Читать интересную книгу Гордость и гордыня - Джейн Остин

— Право, мистер Беннет, — сказала она, — так тяжко думать, что Шарлотта Лукас когда-нибудь станет хозяйкой этого дома, что мне придется уступить мое место ей, что я доживу до этого!

— Душа моя, к чему такие мрачные мысли? Будем надеяться на лучшее. Почему бы нам не уповать, что я проживу дольше? Это не слишком утешило миссис Беннет, и потому она продолжала все о том же:

— Мне нестерпимо думать, что они соберут все имение. Если бы не майорат, я бы так из-за этого не мучилась.

— Из-за чего вы не мучились бы?

— Ни из-за чего.

— Ну, так будем благодарны, что вы избавлены от подобной бесчувственности.

— Нет, мистер Беннет, за этот майорат я никогда благодарна не буду. Понять не могу, как у кого-то хватило совести отнять имение у собственных дочерей! И все ради мистера Коллинза, подумать только! Почему оно должно достаться ему, а не кому-нибудь другому?

— Это я предоставляю решить вам самой, — сказал мистер Беннет.

Глава 24

Пришло письмо от мисс Бингли и положило конец сомнениям. Первые же строки заверяли, что все они остаются в Лондоне на зиму; а заключила она их сожалениями своего брата, что у него не было времени засвидетельствовать почтение друзьям в Хартфордшире прежде, чем он оттуда уехал.

Надежда угасла, совсем угасла. A когда у Джейн хватило силы прочесть письмо дальше, она не нашла в нем ничего, что могло бы ее утешить, кроме заверений в нежной к ней привязанности. Почти все оно было занято восхвалениями мисс Дарси. Вновь описывалась ее необыкновенная привлекательность. Каролина радостно похвасталась, что их дружеская близость все возрастает, и позволила себе предсказать исполнение желаний, о которых говорилось в первом письме. C большим удовольствием она также упомянула, что ее брат стал совсем своим в доме мистера Дарси, и с восторгом сообщила о планах последнего по-новому меблировать парадные комнаты.

Элизабет, которой Джейн вскоре пересказала большую часть письма, слушала в безмолвном возмущении. Ее сердце разрывалось между сочувствием к сестре и негодованием против них всех. Утверждению Каролины, будто ее брат отдал сердце мисс Дарси, она не поверила. В том, что он по-прежнему питает к Джейн истинное чувство, она не усомнилась ни на йоту; однако, как ни была она всегда расположена к нему, ей трудно было думать без гнева и даже без презрения о покладистости, о благодушии, которые теперь сделали его рабом своекорыстных друзей и толкнули принести в жертву свое счастье их капризам с тайным намерения. Впрочем, если бы он жертвовал только своим счастьем, то имел бы полное право играть им по своей воле. Но это касалось ее сестры, о чем, как считала Элизабет, ему самому следовало бы подумать. Короче говоря, над этим предметом можно было долго размышлять, но без всякой пользы. Да только ни о чем другом она думать не могла. И все-таки действительно ли чувство Бингли умерло, или вмешательство друзей его подавило, догадывался ли он о любви Джейн, или она ускользнула от его внимания, как бы там ни было (хотя ее мнение о нем зависело от ответа на эти вопросы) в положении ее сестры ничто не менялось, мир ее души был равно нарушен.

Прошло два дня, прежде чем Джейн собралась с духом, чтобы заговорить с Элизабет о своих чувствах. Но наконец, когда миссис Беннет оставила их вдвоем после более, чем обычно, длинных поношений Недерфилда и его хозяина, ее старшая дочь не удержалась и сказала:

— Ах, если бы милая маменька была боле сдержанной! Она не представляет себе, как меня ранят ее постоянные упреки ему. Но я не стану страдать. Это не может длиться долго. Он будет забыт, и все будет как прежде.

Элизабет посмотрела на сестру с состраданием, отнюдь не убежденная ее словами, но промолчала.

— Ты сомневаешься! — воскликнула Джейн, слегка краснея. — Но, право, у тебя для этого нет причин. Он может остаться в моей памяти как самый располагающий к себе молодой человек из всех мне знакомых, но и только. Мне больше не на что надеяться и нечего опасаться, и мне не в чем его упрекнуть. Слава Богу, от этой боли я избавлена. Еще немного времени… Я постараюсь справиться…

Вскоре более твердым голосом она добавила:

— Меня уже утешает мысль, что это была лишь игра моего воображения, и она никому не причинила вреда, кроме меня.

— Милая Джейн, — вскричала Элизабет, — ты слишком добра! Твои кротость и скромность поистине ангельские. Я не знаю, что сказать тебе. Мне кажется, я никогда не воздавала тебе должного, не любила тебя так, как ты того заслуживаешь.

Мисс Беннет быстро возразила, что никак не заслуживает таких похвал, и превознесла любовь сестры к ней.

— Нет, — сказала Элизабет, — это нечестно. Ты хочешь верить, что все на свете достойны уважения, и огорчаешься, если я дурно отзовусь о ком-то. Я же хочу видеть совершенство лишь в одной тебе, а ты даже слушать об этом не хочешь. Не опасайся, что я позволю себе лишнее и покушусь на твою привилегию доброжелательности ко всем и вся. В этом нет нужды. B мире очень мало людей, кого я люблю по-настоящему, и еще меньше таких, о ком я высокого мнения. Чем больше я знакомлюсь со светом, тем меньше он мне нравится. И каждый день подтверждает мое убеждение в непостоянстве человеческих характеров и в том, как мало можно доверять истинности достоинств и здравомыслия, какими бы убедительными они ни вы глядели. Совсем недавно я столкнулась с двумя примерами этого. Про один я умолчу, а второй — это замужество Шарлотты. У него нет оправданий. C какой стороны ни посмотреть, у него нет оправданий.

— Милая Лиззи, не поддавайся таким чувствам. Они помешают тебе быть счастливой. Ты слишком мало принимаешь во внимание различие в обстоятельствах и характерах. Подумай об основательности мистера Коллинза, о твердом, осмотрительном характере Шарлотты. Вспомни, что она старшая дочь в большой семье. C практической точки зрения это отличная партия; и, пожалуйста, постарайся, ради всех, поверить, что она может питать к нашему кузену симпатию и уважение.

— Ради тебя я постаралась бы поверить во что угодно, но такая вера никому ни малейшей пользы не принесет: ведь убедись я, что Шарлотта питает к нему симпатию, мое мнение об ее уме стало бы хуже моего нынешнего мнения о ее сердце. Милая Джейн, мистер Коллинз самодовольный, напыщенный, глупый человек самых узких взглядов, и ты это знаешь не хуже меня. И ты, как и я, не можешь не чувствовать, что женщине, согласившейся выйти за него, недостает стойкости характера. Ты не должна защищать ее, пусть это Шарлотта Лукас. Ты не должна ради нее одной изменять требования нравственных начал и душевного благородства, пытаться убедить себя и меня, будто себялюбие это осмотрительность, а безрассудство — залог счастья.

— Мне кажется, — сказала Джейн, — ты слишком строго судишь их обоих. И, надеюсь, убедишься в этом, когда увидишь, как они счастливы вместе. Но довольно об этом. Ты намекнула еще на что-то. Ты говорила о двух примерах. Я не могла не понять тебя, но умоляю, милая Лиззи, не огорчай меня, полагая, что он в чем-то виноват, и говоря, что он упал в твоем мнении. Не следует с такой легкостью воображать, будто нам причинили боль нарочно. Нельзя ожидать, чтобы молодой человек с живым нравом всегда был осмотрителен и на страже своих слов и поступков. Нас так часто обманывает тщеславие. Женщины усматривают в лестном внимании гораздо больше, чем оно обозначает на самом деле.

— A мужчины делают для этого все.

— Если намеренно, им нет оправдания. Но я не думаю, что в мире столько коварных расчетов, как воображают некоторые.

— Я вовсе не приписываю хоть что-то в поведении мистера Бингли коварному расчету, — возразила Элизабет. — Однако и без намерения поступить плохо или сделать других несчастными можно совершить ошибку или причинить горе. Для этого вполне достаточно легкомыслия, неумения замечать чувства других и безволия.

— И ты объясняешь случившееся чем-то из перечисленного?

— Да. И первым, и вторым, и третьим. Но если я стану продолжать, то огорчу тебя, сказан, что я думаю об особах, которые тебе дороги. Останови меня, покуда можно.

— Значит, ты продолжаешь настаивать, что на него повлияли его сестры?

— Да. B союзе с его другом.

— Не могу этому поверить. Зачем бы им понадобилось влиять на него? Они ведь только желают ему счастья, а если он отдал сердце мне, никакая другая женщина не сделает его счастливым.

— Твоя посылка неверна. Они могут желать очень многого, помимо его счастья. Они могут желать, чтобы он приумножил свое богатство и занял более высокое положение в обществе. Они могут желать, чтобы он женился на девушке, обладающей всеми достоинствами, которые зиждутся на деньгах, знатности и гордости.

— Вне всяких сомнений, они хотели бы, чтобы он женился на мисс Дарси, — ответила Джейн, — однако возможно, что их побуждения гораздо лучше, чем ты полагаешь. Они знакомы с ней много дольше, чем со мной, и неудивительно, если любят ее сильнее. Но, каковы бы ни были их желания, весьма маловероятно, что они стали бы противиться желаниям своего брата. Какая сестра сочла бы себя вправе на подобное вмешательство, кроме случаев, когда речь идет о чем-то недопустимом? Если они верят, что он расположен ко мне, то не стали бы нас разлучать; если бы его чувство и правда было бы таким, им этого не удалось бы. Предполагая подобное, ты приписываешь им всем неестественные и дурные поступки и причиняешь мне большие страдания. Не огорчай меня такими мыслями. Мне не стыдно, что я ошибалась… ну, разве самую чуточку, но это пустяк в сравнении с тем, что я буду чувствовать, думая плохо о нем или о его сестрах. Позволь мне смотреть на случившееся в самом благоприятном свете — в свете, оправдывающем его и их.