самого Александра Николаевича к художникам, театральным деятелям, деятелям культуры, переписка с друзьями.
Наибольший интерес представляли, конечно, дневники художника, охватывающие период с 1925 до 1960 года. Записи сделаны мелким почерком в небольших записных книжках. В то время эти дневники еще не были опубликованы.
Большой раздел составляли рукописи статей, выступлений, относящихся к вопросам культуры и искусства, разные проекты трудов по искусству, Наряду с дневниками они представляют также большой интерес для историка искусства. Среди архивных материалов было довольно много всевозможных набросков: костюмов, театральных декораций, книжных иллюстраций и др. Все это нужно было разобрать, систематизировать и сделать доступным для исследователей. Однако даже предварительную классификацию всего этого огромного материала сделать в Париже не представлялось возможным. Анна Александровна согласилась передать архив в неразобранном виде, поставив некоторые условия, а именно: чтобы были отобраны и возвращены ей сугубо личные письма или другие материалы чисто семейного характера, письма, компрометирующие художника или членов его семьи, письма или другие материалы, в частности записи в дневниках, публикация которых не может быть осуществлена раньше определенного срока (25–50 лет после смерти лиц, упомянутых в дневниках), другие материалы, в том числе и подлежащие уничтожению, которые нельзя учесть без разборки архива.
Само собою разумеется, что я согласился с этими условиями и обещал, что архивы будут разобраны в Русском музее с соблюдением условий и тайн, не подлежащих разглашению фактов, с соблюдением всех моральных и этических норм. Договорились также о цене архива. Она была определена в 60.000 французских франков и была признана вполне нормальной и в посольстве в Париже, и в Министерстве культуры СССР. Другие наследники А. Н. Бенуа (сестра и брат Черкесовой-Бенуа) от своей доли отказались в пользу Анны Александровны.
Собственно на этом, на экспертизе архива и письменном заключении о целесообразности его приобретения моя миссия на этот раз и заканчивалась. Все это были предварительные договоренности. Получить ассигнования в валюте, предусмотреть все юридические аспекты купли-продажи, упаковки и перевозки архива, страховки, гарантии фирме, взявшей на себя обязанности упаковать и перевезти в СССР приобретенные материалы, и сотни других специальных вопросов принял на себя «Новоэкспорт», – и на разрешение всех этих проблем, по утверждению его сотрудников, потребуется не один месяц.
«Не один месяц» – срок как известно неопределенный, а в наших условиях того времени он растянулся на целый год. 17 июня 1967 года я получил письмо от Анны Александровны Черкесовой-Бенуа, датированное 7 июня 1967 года. «Прежде всего я должна сказать, что мое – к сожалению – ухудшающееся самочувствие помешало мне закончить уже очень подвинутый разбор архивных материалов, которые я хотела привести в более систематизированный вид, прежде, чем Вам их передать. Большую часть работы я однако уже выполнила, но остается немало всяких подробностей, которые требуют более внимательного изучения.
Боюсь, что без Вашего ближайшего участия, мне не справиться с данной задачей. Во всяком случае мне очень важно знать, в какой момент Вам возможно будет сюда приехать для окончательного завершения обсуждавшегося Вами со мной дела – передачи папиного архива Государственному Русскому музею. Я настаиваю на Вашем присутствии, дорогой Василий Алексеевич, ибо лишь в таком случае передача эта получит должную стройность и логичность. Знаю, что того же желают мой брат и сестра и желал бы наш отец, если бы был жив. Очень буду Вам признательна, если Вы напишете, в какой момент Вам будет возможно меня посетить. Я до августа, во всяком случае, буду в Париже… Искренне уважающая Вас А. Черкесова».
Мы не любили торопиться с решением тех или иных вопросов, тем более «архивных», – могут подождать! Только через месяц я смог ответить на письмо А. Черкесовой: «Дорогая Анна Александровна! Рад сообщить Вам о том, что имеется решение о приобретении архива А.Н. Бенуа. Документы на мой выезд в Париж поданы на оформление. Вы мне писали, что до августа будете в Париже. К сожалению в июле месяце, а может быть и в начале августа документы оформить не успеют. Министерство культуры СССР рекомендовало планировать мой приезд к Вам на сентябрь месяц. Вернее, где-то после 5 или 10 сентября. Во всяком случае, уже к концу октября – началу ноября я должен быть в Ленинграде. Значит практически Вы можете располагать временем примерно с 5 сентября по 15–20 октября. Я прошу Вас сообщить мне, когда для Вас удобнее всего приурочить мой приезд в указанный отрезок времени. Было бы хорошо, если бы время, выбранное Вами, было бы удобно и для Ю. П. Анненкова, т. к. есть решение на приобретение его произведений тоже. Если Вам удобно и не трудно, я прошу Вас созвониться с ним и договориться о времени моего приезда, с тем, чтобы оно и для него было приемлемым. Конечно, я очень рад, что этот вопрос, наконец, решился и архивы А. Н. Бенуа будут в Русском музее. Всего Вам доброго и напишите мне сразу. Ваш В. Пушкарев».
В начале августа 1967 года я получил ответ от А. А. Черкесовой: «Дорогой Василий Алексеевич. Спасибо за письмо с хорошими новостями! Надеюсь, что с Вашим содействием дело Архива получит достойное его завершение и очень благодарю Вас за все Вами уже предпринятое в этом направлении. Очень важно, однако, определить срок нашего свидания на период, когда я буду безвыездно в Париже, что произойдет не ранее второй половины октября. До этого срока я должна подвергнуться очень строгому курсу лечения в связи с ухудшившимся состоянием моего бедренного сустава, причиняющего мне большие страдания. На это уйдет весь август месяц, – в сентябре же и до середины октября я буду на юге Франции, где буду лечиться теплыми морскими ваннами в надежде, что наступит то улучшение моего состояния, которое вернет мне утерянные силы. Так что, дорогой Василий Алексеевич, я думаю, что для Вас вторая половина октября будет наиболее удобной для поездки в Париж, судя по тому, что Вы пишете. Что касается Ю. П. Анненкова, то я постараюся на ближайших днях с ним снестись и выяснить, удобны ли и для него вышеуказанные сроки. Очень радуюсь нашей встрече. Думаю, что все удастся наилучшим образом наладить. Желаю Вам и Вашим как можно лучше провести лето, а также полного благополучия и доброго здоровья. Ваша А. Черкесова».
Моя очередная поездка в Париж, однако, состоялась только в конце января – начале февраля 1968 года.
Итак, «не один месяц» уже прошел, а по моем прибытии в Париж встали опять те же организационные и другие вопросы, которые должны были бы быть уже решены.
Что делали сотрудники «Новоэкспорта» целый год, осталось загадкой. Однако ждать было нечего и я несколько дней подряд, надев рабочий халат, по мере сил и возможностей систематизировал архивные материалы. Когда дело несколько продвинулось, я приехал к А. А. Черкесовой-Бенуа с двумя сотрудниками «Новоэкспорта», которые осмотрели