Читать интересную книгу ЗОЛОТОЙ НЕМЕЦКИЙ КЛЮЧ БОЛЬШЕВИКОВ - Сергей Мельгунов

Слишком очевидно, что утверждение об аутентичности материала первой серии вашингтонскаго издания должны быть отброшены. Эти документы не могут служить историческим источником для выяснения вопроса о договоре большевиков с немцами и о получении первыми денег. Скорее они могли бы послужить на пользу теории о «легенде». Какое же значение могут иметь захваченные документы, напечатанные «мелким шрифтом» в приложении,-те самые, которые выделил Милюков, как полученные из другого источника? Среди них, хронологически относящихся к 1914-15 г. г., по какой то странной случайности фигурирует циркуляр имперского банка 2-го ноября 17 г., адресованный представителям Ниа-банка, Дисконте и др. и гласящий, что между имперским банком и русскими революционерами Зиновьевым и Луначарским закончены переговоры, согласно которым имперскиё банк обязался поддерживать пропаганду в России при условии, что пропаганда эта будет находиться в соответствия с деятельностью немецких армий на фронте. Циркуляр пояснял, что указанные революционеры обратятся через посредство финансистов, среди которых перечислялись Рубинштейн, Варбург и Парвус. В моей копии «документ» этот отнесён по крайней мере более соответственно к 1915 году.

Переговоры большевиков в ноябре 17 года через банкира Рубинштейна уже слишком бросаются в глаза своей фантастичностью. Документ № 69 от 18 июня17 г. ставит последнюю точку: представитель копенгагенскаго банка Гаиаеиа Свенсон уведомляет Руффнера в Гельсиигфорсе, что Дисконте внесло на счет Ленина в Кронштадте 315 т. марок. И уже совсем сенсационное сообщение Фюрстенберга Рафаилу Шауману в Гапаранде 21 сентября о том, что банкирский дом Варбурга, согласно телеграмме рейнско-вестфальскаго синдиката, открыл счет для «предприятия товарища Троцкого - на покупку оружия и организацию его транспорта». 9 октября Фюрстенберг спешит уведомить «господина Антонова» в Гапаранде, что просьба «товарища Троцкого» выполнена и что со счета Синдиката взято 400 т., который переданы тов. Соне - она обратится к Антонову о этом письмом и внесет ему указанную сумму. Последнюю телеграмму Милюков цитирует без всяких оговорок, считая достоверность ея вполне убедительной,- еще раз приходится повторить: неужели контрразведка, имея такие сенсационные материалы, хранила их про запас для проблематичного суда и оперировала с теми, что большевики окрестили «переверзевскими фальсификациями»? По существу же можно ли допустить, что Ганецкий, достаточно осведомленный о судьбе своих ближайших товарищей, мог бы передавать Антонову 19 сентября старого стиля, что деньги в размере 400 тыс. крон. на «предприятие товарища Троцкого» будут переданы ему «тов. Соней» (во французском тексте, Милюков цитирует «Сеня» - Суменсон). Неужели Суменсон, находившаяся под арестом и выпущенная под залог 21-го сентября, могла в то время фигурировать на ролях посредницы?…[96] Нет, без всяких колебаний нужно отвергнуть всё эти сенсации, как очень грубую и неумную совершенную подделку.

Может быть, и нет надобности разбирать всё сенсации, имеющееся в «документах» обеих серий. Своими примерами я далеко их не исчерпал. Неотложно, однако, встает вопрос, почему же большевистская историография так упорно замолчала материал, столь легко поддающиеся разоблачению? Объяснение может быть только одно - нет дыма без огня. Очевидно, не всё документы представляют собой фальсификацию, В этом отношении Милюков прав. Только комиссионеры Сиссона не «иной раз подкладывали» к подлинным сообщениям «сочиненныя ими при помощи приобретенных ими знаний и бланков», а делали это всегда, когда нужно было рядовые документы сдобрить сенсацией. Так обстоит дело и в первой серии и во второй. Порочное зачатие лишает возможности пользоваться ими, ибо критерием будет только ощущение правдоподобия - «внутренняя достоверность», которую каждый будет толковать слишком субъективно. Приведу один пример, относящийся к числу тех документов, которые напечатаны в «приложении». Нет никакого основания отвергать немецкие циркуляры 1914-1915 г. г., которые касаются действий, долженствовавших разлагать стан противников (провокация внутренних волнений, возбуждение гражданской войны, проповедь сепаратизма, помощь крайним политическим партиям - и в частности русской эмиграции[97]. Подобные документы, дней доверительно, могли быть заимствованы из бумаг бывших архивов Департамента Полиции, до некоторой степени разошедшихся в дни революции по частным рукам или скопированных теми, кто владел ими до революции и кто имел связи с посредниками, передавшими материалы в союзные миссии. Могли встречаться здесь прямые указания на денежные связи представителей большевистской партии с немцами.

Советские историки с большой охотой цитируют показания быв. Начальника Петербургского Охранного Отделения ген.-м. Глобачева, которые имеются в архивных папках июльского «дела»: «Такими сведениями, чтобы Ленин работал…. на германские деньги охранное отделение, по крайней мере, за время моего служения не располагало». Когда свидетельство в пользу большевиков, историки советской школы готовы даже забыть свои утверждения, что никаким показаниям, вышедшим из недр департамента, верить нельзя[98]. Но как раз в данном случае показания ген. Глобачева могут вызвать сомнения - к тому же мы знаем их только по отдельным цитатам, сделанным чужими руками. Отставленные и преследуемые революционной властью представители департамента полиции, может быть, и не имели особого стремления дискредитировать деятельность большевиков - кто знает? Некоторые, возможно, косвенно и сочувствовали ей, как деятельности, разлагающей революцию.

То, что сказано про документы из «приложения», с таким же правом может быть повторено и в отношение материалов первой серии. Ее сенсация по своей «внутренней достоверности» имеет такую же цену. Но очень правдоподобны выступающие в документах данные, которые свидетельствуют о совместной деятельности большевистского правительства с представителями германского штаба еще до заключения Брест-Литовского мира. Совместные действия были, только едва ли они приняли столь открытые и прямолинейной формы, как подчас рисуют документы, доставленные Сиссону агентами Семенова. Правдоподобны не только такие сообщения, которые передают, например, предложение немецкого командования Крыленко (8 января) прислать 10 офицеров для отправки в Варшаву в целях пропаганды мира в лагерях военнопленных (№ 20), по и такт, которые говорят о более тесном взаимоотношении, вплоть до установления совместного сыска над союзными миссиями и пр. Двойная бухгалтерия, которую в своей политике проводит советская власть в дни Бреста, когда в Москве в период мирбаховского владычества соглашение доходило почти до создания общей контрразведки и когда эс-эровское «Дело Народа» напрямик писало: Ленин, Троцкий - «все это псевдонимы гр. Мирбаха», допускает многое на того, что рассказано в вашингтонском издании о взаимоотношениях Совета народных комиссаров и русского отдела немецкого генерального штаба[99]. Большевики находились всецело в зависимости от немцев, колебавшихся в своих решениях. Едва ли, однако, это «русское отделение» германского командования появилось в соответствии с соглашением Ленина, заключенного им в апреле 17 г., при проезде через Стокгольм или на еще более сомнительной польской конференции в Кронштадте. Но военные представители должны были появиться в миссию, прибывшей во главе с гр. Кейзерлингом в середине декабря в Петербург формально с специальной целью урегулировать вопрос о военнопленных[100].

Миссия находилась, конечно, в непосредственном контакте с основными переговорами, которые то велись, то прерывались в Брест-Литовске. Маленький эпизод, проникший на страницы легальной тогдашней антибольшевистской печати, может служить иллюстрацией к характеристике того положения, которое занимала миссия Кейзерлинга в Петербурге. Эпизод этот на столбцах «Послед. Нов.» был рассказан в дополнение к тем фактам о большевистско-немецком альянсе в 18 году, которые приводил я в статье «Приоткрывающаяся завеса», одним из бывших редакторов петербургской газеты «Деиь» - Загорским. Он только ошибочно отнес свой рассказ к дням, следовавшим за подписанием Брест-Лнтовскаго мира - миссия Кейзерлинга прибыла в Петербург в начале декабря, и статья в «Дне», о которой будет идти речь, была напечатана в газете 15-го декабря. Хроникеру газеты удалось, получить интервью с Кайзерлингом, в котором глава немецкой миссии «весьма высокомерно» говорил о будущих отношениях между Германией и Россией. На вопрос - предполагают ли немцы оккупировать Петербург, Кайзерлинг ответил: до поры до времени операция с Петроградом не входит в планы немцев, но она станет возможной и даже неизбежной, если в столице возникнут беспорядки. «По всему содержанию и по всему тону заявления Кейзерлинга было ясно - говорит Загорский - что под беспорядками в данном случае подразумевались беспорядки, направленные против советского правительства, которое, по всей вероятности, не будет чинить препятствий такой операции». 17 декабря в «Правде» народным комиссаром по иностранным делам было напечатано опровержение от имени гр. Кейзерлинга, возмущенного досужей фантазией корреспондента «Дня», - никакого интервью гр. Кайзерлинг но давал. Редакция «Дня» направила своего сотрудника к Кайзерлингу, который подтвердил свою предшествующую беседу и рассказал, что к нему обратился от имени Троцкого Залкинд с просьбой опровергнуть опубликованное. Кайзерлинг категорически отказался. «День» напечатал вторую беседу с главой немецкой миссии. 19-го декабря в официальных «Известиях» можно было прочитать уже опровержение, подписанное самим Троцким, в котором опровергалась, однако, не беседа с гр. Кайзерлингом, а первое опровержение народного комиссара по иностранным делам: «характерный тон сообщения - писал Троцкий - слишком ясно свидетельствовал о том, что этот документ не мог исходить от комиссара по иностран. Делам»