Читать интересную книгу Обман Инкорпорэйтед (сборник) - Филип Дик

– Кто привез тебя сюда?

Я помнил, кто меня привез, но, на мой взгляд, мне нечего было стыдиться. Я отдавал им гораздо больше, чем брал.

Выполняя домашнюю работу и заботясь о детях, я экономил им кучу денег. В среднем сиделка получала по три доллара за вечер, и раньше Хьюмы тратили на такие услуги от шестидесяти до семидесяти долларов в месяц. Все эти подсчеты я занес в блокнот и мог точно сказать, во что обходилось им мое проживание и сколько денег они экономили на мне. Единственной реальной тратой были расходы на мое питание. Но я не наедал на шестьдесят долларов в месяц, и поэтому мое содержание окупалось уже одним присмотром за детьми. Я не вносил ощутимых изменений в счета за отопление и воду, хотя, конечно, мылся иногда. Время от времени Фэй пропускала мою одежду через автоматическую стиральную машину. Взамен я все время ходил по дому и выключал свет в комнатах, когда там никого не было. Еще я регулировал температуру обогревателей, что, по моим оценкам (а это действительно трудно подсчитать), давало Чарли неплохую экономию электричества. Плюс мои верховые прогулки продляли жизнь коню, который в ином случае мог бы ожиреть и заболеть от излишних нагрузок на сердце.

Однако самую большую помощь, не имевшую эквивалента в долларах и центах, я оказывал детям. Во мне они нашли того, кто заботился о них и радовался их играм, слушал рассказы и дарил им внимание. Я не считал это долгом или утомительным трудом. Мы совершали дальние прогулки. Я привозил им жвачку из магазина, смотрел с ними по телевизору «Дым пистолета» и убирал их комнаты…

Да! Чуть не забыл! После того как я взял на себя домашнюю работу и мытье полов, Фэй избавилась от миссис Мендини, приходящей уборщицы. Присутствие миссис Мендини всегда раздражало мою сестру. Ей казалось, что уборщица подслушивала каждое слово, а Фэй с детских лет предпочитала уединение. Наверное, именно из-за этого она и решила построить свой дом в уединенной сельской местности.

Однажды субботним вечером, когда Фэй уехала в Сан-Рафаэль за покупками, а девочки ушли на ферму Эдит Кивер, чтобы поиграть с соседскими детьми, Чарли попросил меня помочь ему в загоне для уток. Он устанавливал там новую трубу для подачи воды.

– Тебя не утомляет домашняя работа? – спросил он между делом.

– Нет.

– Мне кажется, мужчине не следует заниматься уборкой, – сказал он чуть позже. – Да и девочкам не нужно видеть, как ты моешь полы и посуду. Это наведет их на мысль, что женщина может распоряжаться мужчиной.

Я промолчал, потому что не нашел подходящего ответа.

– К примеру, Фэй никогда не заставит меня выполнять ее чертову работу, – добавил Чарли.

– Конечно, – вежливо ответил я.

– Мужчина должен сохранять самоуважение. Мытье полов и прочие домашние хлопоты лишают его авторитета.

Как только я переехал в их дом, Чарли сильно изменился. Он стал более грубым и непримиримым в отношении к Фэй. Казалось, что его обижали любые ее просьбы, даже насчет обычной помощи в огороде. Однажды вечером, когда моя сестра попросила его открыть какие-то консервы, я не видел, какие именно, поскольку находился в своей комнате, он разбушевался, швырнул банку на пол и начал обзывать ее разными словами. Я отметил это событие в своих записях, потому что посчитал его дурным знаком.

Раз в неделю Чарли посещал один из баров и напивался там до помутнения рассудка. Обычно он выбирал для этого «Западный бар» или забегаловку в Олеме, которая нравилась ему своей разгульной атмосферой. Таким образом он выражал протест или, точнее, свое возмущение моей сестрой. Когда Чарли не пил, злость, кипевшая внутри, ввергала его в мрачное и сварливое настроение. Но, перебрав спиртного, он начинал угрожать Фэй физической расправой. Я не видел, чтобы он бил мою сестру, но, судя по ее реакции, она боялась его в такие моменты. Не думаю, что Фэй понимала причину, по которой ее муж так напивался. Он высвобождал скопившуюся злость. Однако она объясняла его выходки врожденными пороками его характера и подозревала всех других мужчин в скрытом пьянстве.

Каждый раз, когда он являлся домой навеселе, Фэй вела себя по-деловому и спокойно. На брань и крики она отвечала тихими укорами. В конце концов ей удалось убедить супруга в том, что с ним творится неладное, что эти регулярные визиты в бар и пьяные угрозы являются психическим недугом. Вместо того чтобы рассматривать его попойки как средство выпускания пара, она избрала другой вариант и сочла их симптомом глубинного, всеобъемлющего и даже опасного порока. Возможно, она притворялась, что верит в это. В любом случае после каждой его выпивки Фэй настаивала на своем и продолжала относиться к нему, как к порочному мужчине, с которым ей волей-неволей приходилось жить. Чем больше он бунтовал, напивался и угрожал ей расправой, тем ярче Фэй раскрашивала созданный ею образ, и протрезвевшему Чарли приходилось принимать его за чистую монету. Их семейный быт описывался моей сестрой как тревожное сосуществование спокойной мудрой женщины с мужчиной, одержимым грубыми инстинктами. Она в мельчайших подробностях передавала ему слова своего аналитика, доктора Эндрюса из Сан-Франциско, который разъяснял ей смысл пьяных выходок супруга. За деньги Чарли этот доктор рассказывал Фэй об уродливых психических аномалиях ее мужа.

Естественно, Чарли не беседовал с доктором лично. Он не мог опровергнуть сфабрикованное против него обвинение. И он не мог привести в пример какие-нибудь слова аналитика не в пользу Фэй. В свою очередь доктор черпал информацию лишь из рассказов моей сестры, а она, вне всякого сомнения, подавала ему факты под нужным соусом. То есть Эндрюс составил представление о Чарли на ложной основе в том контексте, который был нужен Фэй. Она постоянно редактировала входящие и исходящие данные, так что вся ситуация находилась под ее контролем.

Будучи грубияном, Чарли ворчал и ругался, когда Фэй собиралась к психоаналитику, но в то же время он принимал все то, что она сообщала ему, как Священное Писание. Хотя, на мой взгляд, умный доктор, получавший двадцать долларов за час, мог бы придумывать что-нибудь поинтереснее.

Иногда я спрашивал себя, а чего конкретно она добивалась. В середине дня, убрав кухню и помыв посуду, я часто маялся бездельем. В такие минуты мне нравилось сидеть и наблюдать за Фэй, пока она лепила из глины горшки, вязала или читала. Моя сестра старалась быть привлекательной женщиной, хотя для этого ей недоставало бюста. Тем не менее она владела большим современным особняком, с десятью акрами земли и прочим хозяйством, и, несомненно, считала себя счастливой женщиной. Только ей хотелось еще чего-то. Примерно через месяц я пришел к заключению, что Фэй мечтала переделать Чарли – у нее имелось твердое понятие о том, каким полагалось быть супругу. Она всегда отличалась особой привередливостью. И хотя Чарли в некоторых отношениях отвечал ее требованиям, он абсолютно не вписывался в желаемый шаблон. Да, он сколотил неплохой капитал, построил этот дом и сделал многое из того, что хотела Фэй. Более того, он был довольно-таки красив. Но его постоянная неряшливость вызывала аристократическое неодобрение у моей сестры. Она всегда демонстрировала миру свое превосходство. К примеру, в школе, готовясь в колледж, Фэй брала уроки по литературе и истории. В том же учебном заведении другие девушки ходили на курсы домоводства и кулинарии, а парни – на курсы продавцов. И Фэй считала их отбросами общества.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});