Оценка положения, довольно скоро подтвержденная жизнью. 26 мая 1918 года «Грузинский национальный совет» провозглашает отделение «независимой Грузинской республики» от Советской России. Во дворце бывшего царского наместника теперь полностью хозяйничают меньшевики. Туда, во дворец, и является Борис Дзнеладзе. Требует приема у самого Жордания.
Аудиенция дается по наивысшему разряду. Помимо Жордания, в беседе с восемнадцатилетним Борисом желает участвовать и главный меньшевистский оратор, лощеный Ираклий Церетели. Оба внимательно разглядывают столь неожиданного пришельца. Борис смотрит, как всегда, в упор. Учтиво излагает свое дело.
— Молодежная организация «Спартак» добивается истины. Вот устраиваем доклад Михи Цхакая: «Итоги и перспективы Октябрьской революции». Пожалуйте, Ной Николаевич, и оппонируйте Цхакая. Приводите свои доводы!
Жордания удивленно восклицает:
— Разве вы до сих пор не определились, не их соратник?
Дзнеладзе, особенно четко выговаривая слова:
— Господин Жордания, лично я свой выбор сделал давно, я в партии большевиков с семнадцатого года, как только позволил возраст. А в «Спартаке» сотни молодых людей, еще колеблющихся. Приходите, боритесь за них на равных!
Деваться некуда. Маскировки ради надо обещать — такова уж служба Ноя Николаевича.
— Да-да, обязательно буду. Очень интересно!.. И лучшие пожелания от меня батоно Михе. Нам с Цхакая не впервые скрещивать шпаги. И с вашим уважаемым Владимиром Ильичей доводилось не раз… Было, было…
Вечером десятого октября цирк братьев Есиковых переполнен молодыми рабочими, ремесленниками, учащимися. К восьми часам, как условлено, приходит Цхакая, начинает доклад. Жордания нет и не будет. Вместо него прибывает начальник особого отряда — так именуется меньшевистская охранка — Кедия. С ним несколько десятков «народных гвардейцев».[2] Раздается резкая команда: «Никаких рассуждений! Немедленно разойтись!!» Той же ночью арестован и увезен в Метехский тюремный замок Борис Дзнеладзе. С ним и остальные организаторы митинга.
Подавление живой мысли, преследования, репрессии — не прискорбное исключение и еще меньше своеволие исполнителей, это государственная политика «свободной Грузии». Второй после Жордания лидер меньшевиков — Евгений Гегечкори — покорнейше заверяет в Екатеринодаре[3] генерала Деникина на совместной конференции белогвардейцев и кавказских националистов: «По вопросу об отношении к большевикам могу заявить, что борьба с большевиками в пределах нашей республики беспощадна. Мы всеми имеющимися у нас средствами подавляем большевизм, и я думаю, что в этом отношении мы дали ряд доказательств, которые говорят сами за себя…»
Впереди многие месяцы жесточайшего террора — смертные приговоры, убийства «при попытке к бегству», расстрелы из пулеметов рабочих митингов и сельских сходов. Испытания, далеко не всем посильные. Тогда и появится запись в самодельном блокноте Михи Цхакая:
«Этот удивительный юноша Борис в 1918 году на моих глазах настолько вырос и возмужал, настолько развились его способности, что во всех организационно-политических мероприятиях начатой тогда нами нелегальной работы он разбирался с поразительной быстротой и заслуживал такого же доверия, как революционер, закаленный долголетней борьбой».
Главнокомандующий британских военных сил в Закавказье генерал Форестье-Уокер находит возможным разрешить литератору, редактору официозных меньшевистских издании Сеиду Девдариани прочесть в тифлисском оперном театре лекцию «Ужасы большевистской азиатчины. Личные наблюдения».
Начало лекции достаточно привычное: «В Грузии большевизм абсолютно невозможен!» Тут же в полное подтверждение на публику обрушиваются белые, черные, почти совсем желтые — какая нашлась бумага — листы.
«Мы против меньшевиков, мы за Советскую власть, мы твердо стоим па платформе Коммунистической партии!..
Организаций молодых коммунистов «Спартак».
Прокламация «Спартака», подпольные его издания — не ошеломляющая тифлисцев новизна. В немалых количествах расходились они по городу и в минувшем, восемнадцатом, году. Не редкость и выступления против меньшевиков. Не одному Девдариани приходилось торопливо сбегать. Но чтобы так, в лоб, с таким предельным вызовом: «Организация молодых коммунистов»!.. Это из событий чрезвычайных, дотоле неслыханных.
И обновленный «Спартак», изрядно пополненный рабочими парнями ив Надзаладеви — это как Выборгская сторона в Петрограде, Красная Пресня в Москве, — только-только начинает свой особый отсчет времени. С нелегальной конференции 31 марта — 2 апреля девятьсот девятнадцатого года.
Борис Дзнеладзе, докладчик о новом уставе, неуступчив до предела:
«Членом коммунистической организации молодежи «Спартак» может быть лишь тот, кто безоговорочно признает Программу Коммунистической партии и ее идейное руководство. Также необходимо согласие с тем, что «Спартак» — неотделимая часть Российского Коммунистического Союза Молодежи. Устав, принятый на первом съезде РКСМ, одинаково обязателен для Москвы и для Тифлиса. Это первооснова. Полностью приемлешь — оставайся. Колеблешься — уходи с миром. Борьба в условиях, сложившихся на Кавказе, требует чистоты воззрений, непреклонности, немалой доли суровости».
Положения этого устава обязательно надо сравнить с тем, что защищалось в начале пути — на учредительном собрании «Спартака» в клубе на Авлабаре.
«Слова «социалисты-интернационалисты», а не «социал-демократы-большевики» были выбраны нами не случайно, — рассказывает тогдашний секретарь Тифлисского комитета партии Анастас Микоян. — Имелось в виду, что такое название облегчит приток в наш союз тех левых элементов из молодежи, которые еще не самоопределились как большевики, но склонялись к нашей тактике в революции».
Теперь на конференции подчеркнуто твердо, чтобы никаких разночтении, названа политическая принадлежность — верность большевизму, солидарность с российским комсомолом.
На последнем заседании конференции «Спартака» — выборы руководящего центра. Называют его бюро Тифлисского комитета. А направлять, налаживать работу ему по всей Грузки, в большей части Армении. Все голоса за то, чтобы Дзнеладзе возглавлял бюро, Борис не отказывается. Просит лишь разрешения на время отправиться в Озургетский уезд — в места, где прошло его невеселое» сиротское детство.
В Западную Грузию, в селение Бурнати, Борис с братом попали, скитаясь после смерти родителей. Свой очаг у семьи Дзнеладзе был в Гори. Старый отчий дом у железной дороги. Родился Борис там 19 августа. Год точно неизвестен. Не то тысяча девятисотый или девятьсот первый…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});