Читать интересную книгу Мститель - Эдуард БОРНХЁЭ

— Ты все еще думаешь, что меня так легко поймать?

— Не думаю, — ответил кузнец; у него зуб на зуб непопадал.

— Тогда прощай — до послезавтра!

Кузнец, покачивая головой, вернулся в дом, но аппетит у него пропал. Он был так серьезен и молчалив, что его подмастерья совсем оробели.

Под вечер комтур со своим отрядом снова подъехал к кузнице. Комтур был сильно раздосадован: крестьяне, которых он хотел наказать, каким-то образом проведали о грозящей им опасности и бежали. Хотя судьи за это и разграбили начисто все дома, настроение у комтура было испорчено.

— Выведи монаха! — заорал он на кузнеца.

Кузнец, не привыкший к такому обращению, нахмурился, но все же, не говоря ни слова, вошел в темный чулан и вскоре вернулся с вестью, что монах исчез. Лицо у комтура так побагровело, что, казалось, вот-вот вспыхнет огнем. Он мигом соскочил с коня и бросился вместе со слугами в чулан. Там они обшарили все углы, перевернули все вверх дном, готовы были опрокинуть и самую кузницу, но монаха не нашли.

— Куда ты девал монаха? — набросился комтур на кузнеца, сжав кулаки.

— Не в моей воле его куда-то девать, — мрачно от ветил кузнец.—Ваши собственные слуги бросили его в этот чулан, пусть они теперь его и находят.

— А ты куда смотрел? Почему так плохо сторожил его? — кричал комтур.

— Я не сторож вашим пленникам,— проворчал кузнец.

И тут с Виллу произошло событие — второе за сегодняшний день,— какого он раньше и во сне не видал. Кулак комтура мелькнул в воздухе, и тяжелый удар обрушился на румяную щеку кузнеца. Более слабого человека такой удар, наверное, свалил бы с ног, но кузнец Виллу даже не пошатнулся. В лице его не осталось ни кровинки, и взгляд, устремленный в горящие злобой глаза противника, был так страшен, что комтур невольно отступил на шаг и схватился за меч. Не могло быть никакого сомнения в том, что кузнец способен свалить его одним ударом. Но, к счастью для комтура, Виллу был эстонец, по натуре медлительный. Не успел он и рукой шевельнуть, как несколько человек бросились между ним и комтуром и вокруг засверкали обнаженные мечи.

— Комтур! — произнес кузнец глухим басом.— Вы первый дали мне отведать, какова пощечина на вкус; не взыщите, если я в свое время заплачу вам за науку.

Дав Виллу пощечину, комтур сразу остыл, и ему, по правде говоря, даже стало немного жаль, что он так грубо оскорбил человека, спасшего ему жизнь, своего приятеля. Но, как истый господин, он счел неуместным выказать это сожаление перед своим подданным; поэтому он принял свирепый вид и закричал громче прежнего:

— Ты, собака, смеешь еще угрожать мне? Ты забыл, кто ты такой? Вот что значит избаловать раба! Я отберу все твое добро и велю запороть тебя до смерти… если захочу. Впредь остерегайся подобной наглости и благодари создателя, что на сей раз отделался таким легким наказанием.

Сказав это, комтур поспешно вышел из кузницы, возможно, с тем намерением, чтобы Виллу каким-нибудь неосторожным словом не повредил себе еще больше. Отдав слугам строгий приказ разыскать беглецов и пообещав за поимку их щедрое вознаграждение, комтур вместе с рыцарями и воинами поехал обратно в замок.

Кузнец попытался снова приняться за работу, но вскоре отбросил кувалду с такой силой, что рукоятка с треском переломилась и тяжелый молот, подпрыгивая, отлетел в угол. Виллу убежал в лес, долго бродил меж деревьев и наконец упал ничком в снег, прижал ладони к глазам и стал всхлипывать, как ребенок, которого больно наказали. 6

Ни на другой, ни на третий день кузнец работу и в руки не брал, а бродил по деревням и тайком шептался с крестьянами. На третий день вечером он, возвратившись домой, нашел здесь Май, уже давно его поджидавшую.

— Где Прийду? — был первый вопрос кузнеца, последовавший за сердечным приветствием.

— В заточении,— глухо ответила Май, и слезы навернулись у нее на глаза.

— Что такое? — испуганно воскликнул кузнец.

Май стала рассказывать:

— Позавчера вечером Прийду вернулся домой верхом. На наш вопрос, откуда он достал лошадь, он ответил, что взял ее на неделю у приятеля. Он все время вертелся около этого коня, кормил его и гладил, называя своим дорогим спасителем. Я спросила, что все это

значит, и он рассказал мне, как рыцари, обозленные какой-то его проделкой, гнались за ним, но не догнали. Вчера утром он на лошади уехал в лес, но к полудню вернулся пешком и рассказал, что рыцари опять преследовали его и он, ища спасения, отпустил лошадь, а сам влез на дерево.

Немного позлее, когда я была во дворе одна, за забором послышался шум и кто-то громко приказал открыть ворота. Я отворила и увидела всадников — двух рыцарей с надменными лицами и много слуг. Старший рыцарь поставил двух слуг следить за тем, чтобы никто не мог уйти со двора. Меня он сурово спросил, дома ли хозяйка и ее сын, и когда я ему ответила, что мать дома, всадники слезли с лошадей и вошли в комнату. Молодой рыцарь, одетый как владелец мызы, остался один во дворе, обнял меня, назвал красоткой и спросил, как меня зовут. Я ему не отвечала и старалась высвободиться из его объятий. Глаза его странно загорелись, он называл меня всевозможными ласкательными именами и силой хотел поцеловать. Я собрала все свои силы, вырвалась из его рук и вбежала в дом с заднего крыльца. Рыцарь хотел войти вслед за мной, но я успела задвинуть засов. Я спряталась в темной потайной каморке, рядом с жилой комнатой. Тут я сильно испугалась, столкнувшись с человеком, который рукой закрыл мне рот и велел молчать. Это был Прийду — он тоже сюда спрятался. Мы затаили дыхание и прислушались. Все, что происходило в комнате, здесь было хорошо слышно.

— Кто это? — спросила я, услыхав голос старшего рыцаря.

— Вильяндиский комтур, — шепнул Прийду.

Комтур назвал Прийду мятежником и конокрадом и велел матери тотчас же сказать, куда спрятался сын. Мать ответила, что давно уже не видела Прийду. Комтур долго ее допрашивал и, не получив никакого другого ответа, приказал слугам обыскать весь дом и хозяйственные постройки. Мы слышали, как они шарили по комнатам и чердаку и швыряли вещи так, что только грохот и треск стоял. Я дрожала от страха, что кто-нибудь может случайно заметить потайную дверь и ворваться в наше убежище. К счастью, этого не случилось. Когда все закоулки были обшарены и, как я догадывалась, все вещи разбиты, слуги вернулись в комнату и сказали, что никого не нашли. Комтур снова начал допрашивать мать и угрожал поджечь дом и превратить его в пепел вместе с хозяевами, если ему не выдадут Прийду. Мать повторяла свои мольбы и просьбы, но убежища Прийду не выдавала. Тогда комтур приказал связать мать, бросить ее в самое глубокое подземелье замка и держать там, пока не объявится Прийду. Как только мать начали вязать, Прийду вмиг выскочил из своего убежища, предстал перед комтуром и приказал: «Делайте со мной что хотите, но мать мою не трогайте!». Его сразу же связали так крепко, что он, бедный, застонал от боли. Мать бросилась перед комтуром на колени, зарыдала и стала молить о пощаде. Комтур ответил сурово, что Прийду подстрекал народ к мятежу и заслуживает смертной казни. Мать закричала в отчаянии: «О, пощади! Сжалься! Он ведь твой собственный…»

Последнего слова я не расслышала, так как в тот миг комтур рявкнул на слуг: «Убирайтесь все вон отсюда!» Слуги вышли вместе с Прийду. Тогда комтур сказал тихо и угрожающе: «Ты, безумная женщина, разве ты забыла, что я приказал тебе молчать до самой смерти? Хочешь сама себя погубить?.. Молчи! Твой сын не умрет, но от наказания я не могу его избавить. Тебе же я клятвенно обещаю, что тебя сожгут живьем, если ты еще раз нарушишь мой приказ!»

И комтур вышел, звеня шпорами. Когда на дворе снова стало тихо, я решилась покинуть тайник. С удивлением заметила я, что мать довольно спокойна. Она начала даже по своему обыкновению расхваливать ком-тура и немцев и с гордостью заявила, что, пока она жива, никто не осмелится дотронуться до Прийду. Я спросила, что значили последние, мне совсем непонятные слова комтура. Мать велела мне молчать и сказала, что это тайна, которую она откроет мне и Прийду только на смертном одре.

По правде сказать, я и не хочу узнать эту тайну. Я чувствую, что хорошего в ней ничего нет. У меня сердце болит. До сих пор ничто не нарушало нашего покоя, а теперь насилие и зло вторгаются и в наш дом. Бедный Прийду! А как горели глаза у молодого рыцаря!.. О, мой Виллу, я боюсь, что нашему счастью не бывать.

Кузнец обнял опечаленную девушку, крепко прижал ее к своей груди и уверенно произнес:

— Не бойся, Май! Пока ты под защитой моей руки, тебе нечего бояться насилия. А ты не знаешь, кто был… тот дерзкий молодой рыцарь?

— Он называл комтура дядей.

— Ах он, собачья шкура! — вспылил кузнец.— Это, значит, младший Госвин Герике, племянник комтура, сын владельца мызы Пуйду! Вот негодяй! Отец болен, при смерти, а сын за красивыми девушками волочится. Они в Германии нищенствовали, благодаря дядюшке