Читать интересную книгу Адвокат Казановы - Наталья Борохова

– Но мы говорили пока о несчастном случае, – закинула удочку прокурор. – Разве вы имеете в виду что-то иное?

– Никакого несчастного случая не было! – жестко заявила Нора. – Дмитрий заранее обдумал все и даже сообщил детали мне. Я сказала ему, что это безумство. Я всегда говорила, что он может просто развестись, но он меня не слушал. Должно быть, он собирался прибрать к рукам деньги Серебровой.

– А что, были еще и другие случаи? – поинтересовалась прокурор.

– Да. Как-то на стройке он хотел сбросить ее вниз, но появились рабочие, и у него тогда ничего не получилось. Дмитрий очень переживал, говорил, что вариант был идеальный, учитывая, сколько людей ежегодно разбивается на стройках. Мне кажется, что он даже смотрел статистику в Интернете.

– А что вам известно о последнем случае? Ну, когда, судя по всему, уже все получилось как надо. В тот день тоже произошла заранее запланированная ссора? – Прокурор даже вытянулась вперед.

– Нет, последний вариант он не продумывал заранее, – убежденно заявила Нора. – Я вам точно говорю. Думаю, что все произошло внезапно. Возможно, старуха его все-таки допекла, и он не сдержался. Инга Петровна, скажу я вам, была мастерица доводить людей.

– Вы были в доме в день убийства? – спросила прокурор. У нее даже ручка дрожала в пальцах, настолько невероятны были показания свидетельницы.

– Я звонила Дмитрию утром, – прищурила глаза рыжая ведьма. – Он был очень напуган и сказал мне, что убил старуху.

– Сказал, что убил старуху? – восторженно повторила прокурор.

Судья недовольно покачал головой:

– Государственный обвинитель, не забывайтесь! Мы рассматриваем дело об убийстве Инги Серебровой. Пожалуйста, придерживайтесь общепринятой терминологии. Ни о каких старухах мы здесь речи не ведем. Да побойтесь бога, женщине было всего сорок три года! Можно сказать, самый цвет!

– Простите, ваша честь! – торопливо закивала головой Прыгунова. И вновь повернулась к свидетельнице: – Неужели Серебров сам признался в убийстве?

– Да, признался, – просто ответила Нора. – Правда, подробности он мне рассказал позже. Я пришла к нему вечером того же дня. Он сообщил мне, что убил жену кочергой, не выдержав ее грубого обращения. Потом сунул ее тело в джип и ухнул его в карьер.

– Так и сказал? Слово в слово? – не верила своей удаче прокурор.

– Примерно так. Хотя, конечно, периодически жаловался на то, что она успела его достать, и опасался, что убийство раскроют. Конечно, он постарался замести следы, но был застукан управляющим в самый неподходящий момент. Кроме того, Дмитрий показал мне свою руку. Он порезался, когда собирал осколки.

Прокурор шумно выдохнула воздух и, счастливо глядя на председательствующего, заявила:

– Обвинение закончило допрос свидетеля. Должно быть, у защитника уже появились вопросы?

Дубровская вяло кивнула:

– У меня один-единственный вопрос свидетелю.

– Задавайте, – разрешил Беликов.

– Зачем вы нам это все рассказали? Что движет вами? Ненависть, месть? Что? – В голосе Елизаветы звучало отчаяние.

Свидетельница хищно улыбнулась:

– Меня попросили говорить правду. И я, если вы помните, даже расписалась у секретаря. Так что ничего личного. Я просто выполнила свой гражданский долг!

В областном суде были приняты довольно странные порядки, касающиеся возможности общения адвоката с его подзащитным. Например, не разрешалось, даже в перерыве, разговаривать друг с другом через пуленепробиваемое стекло. Для того чтобы перекинуться с клиентом парой фраз, адвокат должен был уведомить секретаря и в его сопровождении спуститься в подвальное помещение, где содержались прибывшие из следственных изоляторов. Может быть, так делалось для того, чтобы защитник, раздосадованный тупостью и безобразным поведением своего подопечного, не мог пристукнуть его портфелем прямо в зале суда? Думали, что, пока он утрясает необходимые формальности и спускается за секретарем по лестничным маршам вниз, воинственный запал понемногу исчезнет и к адвокату вернется способность рассуждать здраво?

Примерно так думала Елизавета, шагая по бесконечным ступеням и продумывая все, что заявит Сереброву при встрече. Конечно, она могла взять разрешение на свидание и посетить Дмитрия в изоляторе, где условия для общения намного лучше, но Дубровская не могла ждать. Ей не терпелось высказать Сереброву то, что успело накипеть в ее душе за два часа допроса его любовницы. Поэтому, как только тяжелая дверь с большим «глазком» распахнулась и толстый охранник, проверив документы, пропустил ее внутрь, туда, где располагались отсеки с заключенными, она облегченно вздохнула. Серебров сидел там, за толстой решеткой, в самом конце коридора…

– Елизавета Германовна! – воскликнул Дмитрий, увидев защитника, и вскочил с места. – Вы пришли?

– Что же мне еще оставалось? – рявкнула в ответ Лиза.

Серебров внимательнее взглянул на своего адвоката.

– Вы расстроены? Все очень плохо, да?

И тут Дубровскую понесло… Конечно, она ожидала чего угодно. Того, что ее подзащитный будет сломлен, раздавлен, откажется с ней говорить. А могло быть и другое: он начал бы при ее появлении бесноваться, хватаясь руками за металлические прутья и вспоминая неприличные выражения про всех женщин на свете. Но Лиза не думала, что услышит спокойно-глуповатое «вы чем-то расстроены» в момент, когда у нее из-под ног уходил бетонный пол.

– Расстроена? Это ты должен быть расстроен! – воскликнула она. – А я уничтожена, разорвана на куски и пущена по закоулочкам. Меня просто нет! – Она всплеснула руками. – О чем ты думал, когда скрыл от меня свое маленькое приключение, эту поганку Малинину? Что ты ей сделал такое, отчего она готова сдать тебя со всеми потрохами? Поматросил и бросил? А может, сделал ей ребенка и не пожелал жениться? Или занял у нее деньги и забыл про долг? Отвечай, не молчи! Почему так получилось?

Двое парней из конвойной службы оставили в покое карты и с беспокойством уставились в конец коридора, туда, где разворачивалась полная страсти сцена.

– Слушай, зачем ты разрешил адвокатессе захватить с собой портфель? – сказал один. – Вдруг у нее там шило или отвертка? Щас как даст ему промежду глаз… А нам с тобой отвечать придется.

– Так кто ее знает, – выпятил губу второй, – с виду-то вроде приличная. С чего вдруг она так разошлась?

– Ох, бабы… – покачал головой первый. – Что у них за манера, горлом брать? Вот если я когда-нибудь за решетку попаду, пусть меня защищает нормальный адвокат. Я хотел сказать, мужчина.

– Сплюнь! – посоветовал другой.

Оба охранника постучали по столу…

– Я думал, что о нашей связи с Норой никто не догадывается, – признался Дмитрий. – Для меня сегодняшнее появление полная неожиданность.

– Как видишь, только ты был слеп! Ты хотя бы понимаешь, что твоя милая любовница набросила сейчас тебе веревку на шею, предварительно как следует натерев ее мылом?

– Я не знаю, какая муха ее укусила, – развел руками Серебров. – Зачем она все наши разговоры выложила судье?

Лиза оторопела.

– Постой-ка! Ты хочешь сказать, что такие разговоры между вами на самом деле были? Она не оговорила тебя?

Серебров замялся.

– Ну, все не совсем так… Нора, конечно, сгустила краски…

– Значит, ты и правда обсуждал с ней планы убийства Инги? И тот случай со спасательными жилетами, и нелепица с падением с высоты имели место в действительности? Она ничего не придумала?

Дмитрий, видя взволнованность своего адвоката, и сам не на шутку разволновался.

– Подождите, Лиза! Постойте, Елизавета Германовна! – Он ухватился руками за решетку. – Да все было, но не так, как вы думаете. У меня не хватило бы силы духа убить Ингу. Конечно, она меня раздражала. При ней я ощущал себя полным ничтожеством, жалким червяком! Кто бы на моем месте не мечтал о реванше? Она всегда была такая самоуверенная, дерзкая. В наших отношениях она была мужчиной, я ей беспрекословно подчинялся. Я сходил с ума в ее доме, где все, от управляющего до последней судомойки, насмехались надо мной, подглядывали, подсматривали, а потом делились сплетнями на кухне. Конечно, я завел любовницу! Мне хотелось почувствовать, что я еще живой, что могу поступать как хочу, а не так, как требует Инга. Изменяя, я словно мстил ей. И потом не так тяжело переживал стычки с ней. «Ничего, дорогая, – говорил я про себя. – Ты можешь разоряться, сколько тебе будет угодно. Но я догадываюсь, каково было бы тебе узнать, насколько мне противно твое стареющее тело. Настолько, что я с отчаяния бросаюсь на твоих смазливых маникюрш!» Да, я строил планы мести: душил ее, сбрасывал с высоты, топил в ванне… Мне хотелось заглянуть в ее глаза и увидеть животный страх, услышать мольбы о пощаде. Но, к сожалению, я малодушен и труслив. Я боялся бросить ей открытый вызов и поэтому был бы благодарен судьбе, если бы с ней что-нибудь случилось.