Читать интересную книгу Евангелие рукотворных богов - Вадим Вознесенский

Не Божьи Овчарки и не Адские Гончие – рожденные в долине Стикса по праву носят имя Стигийских Собак.

– Продолжай, – повторяет Ключник, но внимание Ванко занято открытой дверью.

– Милости просим, – говорят снаружи, и оттуда таким же образом, как накануне Рахан, появляется еще один гость.

Со связанными за спиной руками он бежит в попытке восстановить равновесие, спотыкается и падает, бороздя щекой шершавый пол. Сзади скрежещет засов, а новый сокамерник, не шевелясь, смачно матерится.

– Помоги, – распоряжается Ключник.

Ванко подходит и расправляется с узлами, вновь прибегая к помощи зубов, потом с недоумением смотрит, как их товарищ по несчастью садится на полу и начинает массировать побелевшие запястья.

Кровь, текущая из носа, распухшая разбитая губа, глаз, заплывший пунцовым синяком, ободранная щека и сквозь эту маску – сверкающие в улыбке зубы.

– Тесен мир, мальчики!

– Угу, – кивает Рахан.

– Стерва! – радуется Ванко.

– Опять по уши в дерьме, – подводит итог наемница.

Некоторым свойственна незримая тяга к неприятностям и, как следствие, способность встречать друг друга в самых неподходящих местах. Можно как угодно долго рассуждать о хаотичном рисунке линий вероятности, помимо чужой воли складывающихся в узор, если не верить проповедникам, что на каждом углу твердят о предначертанном пророчествами. С другой стороны, вполне логично, что люди, представляющие опасность, должны в конце концов оказаться в тюрьме. Ключник догадывался, кому и чем угрожает их присутствие.

Стерва вскочила на ноги и начала тарабанить пяткой в обитую железом дверь:

– Пить хочу, воды!

Через пару минут звенящего грохота послышались шаги с той стороны и девушку сначала послали в такие места, где воду найти несколько проблематично, а потом посоветовали уняться, пока ее не напоили чем-то, что навряд ли утолит ее жажду.

Стерва еще раз грохнула по металлу, неблагозвучно отозвалась о своих пленителях и о говорившем стражнике в частности, после чего бухнулась рядом с Ключником и прижала к себе Ванко.

– Вот уж не надеялась твоего дружка снова увидеть, – шмыгнула она разбитым носом.

– Продолжай, – Рахан настойчиво вернул мальчика к прерванному разговору.

Сентенции наемницы он безразлично пропускал мимо ушей.

И Ванко снова вернулся на лесную дорогу.

– Мертвый! – хмыкнула Стерва, когда мальчик дошел до опознания Краба. – Как же!

– А ты его знаешь? – Ключник переключился на девушку.

– Кого, Краба? – Она смешно округлила глаза и выразительно глянула на Ванко.

Мальчик прыснул в кулак.

– Полка! – шутить Рахан был не намерен.

– Так видела на ярмарке…

– А вместе с Крабом?

– Ну чего ты привязался, мы что, в суде?

– Думаешь, еще отпустят? Так я расскажу, что ты с нами шла!

– Вот тварь!

– Ладно, и так все понятно. Не бойся – не моя это война, только пацана жалко.

– Пацана жалко, – согласилась Стерва, – я не знала, что все из-за него.

– Нельзя его было сюда вести.

– Я правда не знала. Ключник, а ты ведь меня точно не сдашь?

Рахан тяжело посмотрел ей в глаза. Конечно, если это хоть как-то могло помочь в сложившейся ситуации, он, не задумываясь, рассказал бы Мэду или Полку о знакомстве с девушкой, а так…

– Смысла нет.

Стерва облегченно вздохнула, отсутствие смысла – убедительный аргумент для рационального бесчувственного Ключника, она в это верила.

– Спасибо, тогда, может, и выкручусь. – Наемница задумчиво посмотрела на темный потолок. – Полк и Краб, они вообще…

– Э, не надо, – прервал ее солдат, – лучше, вон, пацаненка научи, что говорить. Подумай, вдруг и его вытащить сможешь.

Рахан откинулся назад, вытянул ноги и мгновенно провалился в дрему – у Стервы даже защемило в груди от подобного хладнокровия. Однако она не решилась бы спросить калеку: будь у него хоть мизерный шанс спастись, не отрекся ли б он и от девушки, и от мальчика? Не решилась бы, потому что не знала ответ. Все-таки легче оставаться героем, когда уже нет надежды. А надеяться Рахану не на что – слишком много крови, вдобавок, пока наемницу тащили сюда, она слышала краем уха, что солдат положил двоих из ближнего круга Полка. Но такое хладнокровие… даже какая-то беспечная невозмутимость… не будь он таким уродом, Стерва могла бы влюбиться по уши.

Ключник заснул, девушка задумалась. Заступиться за Ванко? Так у самой положение шаткое. Но ведь свидетелей на хуторе больше не осталось, а мальчик что – ребенок неразумный, он и не понял ничего, и не рассказывал, может, никому. И то правда – Рахан только что узнал… а поверит кто? А если не выгорит – Стерве хана. Вот черт. Думай, подруга.

Толстый Том обычно ложился поздно, вернее, даже наоборот – рано-рано утром. Сначала надо дождаться, когда угомонятся последние гости, затем проконтролировать уборку, после – посчитать прибыль, спланировать на завтра задания приказчику, в заботах до постели доберешься лишь только перед рассветом. А сегодня еще и дружинники растревожили. Не зря неспокойно на душе стало, только увидел вечером того калеку с мальчишкой, – пояснять, в чем дело, Мэд не стал, да только и дураку понятно, что гости его опасные люди были. За простыми среди ночи не приходят и после них в простынях завернутые тела не выносят. Да и шут с ними – стража свое дело сделала. А когда все проблемы позади, так приятно выйти во двор, вдохнуть полной грудью предрассветный прохладный воздух и выкурить не спеша маленькую трубку бесценного табака, что может себе позволить только преуспевающий человек.

Том не любил изменять своим привычкам, и сейчас, раскуривая люльку и потягиваясь, он с удовлетворением окидывал взглядом обширный двор. Том многого добился в эпоху Конца света. Ворота высотой чуть не в два человеческих роста скрывают от внешних невзгод обширное пространство размером с поле для игры в мяч, постройки, хозяйственные и жилые, окружают его, соединенные меж собой стенами каменной кладки. И везде порядок – крепкое хозяйство, надежный приют для любого путника. Только откуда шевеление в дальнем углу, там, где сваливают мусор, прежде чем вывезти подальше от трактира? Темная тень копошится, роется, что-то вынюхивая. Непорядок. Бродяга, нищий попрошайка забрался на территорию в поисках пропитания? А где матерые псы, что спускают на ночь с цепей? Может, загнали в конуры, когда нагрянули дружинники, да выпустить забыли? Кто-то из челяди заслужил серьезную выволочку, но пусть дрыхнет пока. Том нырнул в дом, через минуту показался снаружи с взведенным самострелом и двинулся к тени. В сереющем рассвете существо выглядело лишь сгустком мрака.

Трактирщик уже подобрался на расстояние, с которого промахнуться практически невозможно, однако никак не мог рассмотреть свою будущую жертву. Он остановился, начал выглядывать, вытягиваясь, когда практически под ногами заметил одну из своих собак. Мохнатое тело в луже крови и голова, запрокинутая так, что кажется отделенной от туловища. Том попятился, тьма в углу потекла в его сторону, и из сумрака сначала блеснули две красные точки, а потом медленно материализовался крупный, широкогрудый и тонконогий зверь. Узкая морда и прижатые острые уши. Волк, имеющий, конечно, мало общего с обычными серыми хищниками, теми, что лишь иногда сопровождают таких тварей, скуля и заискивая. Волколак, как говорят охотники. Надвигающийся неотвратимо и не по-собачьи плавно, исподлобья буравя бесстрастным взглядом и по-змеиному облизывая тонким языком кончики острых клыков. Так близко к Осетрову эти порождения ада еще не подходили, не говоря уже о внутреннем дворе трактира. Если бы Том был трусом, он не достиг бы и малой толики того, что имел. Трактирщик дождался, когда зверь приблизится на дистанцию уверенного попадания, вскинул арбалет и спустил тетиву. Мгновением раньше волк, не прекращая движения, припал на правую лапу, стрела просвистела на дюйм выше плеча и с характерным звуком вошла в дерево постройки за его спиной. Сзади раздалось – Том готов был поклясться – хриплое хихикание. Вторая тварь вынырнула из темноты и отсекла путь к бегству. Трактирщик закричал, как кричат обреченные, отчаянно и безнадежно. Звери прыгнули одновременно, спереди и сзади, стальные капканы челюстей разом сомкнулись на руке, державшей разряженный самострел, и на покрытом седой щетиной горле. Беднягу развернуло, и он рухнул на землю. В угасающие глаза Тома безразлично, совсем по-человечески, посмотрел один из его убийц. Почему в этом взгляде трактирщику вдруг померещилось искривленное шрамами лицо давешнего постояльца?

Судьба высыпавших на вопль домочадцев не многим отличалась от участи их хозяина. Твари ломились внутрь трактира и, как волки в овчарне, начинали безжалостную резню в тесном пространстве коридоров. Выжили в несчастном заведении лишь те, кто забаррикадировался в своих комнатах. Когда окончательно рассвело, страшные звери исчезли бесследно. Постоялый двор Толстого Тома стал первой жертвой нашествия.