«Мировоззрение генерала Сикорского, - писал в своих мемуарах Майский, - располагалось между умеренным либерализмом и умеренным консерватизмом буржуазного толка… Около него всегда вертелось слишком много сугубо реакционных фигур, которые прикрывались его именем и которых он по слабости характера не умел поставить на место. Вот почему «правительство Сикорского» (как, впрочем, и последующие эмигрантские правительства. - Г.Е.) оставило о себе так много печальных воспоминаний... В нем (Сикорском. - Г.Е.)... все-таки был силен агрессивно-империалистический дух. Ему не хватало политического реализма, «романтика» старых шляхетских традиций крепко держала его в своих руках» (И.М. Майский. Воспоминания советского дипломата. Ташкент. - 1980, сс. 496, 499).
Переговоры с поляками проходили очень тяжело. Напряженные споры и острая полемика сторон не раз ставили мероприятие на грань срыва. Серьёзное противостояние вызывала проблема границ послевоенной Польши, в рамках которой польская делегация подразумевала, конечно, возвращение Польше захваченных ею в 1920 году прошлого столетия и освобожденных Красной Армией в 1939-1940 гг. западных земель Украины, Белоруссии и Литвы.
Тем не менее 30 июля 1941 г. советско-польский договор был подписан Майским и Сикорским. (Там же, с. 499)
Необходимо при этом отметить следующее: утверждение Майского в его книге о том, что «было решено в пакте вообще не касаться вопроса о границах польского государства», а также необъяснимое замалчивание автором мемуаров содержания статьи 1 договора не должно создавать у читателя впечатления, что поляки тогда отказались от территориальных притязаний. Ведь ст. 1 договора гласила: «Правительство СССР признает советско-германские договоры 1939 года касательно территориальных перемен в Польше утратившими силу...». Как мы видим, термин «границы» устранен, а польские территориальные притязания остались. В той тяжелой военно-политической обстановке Советский Союз вынужден был идти на уступки.
Соглашением предусматривалось восстановление дипломатических отношений между обоими правительствами и оказание друг другу всякого рода помощи и поддержки в войне против гитлеровской Германии. В ст.4 договора выражается согласие Правительства СССР на создание на территории Советского Союза польской армии под командованием, назначенным польским правительством с согласия Советского правительства. При этом предписывалось действовать в оперативном отношении под руководством Верховного Командования СССР, в составе которого будет состоять представитель польской армии. Детализацию темы военного сотрудничества предлагалось рассмотреть в последующем соглашении. К договору прилагался протокол следующего содержания: «Советское Правительство предоставляет амнистию всем польским гражданам, содержащимся ныне в заключении на советской территории в качестве ли военнопленных или на других достаточных основаниях, со времени восстановления дипломатических отношений». (Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны. М, 1944. Т. 1., сс. 121-122).
Факт подписания этого договора вызвал серьезный кризис в польском эмигрантском правительстве и подчиненном ему подполье на родине. В знак протеста ушли в отставку несколько министров, в том числе глава внешнеполитического ведомства А. Залесский, место которого занял Э. Рачинский.
В августе 1941 года в Москве открылось посольство правительства Польши в изгнании во главе с посланником В. Котом (впоследствии - послом), была объявлена амнистия польским гражданам в СССР и состоялось подписание Военного соглашения между Верховным Командованием СССР и Верховным командованием Польши (14 августа 1941 года). В указанном документе, в целом довольно четко конкретизировавшим процесс создания польской армии на территории СССР, к сожалению, в пункте «в» статьи 2 не столь четко (если учитывать ненадежность партнера) были изложены обязательства польской стороны. Судите сами. Пункт гласил: «она (польская армия на территории СССР. - Г.Е.) будет предназначена для совместнойс войсками СССР и иных союзных держав борьбы против Германии». Выделенный автором настоящей публикации фрагмент документа не так безобиден, как кажется на первый взгляд. Если польская армия, как это следовало из всех первоначальных заявлений руководства польской эмиграции и ранее подписанного ею соглашения, создавалась на советской территории именно для войны на Восточном фронте и именно совместно с Красной Армией, то причем здесь «войска иных союзных держав»? Ведь на советско-германском фронте не было ни английских ни американских войск. Похоже, эта «юридическая лазейка» нужна была польской армейской верхушке на случай отказа советской стороны разрешить будущую переброску армии Андерса в распоряжение западных союзников. Предположение не покажется далеким от истины, если мы, забегая вперед, посмотрим, как Андерс ухитрился по-своему толковать, например, некоторые положения ст.7 указанного соглашения. Статья гласила: «Польские армейскиечасти будут двинуты на фронт по достижении полной боевой готовности (выделено мною. - Г.Е.).
Они будут выступать, как правило, соединениями не меньше дивизии и будут использованы в соответствии с оперативными планами Верховного Командования СССР». Как оказалось впоследствии, польское командование трактовало выражение «польские армейские части», как все части армии, другими словами - как всю польскую армию в СССР, которую можно посылать на фронт после достижения полной готовности. Вторую часть статьи Андерс игнорировал и саботировал отправку на фронт отдельных приведенных в боевую готовность дивизий до завершения полной подготовки всей польской армии. Таким образом, за весь почти годовой период пребывания польского контингента на территории СССР ни одно его подразделение так и не появилось на советско-германском фронте.
В декабре 1941 года премьер-министр и верховный главнокомандующий ВС правительства Польши в изгнании генерал Сикорский, назначенный им командующий формировавшейся в СССР польской армией генерал Андерс и начальник штаба ВС генерал Климецкий посетили Куйбышев, Москву и Бузулук Чкаловской области (ныне - Оренбургская область). В Куйбышеве они встретились с посланником Котом (посольство к тому времени было эвакуировано в «Запасную столицу» из Москвы вместе со всем иностранным дипкорпусом), были приняты Председателем Президиума Верховного Совета СССР. М.И. Калининым (часть советских органов государственной власти также переехала в этот приволжский город), а в Москве Сикорский и Андерс дважды встречались со Сталиным. На всех встречах по-прежнему превалировала тема советско-польского военного сотрудничества. Стремясь закрепить в этой сфере обязательства партнера, надежность которого уже вызывала сомнения, советское руководство пошло на подписание еще одного двустороннего документа. 4 декабря в Москве была принята Декларация правительств СССР и Польши о дружбе и взаимопомощи. «...Польская армия, - было в очередной раз зафиксировано в ней, - будет вести войну против немецких разбойников рука об руку с советскими войсками...».
7 декабря все три генерала в сопровождении заместителя наркома иностранных дел СССР А.Я. Вышинского проинспектировали процесс формирования польской армии. Андерс произнес «пламенную» речь перед польскими офицерами. В ней, в частности, говорилось: «Для меня лично было бы счастьем получить первый оперативный приказ советского командования о выступлении на фронт».
Последующие события, однако, показали, что эмигрантская военно-политическая элита, прикрываясь лицемерными заверениями в верности указанным соглашениям, на самом деле не собиралась их выполнять.
Так, вскоре тот же Андерс при очередном посещении Бузулука в узком офицерском кругу своих приближенных был уже предельно откровенен и высказал прямо противоположное тому, что произносил ранее в присутствии Вышинского. «Я очень рад нашему выбору, - заявлял он, - так как предназначенная нам территория достаточно удалена от фронта и военные действия не будут нам мешать в период обучения. А, когда Красная Армия развалится под ударами немцев, что произойдет не далее, как через несколько месяцев, мы сможем пробиться вдоль Каспийского моря в Иран. Являясь тогда единственной вооруженной силой на этой территории, мы сможем делать всё, что хотим». (Павлов. Запасная столица. Самара, Самарский Дом печати, 1995., сс. 80-81).
Обратите внимание: эти слова произносил деятель, чья страна была оккупирована немцами, чьё правительство находилось на содержании Великобритании, а армия - на содержании Советского Союза. Воистину, не часто встречается в политике (даже с учетом того, что она порой делается «не в белых перчатках») подобная «гремучая смесь» из двурушничества, спеси и цинизма.