надела чистый белый воротничок.
Фотограф в недоумении остановился в дверях.
— Снимайте, — сказал Гайдар, улыбаясь. — Ничего не поделаешь.
Такова история двух знаменитых портретов Настеньки Волковой, знатного человека на Юго-Западной железной дороге.
Очерк «Как мы нашли комсомольскую правду», судя по письмам Гайдара, был им послан с фронта в редакцию. Напечатан он не был — видно, затерялся на трудном военном пути.
★
Девяносто первый
Миновав Триполье, машина быстро свернула в сторону.
Гайдар, расстелив на коленях карту, сидел рядом с шофером. Он уже воевал здесь, на Киевщине, и лучше других знал эти места.
— Вот здесь, — говорил он, показывая на заросший крапивой буерак, — они у нас замучили трех курсантов.
— Фашисты? — спрашивает шофер Ваня.
— Гайдамаки, — сказал Гайдар. — Это было еще в гражданскую войну. Петлюровцы… Давай направо…
Машина послушно сворачивала целиной на ближний проселок.
— Вот здесь, — говорил Гайдар, — они у нас убили комиссара…
— Гайдамаки? — спрашивал Ваня.
— Нет, — отвечал Гайдар, — немцы. Оккупанты генерала Галлера. Они тогда тоже погуляли по Украине и еле унесли ноги… Давай налево…
— А вот здесь, — через полчаса говорил он радостно, — меня стукнули прикладом по башке. Вот на этой самой поляне. Но зато и мы им наклали по первое число.
— Немцам? — спрашивал Ваня.
— Да нет же, — говорил Гайдар. — Каким немцам! Атаману Зеленому и его хлопцам… Давай прямо, дружок, и подбавь газу. Дело идет к вечеру, а худо сейчас ночью в этих местах.
Солнце садилось. Удивительно чистым, прозрачно-желтым светом были озарены поля и перелески.
— Не верится, что здесь она, под Киевом, вражья сила, — сказал Ваня. — Тихо…
Гайдар, будто не слыша, склонился над картой.
— Триста шестой полк остановился левей, — бормотал он. — Здесь должны быть речка и мост… Тишине не верь…
Когда полуторка вырвалась к переезду, они еще успели увидеть мирный пейзаж украинского села.
Река, густо заросшая камышом, протекала внизу. На той стороне, на горе, стояли дома.
Над крайней белой хатой поднимался тихий дымок. Над синими от вечернего солнца камышами, почти касаясь их крыльями, плыл белый ястреб.
Тревожно и самозабвенно скликала к себе под крыло поздний выводок утка-крякуша.
Вдруг в какую-то долю секунды все изменилось.
От старого тополя на дорогу прыгнул солдат с красной повязкой на рукаве и крикнул шоферу что-то отчаянное.
Воем и громом ударили сзади тяжелые минометы. Белая хатка на краю села окуталась пылью и покосилась набок. По камышам прошли неровные темные волны — там, внизу, куда-то двинулись, побежали люди. Ястреб крутой спиралью ушел в небо.
На склоне горы разорвался снаряд. Брошенная на дороге бричка вдруг встала на дыбы, как живая. Одно ее колесо сорвалось с оси и покатилось, прыгая на выбоинах, вниз, к воде.
Мирные белые хатки злобно огрызнулись лаем пулеметов и короткими пушечными ударами. Внизу, на реке, поднялись и осыпались брызгами водяные столбы.
Шофер резко затормозил машину и на тихом заднем ходу спустил ее правым боком в кювет.
Сложив карту и бережно спрятав ее в полевую сумку, Гайдар неторопливо вылез из кабины. Из кузова выскакивали товарищи.
Сбоку, канавой, бежал к машине лейтенант с красными кубиками в петлицах.
— Приехали! — сказал шофер. — Боялись опоздать к началу. Милости просим.
— Не ворчи, Иван, — сказал Гайдар. — Возьми лучше лопату да засыпь землей колеса. Резина — вещь деликатная, и взять ее негде. Разорвется поблизости мина — и придется тебе везти нас на горбу.
Подбежавший лейтенант проверил документы прибывших и проводил корреспондентов в блиндаж командира полка.
Невысокий плотный майор встретил их на пороге, разочарованно качая седой головой. Целый день он ждал пополнения, обрадовался было появившейся машине, а теперь, видно, не знал, что делать. Приехали, да не те.
— Не вовремя прибыли, — сказал он. — Пять минут назад я начал наступление, но будем говорить прямо — вынужденное. По этой дороге еще отходят на Киев наши части… Фашисты ее перехватили. С дороги мы их сбросили. Они закрепились в селе. Оставлять их там нельзя — вгрызутся в землю, подтянут резервы, и тогда дорога пропала. Батарея минометов и две пушки нас поддерживают отсюда… — Он махнул рукой куда-то вдаль. — Батальон капитана Прудникова занял исходное положение для атаки… Вот и все… Глядите, устраивайтесь. Интересного немного…
Корреспонденты начали «устраиваться». Фотограф отправился на наблюдательный пункт минометчиков, двое товарищей ушли на огневые позиции артиллеристов…
— Ну а вы куда? — спросил командир полка, оставшись в блиндаже с Гайдаром. — Останетесь здесь?
— С вашего разрешения, товарищ майор, — сказал Гайдар, — я хотел бы пройти в батальон капитана Прудникова.
— Прудникова? — удивился майор. — Я же вам сказал, что Прудников изготовился для атаки. Он идет в первом эшелоне.
— Вот-вот! — обрадованно сказал Гайдар. — Это хорошо, что в первом… Времени у нас немного.
— Я ведь вас знаю, товарищ Гайдар, — вдруг неожиданно мягко и ласково сказал командир полка. — Дочка моя очень вас любит. Книжки вы хорошие пишете. Писатель вы отличный. А у нас война идет, товарищ Гайдар. Жестокая война. В батальоне капитана Прудникова, — он особенно тщательно выговорил слова «в батальоне», — осталось всего-навсего девяносто человек. Может получиться, что Прудников не останется на командном пункте и пойдет в атаку с бойцами. Даже наверное будет так.
Гайдар молчал.
В это время зажужжал полевой телефон.
— Капитан Прудников на проводе, — сказал связист. — Просит срочно.
Командир полка взял трубку и еще раз взглянул на Гайдара. Гайдар спокойно стоял у двери.
— Здравствуй, капитан, — сказал командир полка. — Готов? По темноте жди ракету. Людей нет. Вот писатель к тебе идет… Говорю — писатель. Зачем он тебе нужен, не знаю. Говорит, что ты ему нужен… Будь здоров…
Батальон стоял у реки.
Гайдар, сопровождаемый связным Охрименко, ползком, по канаве, спустился вниз. Когда руки его по локоть ушли в мокрую тину и над головой зашумели камыши, он услышал негромкое:
— Вставайте!
Черноусый красноармеец стоял рядом по колено в воде.
Гайдар встал.
— Камыш прикрывает, немцу не видать, — сказал черноусый. — А по берегу мы насыпь сделали… Это, значит, вы и есть писатель? — спросил он.
— Я, — ответил Гайдар.
— Неподходящее для письма место, — с усмешкой сказал красноармеец. — Ни тебе столика, ни письменных принадлежностей. Капитан приказал, — добавил он помолчав, — чтобы вы зря по камышам не бродили и при нас оставались во второй роте. Сам он вперед пойдет. Все идут: и штаб и разведка. Тяжелая будет ночка! — вздохнул он.
Батальон поднялся по ракете в десять вечера. Поднялся и… под шквальным огнем противника лёг. Снова поднялся и снова лёг.
…На самой горе у домов батальон встал в шестой раз.
Капитан Прудников очнулся, с трудом пытаясь