на той же неделе, признавалась серьезность ситуации, а вина частично возлагалась на постоянный спрос на продукцию и решающее значение ПНОС для региональной экономики, которые и стали причиной неприемлемо низкого внимания к экологическим проблемам. Также была обещана программа капитальных улучшений[86].
В сопроводительном материале, написанном исполняющим обязанности директора и председателем отделения партии в ПНОС, отмечалось, что в 1970-х годах, когда предприятие занималось в основном переработкой нефти, отрицательные последствия его воздействия на окружающую среду были похвально незначительны. Но, по его словам, поскольку ПНОС расширил свою работу, включив в нее другие аспекты нефтехимической и химической переработки – в том числе производство бутана, мочевины и аммиака, – экологический менеджмент усложнился, а завод не был обеспечен ресурсами, необходимыми для выполнения запланированных природоохранных задач. Он обещал, что теперь строительство новых средств производства, которые позволят еще глубже перерабатывать нефтепродукты, развернется с полным вниманием к охране окружающей среды[87].
Общественный протест не прекратился, и в последующие месяцы ПНОС боролся за то, чтобы его не закрыли, и использовал самые разные стратегии для достижения компромисса. Например, поскольку активисты сосредоточили большую часть своего внимания на новом, строящемся нефтеперерабатывающем заводе ПНОС, нескольким лидерам местного экологического движения оплатили поездку в другой город, где уже работал аналогичный объект, пытаясь продемонстрировать его безопасность. Эта поездка не привела ни к каким компромиссам, и все же серия публичных встреч и газетных статей привлекла внимание к постоянно растущему списку экологических опасностей: горам ядовитых отходов, загрязнению рек, испарению горючих химикатов и многому другому. Несмотря на то что ПНОС все-таки выжил, работа над новым нефтеперерабатывающим комплексом «Парекс» была приостановлена до получения от Министерства нефтепереработки и нефтехимии нового финансирования для экологической модернизации и смягчения последствий переработки.
Полтора десятка лет спустя Сухарев, ставший главой ПНОС всего за год до того, как статья «Тучи над головой» была расклеена по всей Перми, вспоминал:
Иначе как «монстром», губящим природу и здоровье людей, завод тогда не называли. Экологические проблемы стали в Перми толчком для процессов, которые сейчас мы называем демократическими. И так случилось, что на острие крупного социально-экономического конфликта попали мы[88].
В постсоветском исследовании об истории компании этот эпизод в целом рассматривается схожим образом, и там с некоторой обидой говорится о том, что именно ПНОС, а не какое-нибудь другое из крупных предприятий города, загрязнявших окружающую среду (а в них не было недостатка), принял на себя основной удар общественного гнева:
Пристальное внимание общественности страны привлекает каждый завод, каждая фабрика, чье воздействие отрицательно сказывается на здоровье человека. В нашем городе за примером далеко ходить не надо. Несмотря на то, что завод имени Орджоникидзе со своим ярко-желтым дымом находится прямо в зоне отдыха горожан… город ополчился на нас. Статья в «Вечерке» «Тучи над головой» имеет громадный общественный резонанс: жители Первомайки требуют расселения, а весь город – если не полной остановки «главного монстра», то уж прекращения только что начавшегося строительства «Парекса» – обязательно [Сверкальцева 1998: 57].
Помимо того что ПНОС находился в центре Индустриального района города, имелась, вероятно, еще одна веская причина, по которой именно ПНОС, а не какая-либо другая промышленная организация оказался в центре внимания экологических активистов: он не был самым авторитетным и не обладал самыми тесными политическими связями с промышленными организациями города. Он не отождествлялся с верхними эшелонами регионального политического устройства или с военными и, таким образом, стал идеальной целью для пробной попытки еще не оперившегося экологического движения. Даже когда в самом конце советской эпохи нефтяной сектор занял ключевую позицию в представлениях о регионе, эта позиция досталась ему отчасти из-за сравнительно низкого положения в неофициальной региональной иерархии.
В начале 1990-х и в последующие годы велись серьезные споры о том, действительно ли ПНОС смог многое исправить в короткий срок, но экологические проблемы не исчезли и в 1990-х, и в 2000-х годах. И, пожалуй, наиболее значимым последствием полемики вокруг статьи «Тучи над головой» была наглядная демонстрация того, как проблемы экологии и здоровья человека могут стать каналом для широкомасштабных и, по сути, революционных политических изменений. Задолго до того, как появились пресс-секретари, отделы по связям с общественностью, программы корпоративной социальной ответственности и международные стандарты экологической защиты, разногласия, возникшие вокруг ПНОС в конце 1980-х годов, преподали руководителям нефтяных компаний и политикам региона первый урок того, как экологическая критика может привести к политической реформе. Урок был усвоен. Необходимость предотвращения подобных инцидентов действительно заняла видное место в списке приоритетов этих руководителей и политиков, поскольку после 1991 года нефтяная промышленность стала в регионе основной.
2. Сфера циркуляции до приватизации
Петробартер и новые формы корпораций
Распад Советского Союза в период с 1985 по 1991 год вверг в хаос все подразделения, обсуждавшиеся в предыдущей главе, как и обладавший отчетливыми социалистическими характеристиками нефтяной комплекс в целом. При рассмотрении последующих преобразований крайне важно помнить, что характер и темпы постсоветских изменений сильно варьировались – в зависимости от региона, отрасли или элемента каждой из рассматриваемых отраслей. В нефтяной промышленности Пермского края вопросы официального культурно-идеологического строительства в моногородах и проблемы загрязнения, экологии и окружающей среды – аспекты советского нефтяного комплекса, более всего волновавшие сторонников и критиков коммунистической партии соответственно, – быстро отошли на второй план и оставались там большую часть следующего десятилетия. В то же время вопросы о реорганизации советских предприятий нефтяной отрасли и о том, каким будет товарооборот нефти и нефтепродуктов в новых политических и экономических условиях, стали крайне актуальны и быстро приобрели в Пермском крае гораздо более широкий резонанс, чем в советский период. Эти две связанные между собой сюжетные линии – превращение социалистических предприятий в новые корпорации, а также возникновение новых видов и схем товарооборота – составляют историю пермской нефти в 1990-х годах, о которой я расскажу в главах второй и третьей.
Что касается реструктуризации предприятий, то российская нефтяная промышленность после 1991 года столкнулась с двумя серьезными проблемами: во-первых, советская система министерств и их отделов быстро рушилась, и, во-вторых, коммунистическая партия больше не имела возможности выполнять свою прежнюю роль посредника в переговорах между различными группами интересов в процессе централизованного планирования. В. Ю. Алекперов, заместитель министра нефтяной и газовой промышленности в последние годы существования СССР, кратко охарактеризовал эти проблемы так: «В тот год [1992] структурно российский нефтегазовый комплекс состоял из почти двух тысяч разрозненных объединений, предприятий и организаций, принадлежавших ранее бывшему союзному отраслевому министерству» [Алекперов 2011: 343]. Ключевое слово