мной приключился «обморок». И каждого из ребят могу назвать по имени – как тех, из двадцать первого века…
– Нет. На сегодня достаточно. Тебе необходимо отдохнуть, – мягко говорит дядя.
Но я-то хорошо знаю эту его интонацию. Спорить бесполезно. Ладно, оно и к лучшему. «Сеньорита Долорес нездорова», – наилучшая формулировка для тех, кто попытается меня побеспокоить в ближайшие насколько часов. А значит, у меня будет возможность поразмыслить в тишине.
…И уже на пороге своей комнаты я вдруг сообразила, что одно из многочисленных имен Долорес – «Гиацинта».
Уменьшительным от «гиацинт» или от «глициния» (по настроению) был мой форумный ник – Цинни.
Ну и что прикажете – плакать или смеяться?
Давно заметила, что если уж начинать себя жалеть, то в сочувственно настроенной компании. Тогда получается психотерапия. А если вот так, наедине с зеркалом, то и рехнуться недолго.
Из дневника Сергея АкимоваВечер первого дня оказался не менее суматошным, чем день. Управившись с разгрузкой до наступления темноты, мы только расположились на отдых, что было не так уж и просто, учитывая полное отсутствие крыши над головой и скорый подъем для проведений судоподъемных работ, как опять невдалеке послышались выстрелы! Хорошо, что Сергеич заранее расписал действия личного состава на случай тревоги. Двое часовых были усилены Климом и Котозавром, а сам Дядя Саша, в сопровождении Курбаши и Змея с его собакой, отправился в сторону очередной заварушки.
Вернулись они примерно через час, с очередным пополнением. Хорошо, что вчерашнее появление одного из попаданцев в личине местного индейца подготовило нас к сюрпризам, потому что присутствие в группе парочки англичан-колонистов, оказавшихся на самом деле еще двумя заочно знакомыми нам форумчанами, могло оказаться довольно сильным шоком. Ребята представились как Елена и Анатолий, рассказали о мытарствах первых часов после провала, поведали о своих «донорах». Обнаруженная чета оказалась той самой, запись о которой нашел Клим в судовом журнале шхуны. Капитан упоминал о высадке совсем недалеко от нашего местонахождения каких-то слишком, по его мнению, строптивых пассажиров, собиравшихся открывать факторию как раз в этих краях. Мы как раз собирались поискать их, заодно было интересно глянуть: «а что у вас, ребята, в рюкзаках?» Оказавшаяся в этой компании сибирка чувствовала себя весьма некомфортно, тут и собака, которая, правда, не обращала на кошку никакого специального внимания, что уж говорить о заточении в дурно пахнущий мешок, в котором кошатина, по словам Елены, провела несколько неприятных часов.