и не встретишь уже. Ландыш тем и привлекла Венда, что она как чистой воды, уникальный, естественный природный алмаз. Дикая женщина! – повторил он. – Сам ты буквально житель, хоть и искусственных, а пещер со своим электронным топором. Глухой ты к подлинной красоте!
– То-то ты в звездолёте с Вендом соперничал за неё! А я думал, что мне померещилось, – озадачился Владимир, изучая лысину отца как костяную скрижаль, на которой проступили некие знаки – письмена. Кук же в самом деле покрылся пятнами нервического волнения.
– Молчи уж! Психоаналитик нашёлся. Башмак космический! В тебе ровно то и есть, что в тебя впаяли вместе с нехитрой программой в процессе твоей формовки на Земле. Не рассуждай на подобные темы, коли не владеешь материалом.
Злость отца ещё больше озадачила Владимира. И одновременно ему стало вдруг одиноко, скучно и безрадостно как-то. Не было тут никого, кому был бы он дорог, кем любим, по-человечески интересен. В последнее определение также входило его, внезапно разбуженное прошедшей ночью стремление обрести рядом душу женскую. Его могучие бока мёрзли от затянувшейся вселенской тоски.
– Тебя можно понять, – только и сказал он. – Я же никогда тебя не осуждал.
– Если она вздумает опять туда бежать, пойдёшь с нею. Но уже не отпустишь её одну ни на шаг от себя. Посмотришь, кто там у неё возник. А я чую, я всегда и всё чую своей особой чуйкой, что мы вошли в некую зону перемен. Тут дело глубже какой-то там бабьей причуды. Никакой тролль сам по себе затронуть её бы не смог. Да и не стал бы. Кому она там сдалась, если не знать, кто она и откуда. У них очень сложная система сближений людей друг с другом. Они так просто на улицах не знакомятся. И тролль этот умышленно на неё вышел.
– А как же Валерка с его феминой?
– Да Валерка для этой, как ты говоришь, «фемины» был всего лишь спальным аттракционом. Ни к чему не ведущим в дальнейшем. Он сам её подцепил, поскольку нашёл для своего крючка нужную петельку на её подоле, коим она мела по столичным улицам. Он же мне всё рассказывал. И я всё тщательно отслеживал. А ты думал? А Ландыш сама искать бы никого не стала. Не та она женщина. И вот какая штука странная с нею приключилась. Кто-то предвидел возможность наблюдения с нашей стороны. Кто-то смог всё и зачистить. В её наблюдающем устройстве, спрятанном в универсальном переводчике, всё чисто! Как вошла она в ту заводь сладкого порока, что увита цветущими лианами, так и закончилось кино! Чуешь? А ты думал, что они все сплошь дикие тролли?
– Да ну? – изумился Владимир всему сразу. Конечно, он знал, что все их перемещения отслеживаются, без этого было нельзя, но слежка? – Может, просто сбой?
– Нет. Отключил тот, кто знал о наблюдении.
– Кто же? – Владимир с усилием соображал. Ландыш была пьяна, тролль без проблем мог и прикоснуться к её универсальному переводчику. Да ведь надо было знать, что это за штучка ввинчена в мочку её ушка!
– У неё и спросим. Кто к ней сумел прикоснуться столь близко, что сумел отключить сложнейшую технику.
– Вот тебе и тролли!
– Тролли точно не смогли бы. Кто-то другой.
На обед был томатный сладко-острый суп, столь любимый Ландыш. Она чуяла его ароматный дух на расстоянии и пришла в столовый отсек. Лицо её было заспанное. – Прости, Артём, – обратилась она к Куку. – Не знаю, что на меня нашло, но я провалилась в сон как в бездонную яму.
– Я понял, – ответил Кук, – потому и не стал тебя тревожить.
– И я! И я провалилась в яму! – вскричала Виталина. – Ножку же ушибла. Вот! – она выпятила коленку, чтобы явить её Ландыш.
– Ты же говорила, что тебя укусила букашка, – поймала её Ландыш. Все засмеялись.
– Другую ножку укусила букашка, – нашлась Виталина.
– Другую, другую, – поддержала девочку мама Викуся.
Виталина совала нос в тарелку Ландыш, поскольку ей налили светлый овощной бульон. – Я хочу красный суп. А ты дала мне зелёный, – сказала она Вике.
– Красный суп острый, – ответила Ландыш. – Ты обожжёшь язык и нёбо.
– Какое небо? – не поняла Виталина. – Небо не достанешь языком. – И все опять засмеялись.
– Что за странное мышление у этого ребёнка! – сказала Ландыш.
– У этого? – недовольно ответила Вика. – Виталина не этот ребёнок, а наш родной ребёнок. И так сказать о родном ребёнке может только мать-кукушка. – Вика довольно часто сердилась на Ландыш. Возможно, она сердилась на всю затяжную ситуацию, связанную с их жизнью на заброшенном объекте, а на Ландыш просто разряжалась. Вика так и говорила: «Сколько мы будет торчать на этом пустынном острове в космическом океане? Кук зарос бородой как подлинный Робинзон, ребята дичают на глазах, а я превратилась в смуглую и худую Пятницу». Но тут Вика самообольщалась, выдавая желаемое за достигнутое. Она мечтала оставаться худощавой, какой стала на Ирис, а стала опять пышечкой, каковой и была на Земле. За последний год климат Паралеи сделал с нею чудеса. Она похорошела, начисто забыла о своих мнимых хворях, о своём мнимо больном лёгком. Она и дышала легко, бегала как юница, как будто тут и родилась, как будто тут было нечто в самой атмосфере, что дало ей всегда недостающее – не яркость, но особую женственность. А вот для всех прочих внешние красоты Паралеи, радующие глаза, были весьма обманчивы. Чужая планетарная экосистема не обладала необходимыми для полноценного здоровья качествами. Год жизни здесь равнялся двум с лишним годам жизни на Земле по износу наличного биоресурса.
– Так вот он – источник пресловутой кукушки! – закричала Ландыш. – Это ты настраиваешь ребёнка против меня! Я же сказала, забирай её себе навеки. Я других себе нарожаю. Мне же тебя жалко.
– И уже нашла от кого нарожать? – не сдавалась Вика.
– Нашла. Такой красавец, что ты, увидев его, точно разлюбила бы своего Робинзона.
– Неужели? Где же нашла? Где они места, таящие красавцев? – весело встрял Кук, разряжая ситуацию.
– Паралея большая. А ты думал, что ты и твои сыновья тут всех краше?
– Сыновей-то не обижай, – заметил Кук. – Они тебя любят как сестру. А, Владимир?
Владимир сидел за столом один, а другие парни, – Саша, Артём младший, Валерий и Костя отсутствовали. Они были на другом объекте. – И никак иначе, – ответил непривычно задумчивый Владимир. – Ты сегодня отправишься опять в злачное место или как? – спросил он у Ландыш. – Дорога разведана, подружка Валерия тебе уже ни к чему.
– Захочу, так отправлюсь, не захочу, так останусь. Я тут не пёсик