— Кто ее знает. Может быть, он сказал ей, что хочет на мне жениться, и она запаниковала… Я же не знаю, с какой целью она знакомила меня со своим братом. Но уж точно не для того, что бы он на мне женился. Так, для развлечения. Может быть, для них это своего рода экзотика — трахнуть бедную художницу. Модели, видно, уже не котируются. Оль, я сама должна была думать. Кто они, и кто я… Бесприданница…
— Ты знаешь, в твоих словах, как ни странно, есть логика… Хорошо, ну, и откуда же она, по-твоему, узнала про Зотова?
— Не знаю. Может, через свою службу безопасности. Думаешь, она бы притащила на семейную вечеринку кого попало, ничего не выяснив заранее об этом человеке? Как бы не так!
— Жаль… А мне Наталья показалась нормальной бабой, да и твой Матвей производил впечатление стоящего мужика, — задумчиво проговорила Ольга. И вдруг без всякого перехода спросила: — Слушай, а как он в постели?
— Оля! — возмущенно воскликнула Любка. — Ну что ты за человек!
— Ну ладно… Ладно тебе… Не хочешь — не говори… Слушай, давай я приеду, а? Винца тяпнем, поболтаем…
Любка немного подумала.
— Нет, Оль. Не сегодня. Не обижайся, ладно?
— Тебе нельзя оставаться одной в таком состоянии! Я приеду. Поняла?
— Оль, со мной все в порядке. Я ничего не собираюсь с собой делать, если ты об этом. Знаешь, приезжай лучше завтра, хорошо?
— Смотри мне… Завтра так завтра. Держись.
— Я держусь.
— А знаешь что? Пошли они все в жопу! Я дам тебе денег, и мы организуем выставку твоих картин. Хватит уже сопли жевать! Сколько можно!
— Оль, у меня пока работ мало.
— Ну и что? Рисуй, Моцарт. До зимы времени много…
Положив трубку, Любка пошла в ванную. Там она умылась холодной водой. Потом отправилась на кухню, варить кофе. Она решила что начнет работать над новой картиной уже сегодня.
Правильно Ольга сказала: хватит жевать сопли! И хватит предаваться сожалениям, лить слезы по сбежавшему молоку! И вообще, хватит с нее! Больше она никому не позволит себя обижать, обманывать и обвинять в разных грехах. Достали все. Пусть Матвей Акимов со своей сестрицей катятся вместе к чертовой матери. Хватит!
23
Данька, шмыгнув носом, виновато посмотрел на отца.
— Па-ап, отпусти меня к тете Наташе. Можно я у нее поживу?
— Что?
Матвей пил уже неделю и теперь с трудом понимал, о чем говорит ему сын. Данька опустил голову: он старался не глядеть в одутловатое лицо Матвея и вообще не мог понять, что происходит. Все это пугало и огорчало его.
— Можно? — готовясь заплакать, снова спросил он.
— Можно, — сказал Матвей и снова отвинтил пробку на бутылке, чтобы налить себе еще водки.
Сегодня он был не настолько пьян, чтобы не заметить, с каким отвращением смотрит на него собственный ребенок.
— Ах да… Конечно. — Он взял с базы телефонную трубку и вызвал такси.
Наверное, так будет правильнее, пусть Данька пока поживет у Натальи.
Матвею сейчас не было дела ни до чего и ни до кого, а это плохо отражалось на сыне. Ребенок не должен страдать из-за того, что у него такой непутевый отец. Ребенок ни в чем не виноват.
На работу Матвей не ходил, предупредил Наталью, что берет еще неделю отпуска. Неделя уже была на исходе, а он не хотел никуда идти — ни на работу, ни куда бы то ни было еще. Хотелось просто нажраться до бесчувствия — до мироощущения бревна или мешка с навозом — и ни о чем не думать. Потому что, стоило немного протрезветь, как сразу возникали мысли о Любе: какая она дрянь, как ему было с ней хорошо и о том, что все это закончилось. Унять эту боль могла только новая доза алкоголя. Да и то временно.
Данька самостоятельно собрал вещи и теперь с немым укором в глазах сидел в холле, ожидая такси. Матвей медленно оделся, и, когда диспетчер по телефону сообщила, что машина с таким-то номером подъехала и ожидает у ворот, он вышел из квартиры вместе с сыном.
— Господи, — прошептала Наталья в дверях, когда увидела брата с племянником. — Матвей, что случилось? У тебя такой вид… Ты что, всю неделю пил?
— Привет, сестренка. Я тоже рад тебя видеть… — пьяно ухмыляясь, пробормотал Матвей и стал разуваться.
Данька зашвырнул сумку и тут же умчался играть с Натальиной собакой — общительной и смышленой ретривершей Дусей. Матвей отправился в душ. Потом пришел в кухню, курил и ждал, пока Наталья сварит ему кофе.
— Что случилось, Матюш?
— Да так… Ничего, — буркнул он, сделав глоток.
— Тогда в связи с чем ты так бездарно тратишь свой отпуск?
Матвей промолчал. Наталья села рядом и взяла сигарету из его пачки.
— Зачем ты ее к нам тогда притащила? — внезапно спросил он и тут же ощутил дежа вю — помнится, однажды он уже задавал этот вопрос в похожей обстановке.
— Кого? — не поняла Наталья.
— Любу, художницу.
— А что не так с Любой? Помнится, две недели назад ты поставил меня перед фактом, что берешь отпуск и уезжаешь с ней в Питер. И у тебя был очень счастливый голос. В чем все-таки дело?
— Как ты с ней познакомилась?
— О Господи! Как… Ну как… Я сейчас и не вспомню… Кажется, мне кто-то из знакомых рекомендовал обратиться к ней. Я хотела подарить тебе картину.
— И что? Почему ты ее пригласила?
— Не знаю. Она мне понравилась. Хорошая девушка, скромная, в меру глупенькая, милая, талантливая и к тому же несчастная. Наверное, жалость… Я не знаю. Почему подбирают бездомных котят? Хорошенький, и жалко.
— Наташ, насколько я тебя знаю, ты редко руководствуешься жалостью.
— Ну я ведь живой человек. А вовсе не машина для печатания денег, какой меня привыкли считать. Матюшенька, дорогой, скажи мне лучше, ты на работу выходить собираешься? Неделя уже прошла, милый. Даже две. Хватит гулять, родной. Завязывай с этим нехорошим делом.
— Ладно. Ты права. Как всегда, ты абсолютно права, сестренка.
— А что ты меня про Любу пытал?
— Так. Ничего… Просто она не та, за кого себя выдает.
— Да ладно! — удивилась Наталья, и глаза у нее заискрились лукавством.
— И кто же она? Марсианка?
— Это не смешно.
— Может быть, но ты же не хочешь говорить мне, в чем дело. Вы что, поссорились?
— Нет. Мы не поссорились. Мы расстались.
— Да? Жаль. Хорошая девушка. Что тебе еще надо? Что ты все ищешь?
Матвей внезапно разозлился.
— Она — не хорошая девушка! Не хорошая — понимаешь?! Холодная безжалостная стерва!
Наталья посмотрела на него дикими глазами, и он осекся, замолчал, сжав кулаки. Затем снова закурил, глядя в сторону с отсутствующим видом.
— Знаешь, я лучше домой поеду, — сказал он и решительно поднялся из-за стола.