Читать интересную книгу Тысяча девятьсот восемьдесят пятый - Евгений Бенилов

Примерно через полчаса Эрик окончательно потерял счет времени. По внешней поверхности щитка его шлема стекали розовые капли. Клубы розового пара медленно проплывали мимо его плеча. Искрясь в свете фонаря, из-под сапог вылетали розовые брызги. Темнота обволакивала тело и сознание, как черная вата. Мерная ходьба без усилия навевала неуместные мысли. Вместо того, чтобы сосредоточиться на вопросе выживания, Эрик вспоминал недорешенное им в пятницу уравнение, лялькино прикосновение к своим волосам, гомерический смех Мишки Бабошина, и, почему-то, светкин бюст. Какие подсознательные связи объединяли эти разномастные воспоминания в одну ассоциативную цепочку? Как уложить эту нелепую цепочку в текущее мироощущение Эрика? Каково место Эрика в морально-эстетическом портрете его поколения? И как вплетается его судьбоносное поколение в непростую нравственную ткань их героической страны?

«Вот, например, я. — сказал татуированный, будто продолжая давно начатый разговор, — Был душегуб, есть душегуб, и завсегда душегубом останусь. Родился таким: с детства всех, кто слабее меня, тиранил … потому как нет слаще мне удовольствия, чем другому человеку боль причинить. Иной раз вкуснее даже, чем бабу трахнуть … эти две вещи у меня, почему-то, вместе идут. И то верно: ежели ты какого мужика сильней окажешься, то, значит, и на его бабу все права имеешь. Да не в одной силе дело — отчаянность, иной раз, за две силы идет. Помнится, был один штангист в Кировском изоляторе — косая сажень в плечах, двести килограмов поднимал … так он для всего барака дунькой служил. А как получилось: поймал я его в бане, сказал пару ласковых, да ножик показал — тут он, без дальнейших уговоров, сам раком и встал. Или, помнится, шел я с похмелюги через парк, башлей нет, настроение — хуже некуда, а тут навстречу — три фраера с девками. Ну, слово за слово, вмазал я одному по сусалам, остальных пугнул, как следует — чтоб в штаны наложили — а потом взял одну из девок за волоса, да тут же под кустом и отымел. И что характерно: билась она поначалу, рожу мне царапала, а как только впендюрил — вмиг обмякла, руки-ноги раскинула и только стонет. Э-э … чего там говорить … я, как мужика с бабой завижу — хоть на улице, хоть в кино — так хлебом не корми, а дай только того мужика отпиздить, а еще лучше — замочить, а бабу его выебать. Симпатичная ли баба, уродина — роли не играет: ежели с мужиком — так обязательно отнять и отыметь надо … А если б она без кавалера была — то я, может, и не позарился бы на нее совсем! Это мое поведение лагерный психолог так объяснял: икстинкт обладания самки, грит, у тебя репертрофированный … слишком большой, значит … а излишек того икстинкта переходит в насилие и придает ему … э-э, как его … сексуальный характер. Или, скажем …»

«Заткнись, животное.» — ровным голосом перебила Аннета. Татуированный осекся на полуфразе. Эхо его последнего слова истерически заметалось в тесном проеме туннеля, а потом упало, как подстреленное, на раскисший цемент пола.

Темнота и однородность окутывавшего Эрика пространства замутняла восприятие времени. И наоборот: отсутствие временных ориентиров делало окружающую Вселенную то несообразно малой, то бесконечно большой. Математическая взаимозаменямость расстояния и времени посылала воображение Эрика в неправильном — с точки зрения поэта, художника или актера — направлении. Математическая взаимозаменямость времени и расстояния приводила его логику к неверному — с точки зрения музыканта, философа или простолюдина — результату. Сколько часов и километров Эрик и его спутники прошли с начала пути? Сколько километров и часов осталось им до цели?

Некоторое время они шагали в молчании.

«Стойте!» — раздался голос Рябова, и Эрик резко остановился, чуть не наскочив на Аннету. «Ворон, становись на мое место, а я вперед пойду.» Татуированный и Гришаня протиснулись мимо Эрика в противоположных направлениях. «Сейчас катакомбы начнутся. — предупредил Рябов, — Смотрите: потерятесь — искать не стану!» Цепочка людей вновь пришла в движение. Вскоре показался ажурный мостик, ведущий через канаву в боковой проход — Рябов свернул туда (Эрик заметил, что вор держит в руке оцелофаненную страничку — видимо, карту). Бонг!… Бонг!… Бонг!… загудел металлический настил моста под тяжелыми крысозащитными сапогами. Боковой туннель был заметно уже. Ни дренажных отверстий в потолке, ни канавы там не имелось — лишь змеи кабелей извивались по стенам. Через несколько минут Рябов свернул направо, потом налево, потом еще раз налево, потом еще раз направо … Эрик быстро потерял направление … После десятка поворотов они оказались в небольшом помещение с тремя уходившими из него коридорами — где им пришлось ждать, пока Гришаня, бессвязно сквернословя, выбирал по карте, куда нужно идти. Наконец, они медленно зашагали дальше. Иногда Рябов останавливался и сверял номера коридоров (кое-где указанные на настенных табличках) с картой. Пол под ногами стал скользким и неровным — цемент во многих местах был корродирован и превратился в вязкую темно-красную грязь. Пар сгустился почти до консистенции жидкости — Эрик едва различал стены. Рябов становился все раздраженнее и, когда Аннета спросила, долго ли еще идти, то чуть не прибил ее. «Заткни хлебало, девка!» — заорал он свирепо, и Аннета обиженно притихла. Вскоре коридор стал еще уже и ниже (чтобы верхушка шлема не цеплялась за кабели под потолком, Эрику приходилось часто наклонять голову). Наконец, они оказались в большом квадратном помещении, из которого уходил лишь один коридор — тот, по которому они пришли. На стене висела табличка с непонятной надписью «ХРАНИЛИЩЕ ОБОРУДОВАНИЯ», на раскисшем цементном полу валялось несколько изъеденных в кружева металлических труб. Рябов опустился на четвереньки и заглянул в большое круглое отверстие в стене возле пола. «Чего ищем, Гришаня?» — поинтересовался татуированный, но ответа не получил. Кряхтя, Рябов встал на ноги: «Калач, нейтрализатор доставай.» Дефективный снял рюкзак, плюхнул его на пол и развязал горловину. Аннета бесстрастно следила за его действиями, татуированный что-то насвистывал, Эрик закрыл глаза и не думал ни о чем. «Вот он. — дефективный нашел, наконец, нейтрализатор и потащил его из рюкзака, — Зацепился за что-то, з-зараза!…» Раздался треск рвущейся материи, на пол полетели какие-то мелкие предметы. «На!» — радостно сказал дефективный и шагнул к Рябову, протягивая ярко-зеленый цилиндр нейтрализатора. Хрусть! — хрустнуло что-то под его сапогом. «Ты чего раздавил, мудило?!» — страшным голосом спросил Рябов; «Раздавил? — невинно удивился дефективный, — Чего раздавил?» «С тобой, недоумком, разговаривать — только время терять!… — Гришаня опустился на четвереньки и стал собирать разбросанные по полу предметы, — А вы что стоите, как у кума в кабинете?» Аннета, татуированный и Эрик последовали его примеру. «Это он ампулы с сывороткой … — Аннета подобрала расплющенную картонную коробочку и проверила ее содержимое, — Ни одной целой.» «Ну-у, мудак!… — с ненавистью сказал Рябов, — Мозгов меньше, чем у мандавошки!» Он сокрушенно покачал головой, с кряхтением встал, подошел к отверстию в стене, наклонился и, прицелившись раструбом нейтрализатора, повернул рукоятку. Раздалось шипение, из нейтрализатора ударила струя зеленой пены. «В трубах этих, иной раз, всякое говно застаивается. — хмуро объяснил Гришаня в ответ на незаданный вопрос Аннеты, — Комбинезон разъесть могет, когда ползти будем.» «Ползти? — тревожно спросила девица, — Далеко ползти?» Рябов повернул рукоятку нейтрализатора в исходную позицию, и струя иссякла. «Недалеко. — он аккуратно поставил зеленый цилиндр у стены, — Метров тридцать.» Из отверстия в стене валил густой розово-зеленый пар.

На мгновение наступила тишина, смешанная с шипением умирающей химической реакции.

«Эй ты! — окликнул Рябов стыдливо отошедшего в сторону дефективного, — Первый пойдешь!» Дефективный суетливо подхватил с пола рюкзак и стал надевать его на спину. «Да не пролезешь ты в трубу с рюкзаком! — досадливо махнул на него рукой Гришаня, — Впереди толкать нужно.» Калач торопливо опустился на четвереньки, затолкал рюкзак в отверстие и, извиваясь, как гигантский червяк, полез в трубу. «Смотри, комбинезон не порви! — крикнул ему вслед Рябов. — Там из стенок железки могут торчать.» «Угу …» — неразборчиво промычал дефективный. «Ты зачем его на дело взял, Гришаня? — поинтересовался татуированный, — С такого мудака убытка больше, чем прибытка!» «А двери тебе кто открывать будет? — отвечал Рябов, — Аннетка?»

Дергающиеся ноги дефективного исчезли в клубах розово-зеленого пара.

«Ты теперь.» — приказал Гришаня. Аннета опустилась на колени и скользнула, как змея, в отверстие. «Сейчас я пойду, затем Нидерландист, а потом ты, Ворон.» — распорядился Рябов и с кряхтением полез в трубу.