Читать интересную книгу Разлюбовь, или Злое золото неба - Андрей Зотов

Я так и знал. Это были мои ксерокопии карты и письма, которое, пожалуй, правильнее было бы назвать посланием. Плюс десяток страниц с моими попытками что-то расшифровать. Пока меня не было, они залезли в мою папку, оставленную на столе, придавленную плеером фирмы «Панасоник».

– Подлинник? – переспросил я.

– Если угодно – первоисточник. Ганс говорит, он у тебя.

– У меня? – Я пожал плечами. – Ганс так сказал?

– Рассказываю подробности. Мы зажали его яйца в двери, и он полчаса ворковал обо всем на свете. Разве только стихов не читал. Хочешь, чтобы с тобой проделали ту же процедуру?

Нет, ничего подобного я не хотел.

– Откуда у меня подлинник? – сказал я.

– А вот Валера Хольский утверждал в свое время, что отправлял за первоисточником как раз тебя. К себе на дачу. Посмотри его сумку, – велел он Амбаломенту, и тот мигом встал, вскрыл сумку и начал выкладывать ее содержимое на стол. В заднем кармане штанов у меня лежала свернутая вчетверо реклама магазина «24 часа» с расшифровкой послания. Если они меня еще и обыщут, будет совсем хорошо.

Амбаломент выставил фанту, минералку, стандарты с «Ролтоном», один из которых наполовину высыпался, фляжку коньяка, предусмотрительно упакованную в армянский лаваш, сосиски, майонез и прочие съедобные мелочи. Следом он вскрыл оба кармашка: бритвенные дела, носки-трусы, аудиокассеты, ложка-нож, блокнот (ему особое внимание), то-сё.

– Все из карманов на стол, – велел он.

Я пожал плечами и стал выкладывать содержимое карманов, а сам думал, будет ли он меня обыскивать?

Это был добросовестный Амбаломент. Он меня обыскал на совесть и, естественно, нашел рекламу супермаркета, а когда ее развернул и прочитал первую строчку, то молча отдал Главному. Ну все, сейчас начнутся вопросы.

– Что это? – спросил тот, читая.

– Заготовка к роману. Я же литератор. – Нужно было срочно уводить разговор в сторону. – Встречный вопрос, мужики. Вы-то, собственно, кто такие?

Вопрос повис в воздухе – они на него просто не обратили внимания.

Пока Главный просматривал заготовку к роману, Амбаломент листал мою записную книжку, и в принципе сейчас я, наверное, мог бы прорваться на выход. Выдалось подходящее психологическое затишье, лучшее время для начала атаки, как считал Спартак, преподававший у нас в детдоме уроки рукопашного боя. Атака-то атакой, только внизу еще четверо да собака…

Главный внимательно прочитал текст, вернулся в начало и потом поднял на меня глаза, что-то соображая. Он все понял, он во все вник.

– Ну? – В его голосе появился тугоплавкий металл. – И откуда это у тебя?

Как ответить, чтобы никого не подставить?

– Мне прочитал это по мобильнику знакомый Хольского. Криптолог.

– Фамилия, адрес, телефон.

– Я его в глаза не видел. А телефон не определился. Можешь взглянуть, – подсказал я Амбаломенту, и тот полез в меню моего «Сименса».

– Когда звонил?

– Позавчера вечером. Часов в восемь. – Как раз в это время мне звонил Игорек Комаров, а у него мобильный с антиАОНом. Звонок-то был, а номер не определился.

– Чего там? – спросил Амбаломента Главный.

– Счас-счас, найду входящие… Так… девятого… Рашид… Еще Рашид… Да, в 19.47 есть звонок без номера…

Главный подумал, побарабанил пальцами по файлам.

– А почему я должен тебе верить, Андрей? Может быть, стоит подстраховаться?

– Не понял, – сказал я.

– Не понял? Ты понял? – сказал Главный Амбаломенту с легкой издевочкой. – Он не понял. Да поставить тебе утюг на солнечное сплетение и включить. Это очень уязвимое место, потому как средоточенье нервных узлов. И ты не будешь гнать, а расскажешь всю правду. Или вон как Ганса… – Он сделал пальцами в воздухе неопределенный, но весьма мрачноватый жест.

– А какой смысл мне гнать? – спросил я, сам чувствуя всю неубедительность этой реплики. И, чтобы подпереть ее, добавил: – Оно мне надо?

Главный улыбнулся. В общем, это была нехорошая улыбка.

– Смысл? Да очень просто. Вы с этим криптологом (если это не миф) одна команда. Ну и так далее… Ладно. – Он хлопнул себя по коленям и встал. – Вопрос на засыпку. Что ты делаешь в этом отеле? Время пошло…

Я ждал этого вопроса, поэтому ответил, не задумываясь, почти чистую правду:

– Приехал к своей девушке, а она на турбазе. Тогда я решил взглянуть на место действия предполагаемого события.

– На предполагаемое место действия, – поправил меня Главный. – Если уж быть скрупулезным. Теперь слушай сюда, Андрей. По-хорошему, то тебе надо привязать к ногам четыре кирпича и спустить под лед. Река рядом. – Он кивнул в сторону окна. – Но у нас в стране и так неважный демографический фон, поэтому пока я оставляю тебя на берегу. Но, во-первых, чтобы в семь утра тебя здесь уже не было. Во-вторых, чтобы тебя здесь не было никогда. В-третьих, чтобы об этом – он опять показал файлы, куда уже был вложен перевод послания, – никто никогда не узнал. И, в-четвертых, чтобы ты мне больше на глаза не попадался. Договорились? Это первый и последний разговор на эту тему. Второго раза не будет, имей в виду.

И так просто и буднично он это сказал, что я понял: второго раза действительно не будет: урекают как миленького, урекают запросто, вон как Хольского, и никто никогда не найдет никаких концов.

Не дожидаясь ответа, он вышел в коридор. Амбаломент посидел несколько секунд, словно на что-то решаясь, встал и двинулся следом. Мне было все предельно понятно, кроме одного-единственного: откуда они узнали, что я здесь, вернее, что я могу быть здесь. Как они меня опознали?

Итак, «Анкерман» имеет свою копию послания и его перевод. Они подтянулись сюда заранее, чтобы прозондировать почву, произвести небольшие зачистки и создать благоприятную обстановку для приема «Валдая». Не исключено, что это они поднимали обои на улице Алабяна. И шмонали до меня дачу Хольского. Похоже, людей Ганса вывел в аут тоже «Анкерман». Откуда они знают меня? Через Ганса? Да, ему не позавидуешь, серьезные у него конкуренты… А у меня?

Я принял душ, рванул еще коньяку и лег спать. До семи время еще было. После этого визита многое встало на свои места. Тема клада приобрела уже вполне ощутимый удельный вес.

Глава 20

Индийский океан ни много ни мало, я – аквалангист, и меня обступают омары с сигаретами в клювах. «Дай, дай прикурить!» – просят они наперебой, и я щелкаю перед ними зажигалкой такой специальной, которая горит под водой.

Последнему омару не хватает огоньку, и он в отместку тащит меня на глубину, в свои подводные казематы, ой-ля-ля! – и что интересно, голосом профессора Гусева, читавшего нам теорию стиха и прозы, бормочет мне в правое ухо: «И по тундре, по широкой долине, где мчит курьерский „Воркута – Ленинград“.

И вот я уже мчусь на водных лыжах по тундре наперегонки с пассажирским поездом, а в небе что-то гудит, и оттуда падает, кувыркаясь, окурочек, эким ветром его занесло? И вдруг, откуда ни возьмись, выруливает на горных лыжах мне наперерез сама Нефертити в кашемировом пиджаке и, активно работая палками, пускается в такой слалом, что становится за нее страшно. В довершение всего она на полном ходу начинает названивать по мобильному, причем мне, и я просыпаюсь.

Часы показывали семь утра. На тумбочке звонил телефон. Это был портье. Он предупредил, что мне надлежит покинуть номер; и я покинул его. Правда, предварительно побрился, допил коньяк и доел сосиски. Кое-какой план у меня уже вырисовывался, но приступать к нему можно не раньше чем часа через два.

А погодка стояла хуже не придумаешь: шел мокрый снег с ветром, под ногами чавкало, и пока я ждал автобуса, то проклял всех на свете портье, и «Анкерман», и анкерные болты, и Анну Керн (простите, Александр Сергеевич), и Маркеля помянул недобрым словом, и вдруг ты позвонила мне на мобильный.

– Привет! Как дела?

Я растерялся. Это был первый звонок с той далекой поры, когда мы еще были вместе. Я сказал, что все хорошо.

– Где ты? Чем занимаешься? – Твой голос тут же воскресил в моей памяти всю тебя целиком, со всеми родинками и подробностями, и все хорошее, что было меж нами. А плохое я всегда старался забыть.

– Я в Лебяжьем, Аня. Автобуса жду.

– А-а.. В Лебяжьем? А мы на турбазе с ребятами. Хочешь, приезжай, тут недалеко…

Я закурил. Не было и тени мало-мальской радости в твоем голосе. Да что там радости – обычного хотя бы беспокойства: когда, на сколько, где остановился? Ты даже не удивилась, что я здесь. Хотя бы ради приличия могла удивиться…

«И зачем приехал?»

«Как зачем – клад!» – со злорадным ожесточением подумал я. За какую-то долю секунды цель приезда в Лебяжий обрела совершенно иную конфигурацию: клад, то бишь «Валдай», то бишь то, что в «Валдае». Хотя, конечно, все эти «валдаи»-развалдаи были только попутным сюжетом – я представлял, как ты бросишься мне на шею, повиснешь, поджав ноги, и я подумаю: ах, какой же я дурак, что сомневался в тебе!

Но дальше разговор приобрел еще более удручающие очертания.