Читать интересную книгу Демоны в раю - Дмитрий Липскеров

— Галлюцинация, — решил он.

Тем не менее он не оторвал глаз от созерцания незнакомого персонажа, не являющегося членом экипажа. К тому же он понял, что защитное стекло скафандра поднято и человек за бортом ничем не защищен, дышит вакуумом. Вдобавок незнакомец показал ему язык, толстый, как у дауна, затем лизнул им снаружи стекло иллюминатора.

«Вот и язык у него зеленого цвета, — констатировал чиновник. — Галлюцинация…»

Тот, за бортом, пытался что-то ему сказать, невероятно широко открывая рот. Так раздвигал челюсти, что видны были все зубы, вплоть до последних. Чиновнику показалось, что зубов у незнакомца куда как больше, чем у нормального человека.

— Что вы говорите? — прокричал чиновник. — Я не понимаю!..

Незнакомец, пощелкав челюстями, обхватил плечи руками.

— Холодно?

Тот, за бортом, закивал.

— Так вы стекло шлема закройте! — посоветовал.

Галлюцинация, обрадовавшись предложению, широко улыбнулась, показала собеседнику большой палец, опустила на лицо зеркальное стекло, затем оттолкнулась ногами от стены МКС и на громадной скорости унеслась в бесконечность.

Он не слишком беспокоился насчет просмотренной галлюцинации. Понимал, что находится в неестественных для человечества условиях. Вспомнил «Солярис» Лема… Подумал о том, что поляк первоклассный писатель… И чего в мире над поляками стебаются, как над чукчами. Вот и Папа Римский был поляк!

Потом экипажи обедали. Все, кроме соотечественника, прожившего на станции полгода, смеялись. Особенно американка заливалась, ловя ртом летающий борщ. Чиновник подумал, что за полгода чего только ртом не наловишь!..

Чиновник перехватил взгляд старожила МКС. Во взгляде было многое…

Интересно, влияет ли невесомость на эрекцию?..

Подумал, что, впрочем, не интересно… Но должна влиять. Отсутствие гравитации обеспечивает более легкий приток крови к пещеристому телу…

Нет, однозначно, старожил МКС попробовал американку. Может быть, это было даже одним из запланированых экспериментов. Родится через девять месяцев ребенок, и в графе «место рождения» у него будет написано — «околоземная орбита». Чиновнику эта затея понравилась. Пак бы враз у американки под хвостом зачистил…

Он подумал, что такие мысли к нему не приходили в голову лет десять… Космос — нейтральная зона для мыслей. Здесь можно быть даже неполиткорректным. Ему вдруг захотелось подумать о руководителе президентской администрации как о полном дегенерате, но, как он ни старался, не получилось. Многолетняя выучка иерархии, субординации, вытекающей из нее, не позволила его фантазиям и скрытым желаниям найти выход даже в космосе.

За день до возвращения на Землю он опять увидел в иллюминаторе давешнюю галлюцинацию.

Мужик вновь облизывал зеленым языком стекло и строил ему глазки. Свинячьи… Затем незнакомец свинтил с руки перчатку, оставив ладонь незащищенной, обдал жарким дыханием иллюминатор, отчего стекло запотело. Фантом указательным пальцем что-то написал на испарине.

Чиновник пытался прочитать, но стекло быстро отпотевало, и он лишь понял, что написано арабской вязью… Какое-то такое знакомое слово… Какое?..

— Не понял! — прокричал.

В ответ галлюцинация пожала плечами, вновь оттолкнулась от МКС и, словно пуля, унеслась в бездну.

Какой у него омерзительный палец, подумал чиновник. Кривой, с толстым ногтем, а вернее, когтем, цвета, как будто им ковырялись в навозе.

Посадка прошла незапланированной. Спускались по баллистической траектории. Половину полета домой чиновник провел, расставшись с сознанием. Да и поющий Уго Чавес, осекшись на полуслове, успокоился в глубоком обмороке. Лишь командир корабля Петр удержался.

— Хе-ро-вы ту-ри-сты! — проговорил он, превозмогая десятикратные перегрузки.

Приземлились жестко, но живыми. Через полчаса их выковырял спецотряд МЧС. Подышали нашатырем, и Чавес залопотал:

— Фидель Кастро Рус! Фидель Кастро Рус!

— Он не рус, — запротестовал чиновник, не понимая, где находится и что с ним происходит. — Фидель — кубинец, латиноамериканец, он не рус!..

Чавес как-то странно посмотрел на него в ответ.

— Рус, — подтвердил Уго свою мысль.

Здесь чиновник окончательно пришел в себя и вспомнил, что Рус — часть имени лидера кубинской революции.

— Рус, Рус, — подтвердил.

Больше он ни Петра, ни Чавеса не видел. Их увозили разными вертолетами.

— Как? — интересовался руководитель полетами.

— Нормально.

«Еще бы не нормально, — думал руководитель полетами. — На халяву да в космос». — Он всю жизнь был при космическом деле, отдал ему всю жизнь, баб почти не знал, став отшельником ради дела, мечтал хоть на час туда… Хрена лысого!.. Ну ладно, хоть своего на шару, но, бля, поющего придурка, за какие такие коврижки!

Если бы он спросил у чиновника, тот бы ему ответил, что за геополитические интересы в регионе!

Узко зрящим оказался руководитель полетов!..

Чиновник еще долго был переполнен впечатлениями, подаренными ему космосом.

Но на Земле были свои неотложные дела.

Первым делом он зашел к Президенту. Ждал, пока он договорит с премьером Великобритании. Еще не сказав «гуд бай», гарант Конституции спросил в сторону от микрофона:

— Стоило того?

— Безусловно, — кивнул чиновник.

Глава государства щелкнул кнопкой селектора и кивнул на стоящие на столе часы-яйцо дивной красоты.

— Как думаешь, настоящее?

— Думаю, да. Фаберже.

— Хрена лысого… Подделка! То есть копия…

— Все равно красиво.

— А там как? — Президент поднял глаза на потолок.

— Там все настоящее.

— Как вел себя наш венесуэльский друг?

— Пел все время.

— Что там с молодыми писателями, кстати?

— Мы готовы.

— Президент посмотрел в ежедневник.

— Тогда в пятницу…

— Хорошо.

— Как он там с американкой? Не подружился?

— Он пел.

— Ясно. Латинская Америка, музыкальные люди!

— С американкой, по-моему, подружился наш парень.

— А что нам с Америки?.. Женщины наши лучше, безо всякого сомнения… Женится еще космонавт, двойное гражданство получит… Не слишком приятно.

— Не женится, — с уверенностью успокоил Президента чиновник. — Это он с голодухи!..

— Значит, в пятницу, — закончил встречу Президент…

Вслед за Президентом чиновник в своем кабинете встретился со Снеговым.

Друг молодости был одет в полосатый костюм и в ковбойские сапоги, торчащие острыми, загнутыми вверх носами.

Снегов широко раскрыл объятия, но чиновник в них не угодил, сел за письменный стол. Снегову же пришлось обыграть разведенные в стороны для объятий руки. Пошевелил ими в плечах.

— Растолстел, — резюмировал он. — Ткань под мышками трещит!

Чиновник смотрел на друга и думал, когда же тот научился такой бесстыдной подобострастности?.. И целоваться стал, как пидор!.. А может?.. Да нет — он тотчас отмел эту мысль. У него же Ирка в женах, и Наташка — другая сердечная привязанность — родила три месяца назад Снеговичка…

— Петь! — спросил. — Ты чего в Думе не появляешься?

— Дык, — Снегов широко улыбнулся. — Фонд, Валерий Станиславович создаю.

— Какой?

— Всероссийский!

— Я понял, что всероссийский, не областной же!.. — начинал злиться чиновник. — Для чего?

— Ты же знаешь, Валер…

— Я ничего не знаю! Для чего?

— Для финансирования спецпроектов! — Снегов был удивлен. — Писатели там молодые, гранты, художники…

Чиновник вспомнил, что действительно давал ему такое поручение.

— Ты понимаешь, что ты зампред комиссии Госдумы?

— Конечно!

— Какой на фиг фонд! Сначала Дума, а потом фонд. Ты чего, не можешь поручить юристам, чтобы фонд открыли!?

— Могу…

— Чтобы каждый день был в Думе! Понял?!

— Не вопрос, Валерий Станиславович. Надо в Думе, буду в Думе!

— Вопросы есть?

— Есть.

Он любил Снегова, несмотря ни на что. Улыбнулся, правда в сторону.

— Давай.

Здесь Снегов переменился и деланно засюсюкал, почти как ребенок.

— Валерочка, а чего там с орденочком за прошлую Думу?.. — он глядел на руководителя, показывая глазами страдание великомученика Хоздазата.

— Ах, да, — вспомнил чиновник. Поднял телефонную трубку и спросил референта, чего там с орденом для Снегова. — К концу месяца, — передал информацию.

— Ага, ага! — обрадовался Снегов. — У Наташки именины в субботу. И новоселье… Без тебя не начнем!

— Помню.

Он не помнил. Хотя квартиру делал он. Не бесплатно это Снегову обошлось, но хозяин крупной строительной фирмы прогнулся до себестоимости. Причем его так прогибаться не просили.

— Жду! — сказал на прощание зампред думского комитета и был таков.