Инстинкты есть, прорываются. Наблюдая очередь за «красиньким», глядя в эти тупые скотские глаза, слушая эти бессвязные грязные речи, видя эти неуклюжие поползновения… эх, взять бы пулемет…
Но жизнь человеческая самоценна. Его жизнь! Независимо от того, человек он, личность или скот. У тебя свой путь, у него свой.
Правда, мы плодим и всю жизнь кормим миллионы уродов, дебилов и т.п. Не вижу смысла в содержании на шее общества миллионов бесполезных неразумных живых существ. Это – гуманизм? Может, избавиться от них?
А ты у их матерей спроси.
Кто и по каким критериям оценит степень ущербности человека и кто возьмется исполнить приговор? Где грань?
Вернемся к опыту Спарты? Да, где-то и сейчас есть племена, где новорожденного, не вписывающегося в какие-то критерии, обязана умертвить сама мать. Для общества, для этого племени, это гуманно. А для матери?
Нынешний пример. У ребенка оказалось по шесть пальцев на руках. Родители, цивилизованные гомы сапиенсы, в ужасе, – и отказались. Вот таких сволочей как воспитывать? А другая семья забрала ребеночка, воспитала, сделали операцию, сейчас ребенок играет на пианино. Что за люди такие, откуда они берутся?
Мыслей таких много, много вопросов, на которые нет ответа. Прочитанная книга обращает мысль внутрь себя, и именно в эту сторону бытия.
Но почему я должен покупать такую книгу у спекулянта?
А работа идет своим чередом. Вчера в Норильске Леша снова блеснул мастерством и неслышно, невесомо, полировал колеса о бетон полосы. Витя при этом потихоньку догружал стойки плавным выпуском интерцепторов; я же наслаждался редкостным сочетанием благоприятных факторов и мастерства экипажа, а сам осторожно опускал переднюю ногу, следя, чтобы, плюс ко всему, и ось полосы неслась нам строго между ног.
Потом, на обратном пути, сам заходил ночью и сумел примостить машину на нашу многогрешную полосу в пределах тех возможностей, которые она смогла нам позволить.
Ехал домой по пустой ночной дороге, с запада на восток, из ночи в бледную зарю, со спокойным и усталым ощущением, что недаром живу. И вымирать что-то не хотелось.
Общественная жизнь бушует. Все то, что наболело, все то, о чем мечталось, обретает зримые черты; все проясняется; проходят пленумы, принимаются законы, развязываются руки, загораются глаза. И все – быстро, быстрее, чем успевает переварить разум, но ждать некогда.
И только я как себе летал, так себе и летаю, и ничего не меняется.
Ну, принят пресловутый Закон о предприятии, основной документ перестройки. Как его ни ладь к себе – не налазит, не подходит, жмет, да и вообще непонятно, где рукава, а где ширинка.
Нужны талмудисты, их у нас легион, тем и кормятся. Если верить этому Закону, то их-то, интерпретаторов-то, как раз и под зад. Ну, посмотрим, как зашевелится наше ведомство, как прилепит к себе эту новую, красивую и пока непонятную… инструкцию. Надо полагать, в течение оставшегося полугодия все причешется, и у нас сумеют впрячь в одну телегу Устав и демократию… и кресла свои сберегут.
Интересно и о ценах. Если реформа цен увяжется с социальной справедливостью (еще как ее понимать, эту самую справедливость), то как это отразится на высокооплачиваемых категориях? Я понимаю, конечно, что если мясо стоит 4 рэ, а едят его все (или хотят все), то я-то себе куплю, а пенсионер? уборщица? Если ей продавать подешевле, то за чей счет? Но во всяком случае, мне дешевле не продадут.
По моему разумению, цены, деньги и все, что с ними связано, должны отражать правильно лишь одно: труд, отдачу. Не килограммометры, конечно, а именно, отдачу. Мне плевать, какие там термины, нюансы, что явится посредником между моей отдачей обществу и моими запросами к обществу, но я даю достаточно много, и более очень и очень многих, чтобы не стоять в очереди за куском. Это не самодовольство, не гордыня, не бравада, не выпячивание. А это – мое реальное место в жизни. Статус кво. Так есть. Мне ведь много не надо.
5.07. Владивосток. В новой эскадрилье как-то так обернулось, что нас ставят все больше на западные рейсы, да Норильск еще. А мы-то больше привыкли к Благовещенскам и Владивостокам, да и Камчатка мне ближе к душе, чем, к примеру, Краснодар. Ну, а сейчас все наоборот. И мы выпросили этот Владик просто так, для отдыха.
Попалась 134-я машина, но все на ней работало хорошо, и ограничения почти не мешали. В Чите садились с посадочной массой 80 т; все удалось. Взлетали оттуда по новой схеме: с высоты 100 м отворот влево от препятствий и на 260 м уборка закрылков. Это дает возможность взлетать с полной взлетной массой, а раньше в этих условиях не проходило больше 92-93 т из-за пресловутого градиента набора при отказе двигателя. Все же кто-то в министерстве немножко думает головой.
И все же в министерстве кто-то думает головой в другую сторону.
Раньше время, указанное в расписании, было временем взлета. Потом начались изменения, пошли указания, и наступила такая путаница, в результате которой в разных аэропортах стали разрешать запуск где за 11 минут до взлета, а где за 5. Страдает престиж Аэрофлота.
Мы привыкли рассчитывать подготовку экипажа и запуск так, чтобы с учетом всех факторов взлетать точно по расписанию. А теперь время, указанное в билете, министерские чиновники объявили временем начала движения. Стронулся со стоянки по расписанию, а взлет – уж как придется. Пассажиры ворчат: уж этот хваленый Аэрофлот – хоть на пять минут, а задержит. Пассажир по-старому разумно ожидает, что взлет будет в то время, что указано в билете. Короче, бардак.
И вот взлетаем из Читы: слава богу, запуск разрешили за 11 минут, взлетели, как всегда, точно. Владик обещает туман, а впереди нас, на полдороги, слева влез московский Ил-62 и повис на нашем эшелоне 11100. Между нами 70 км, догоняем с разницей скоростей 70 км/час, значит, обгоним через час с небольшим. Идет он тоже во Владик, тоже торопится, потому что видимость там уже 2000, и все условия для тумана уже есть: влажность 100 процентов и температура равна точке росы.
Надо обогнать и успеть создать интервал, иначе на заходе будем мешать друг другу. От Хабаровска нам занимать встречный эшелон 10600 или 11600: смена направления трассы. Положено занять этот эшелон за 20 км до Хабаровска. Ну, ясно, нам повыше, ему пониже.
Дальше по трассе фронтальные грозы. Ил-62 попросил эшелон 11600; мы следом за ним тоже полезли вверх. Затянули газы, чтобы не догонять, повисли на М=0.79, удалось сохранить интервал 30 км.
Встречный борт дал ветерок от Владика до Хабаровска: нам в лоб. Если уж обгонять, то нам лучше вылезти вверх, выше ветра, а ему пониже; тогда мы сумеем и уйти вперед, и обеспечить ему интервал за нами, а значит, сможем снижаться на посадку с пересечением его высоты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});