Читать интересную книгу Индейская война в Русской Америке - А. Зорин

Быстро стемнело. Хлынул проливной дождь. Но, несмотря на такую "сильную погоду", к Кускову явился "какнауцкого жила один из почётных обитателей", который просил отпустить пленников, обещая наутро вернуть байдарки и наказать зачинщиков ссоры. Не желая ещё более обострять отношений с индейцами, И. А. Кусков распорядился освободить заложников.

Но утром 23 мая он напрасно ожидал возвращения угнанных байдарок. Вместо того к лагерю подступила толпа враждебно настроенных индейцев, вооружённых "обыкновенными ружьями, мушкатантами и копьями на длинных ратовьях". Навстречу им выслали толмачей Нечаева и Курбатова, которые должны были потребовать соблюдения условий вчерашнего соглашения. Но предводители тлинкитов их речи "с презрением слушали и отвечали с большою дерзостью". Они вновь повторили толмачам всё то, что уже слышал от них в своей палатке Кусков. Видя, к чему идёт дело, промышленные поспешили изготовиться к бою. Имеющие огнестрельное оружие стали в середину, а на флангах разместили чугачей с копьями. Затем тлинкитам передали, что промышленные желают "продолжать и утверждать мирные и дружественные положения, а в противном случае защищаться… готовы." На это индейцы по-прежнему отвечали лишь "дерзостью и презрение". Среди их предводителей русские заметили немало знакомых лиц: то были тойоны, жившие ранее в аманатах на Кадьяке, а один из них, акоец Павел, был даже крещён. В целом же среди нападавших "главное брал преимущество урождённый хуцновского жила и обитающий по разным жилам… по имени Честныа," 87 – известный тойон Джиснийя, глава акойских тлукнахади, будущий строитель Дома Лягушки в селении Куцех. Это был человек весьма ловкий, способный обернуть в свою пользу любую ситуацию, а знание русского языка позволяло ему служить толмачом при переговорах индейцев с промышленными. 88

Толмачи едва успели добежать до рядов своих товарищей, как вослед им уже полетели пули. Тлинкиты храбро атаковали партию, открыв сильнейший ружейный огонь, а с одного крыла даже бросились врукопашную, действуя своими длинными копьями. Однако тут их ждал достойный отпор. Отбитые с уроном, индейцы бежали – отчасти притворно, надеясь завлечь своих врагов в засаду у холма, "где и главная их артиллерия была сокрыта". В какоё-то мере им это удалось: увлёкшиеся преследованием партовщики действительно попали под ураганный огонь "из множества ружей и мушкатантов", в беспорядке бежав обратно в лагерь. При этом они потеряли убитыми одного кадьякца, а ранеными – четырёх человек. Один из раненых, кагуляцкий тойон Гаврила, умер от ран уже в Якутате. Тлинкиты же потеряли в схватке 10 храбрейших воинов, среди которых был по крайней мере один вождь – "тойон каукатанского жила"; немало среди них было и раненых. Погибшие, по индейскому обычаю, тут же были сожжены и осаждённые стали невольными свидетелями торжественной тризны. 89

Партия И. А. Кускова оказалась в весьма затруднительном положении. С одной стороны к стоянке подступал густой лес, а с другой – крутые холмы. Индейцы могли расстреливать промышленных в упор, сами оставаясь невидимыми и недосягаемыми для ответных залпов. К тому же во всей партии оставалось не более 250 патронов, а у неприятеля боеприпасы имелись в изобилии. Поэтому Кусков решил на оставшихся байдарках переехать на другую сторону залива ("на Риф к морской стороне") и укрепиться там на более пригодном к обороне месте.

Пока одни готовились к отъезду и грузили байдарки, другие, "стоя в линии", с оружием в руках прикрывали их на случай внезапного повторного нападения тлинкитов. Вдруг страх перед свирепыми колошами, издавна владевший чугачами и кадьякцами, перерос в открытую панику, охватившую большую часть партии. Вначале кадьякцы катмайской артели, а затем и прочие туземные партовщики стали покидать свои места в линии, бросать стрелки и, оставляя компанейское имущество на произвол судьбы, садиться в байдарки и поспешно отплывать прочь, несмотря на все просьбы и угрозы русских. Видя такое замешательство, индейцы изготовились к новой атаке. Пришлось и русским, бросив палатку и иное компанейское добро, как можно скорее последовать за своими нестойкими союзниками. Вокруг уже свистели тлинкитские пули и уже "прострелены были на многих платья, шляпы и байдарки." Одна байдарка в спешке опрокинулась, но товарищи помогли сидевшим в ней Голоушину и Торобкову добраться до берега. Залив партия пересекла без потерь.

Достигнув противоположного берега, промышленные наскоро укрепились за поваленными деревьями и земляной насыпью. Тлинкиты преследовали их по пятам и, пользуясь отливом, с ходу атаковали новый лагерь партовщиков, высадившись на "обсыхающий в Рифу песок". Но тут-то и проявились все преимущества новой позиции Кускова: обстреливая партовщиков, индейцы вынуждены были поднимать ружья почти вертикально и пули их свистели поверх голов осаждённых, практически не причиняя им вреда. Перестрелка оказалась неудачной для тлинкитов и они вскоре отступили.

Ненастная погода задержала партию на новом месте до самого конца месяца. Но уже 25 мая тлинкиты, видя полную неудачу своих воинственных планов, прислали к И. А. Кускову для переговоров тойона Павла Родионова. Осторожный вождь опасался выйти на берег из своего каноэ, но упорно заверял русских в своих мирных намерениях. Тлинкиты пошли на уступки, вернули часть захваченных в брошенном лагере вещей, дали аманатов: "каукатанского жила тойонского сына, и он же племянник какнаутскому тойону из рода кокантанов, и другого какнаутского жила почётного обитателя сына." 90 Взамен Иван Александрович тоже оставил индейцам двух заложников-кадьякцев. Одним из них был вначале назначен шашкацкий тойон Еремей, крестник промышленного Кочергина, но по болезни его вернули, заменив добровольцем с о. Афогнак.

Замирившись с индейцами, Кусков вернулся на время в Якутат. Оставив там больных и раненых, через три недели он вновь вышел на промысел. 15 июня из-за непогоды партия остановилась "на мысе Ледяного пролива". Здесь находился временный промысловый лагерь нескольких индейских семей из "какнауцкого и каукатанского жил". В беседах с Кусковым индейцы расспрашивали его о судьбе каукатанского тойона, погибшего в бою с его партовщиками. Однако Иван Александрович "отозвался незнанием", так и не поняв, известно или нет его собеседникам о событиях в устье Алсека. Но его всё же немало встревожили "хитрые их разговоры", а также сообщение, будто в Ледяной пролив они удалились из-за некоего странного видения, открывшегося их старому шаману. Осторожно расспрашивая старика, И. А. Кусков узнал, что в Ледяном проливе в бухте Сия собралось много "народа из разных жил, в числе коих и хуцновских до 10 байдарок больших с народом и ситхинских две", и что все эти люди желают, якобы, торговать с русскими. Хорошо знакомый с обычаями индейцев, бывалый и опытный Иван Кусков рассудил, что "хуцновские редко отлучаются от своего жила" и вряд ли они в таком большом количестве отправятся к северным проливам только ради сомнительного торга с промысловой партией. Сопоставив свои наблюдения с недомолвками старого тлинкита, Кусков пришёл к выводу, что в бухте Сия собрался, скорее всего, большой военный отряд. Но против кого? Поскольку после столкновения на Алсеке было возможно всё, что угодно, то Кусков решает немедленно предостеречь Медведникова и его людей в Михайловской крепости.

С этими тревожными вестями на Ситку было послано шесть байдарок во главе с шашкацким тойоном Еремеем Кочергиным. Расставшись с основной партией 17 июня, посланцы Кускова вошли в Якобиевский пролив. Тут им повстречался "один благодетельный какой-то колюжский обитатель", который намёками посоветовал артели не приближаться к крепости засветло. "Взяв сие на замечание", партовщики к рассвету 19 июня подошли к Гаванскому мысу, откуда открывался вид на крепость. Несмотря на сумерки и предрассветный туман, они с ужасом увидели, "что строение превращено в пепел и остаток курящегося дыма" стелется ещё над остывающим пожарищем. Дымящееся пепелище было усеяно обезображенными трупами. Кочергин один в байдарке отправился на разведку и осмотрел берега бухты в поисках уцелевших. Он увидел "на месте крепости нашей бывшей множество народа", а с одной из разъезжавших по заливу лодок "кричали по колюжски, что русские живы, вызывались показаться." Окрестности весь день оглашались ружейной и пушечной пальбой. Дождавшись ночи, Кочергин поспешил убраться прочь из этого опасного места, но одна из его шести байдарок – на ней был крещёный чугач Галактионов нукомюцкого жила с женой и малолетним сыном – бесследно исчезла, а с места, где она укрывалась, по промышленным вдруг грянул ружейный залп. Чуть позже к Гаванскому мысу забрела заблудившаяся байдарка катмайской артели, отбившаяся от партии Кускова. Катмайцам повезло больше Кочергина: они подобрали толмача-кадьякца из алитацкой артели Ситхинской партии, спасшегося буквально чудом и рассказывавшего поразительные вещи…