заметил автор рецензии, после Грозного осталось лишь запустение. В конце Веселовский посетовал, что в появившихся исторических художественно-литературных произведениях мало внимания уделяется достижениям исторической науки, что способствует распространению заведомо ложных идей. Веселовский призвал коллег: «Настоящие ученые… должны найти время и силы бороться с неуважением и некультурным отношением к их труду со стороны литераторов». Понятно, что коллеги не услышали призыва, поскольку понимали, что бороться придется не с литераторами, а с идеологическими установками, которым те следовали.
Поскольку работы Веселовского об Иване Грозном и его эпохе долгое время не публиковались и не были доступны широким научным кругам, после выхода в свет они вызвали широкий научно-общественный интерес.
Тема Ивана Грозного в кино справедливо ассоциируется в первую очередь со знаменитой одноименной картиной Сергея Эйзенштейна. Ее создание курировал лично Сталин, неизменно уделявший серьезное внимание кино как действенному средству массовой пропаганды. Эйзенштейн начал работать над фильмом и подготовил сценарий в духе новых идеологических установок, считая Грозного «поэтом государственной идеи XVI века», прогрессивно мыслящим царем, успешно решавшим исторические задачи.
Сценарий направили Сталину, но тот почти два года (самых напряженных во всей войне) не находил времени для ознакомления с ним и только осенью 1943 года прочел и одобрил его, написав председателю Комитета по делам кинематографии И. Г. Большакову:
Сценарий получился не плохой. Т. Эйзенштейн справился с задачей. Иван Грозный, как прогрессивная сила своего времени, и опричнина, как его целесообразный инструмент, вышли не плохо. Следовало бы поскорее пустить в дело сценарий. 13.9.43. И. Сталин.
Отснятая картина также пришлась ему по вкусу и была удостоена Сталинской премии.
Но вторая серия (1945), в которой показан опричный террор, Сталину категорически не понравилась. На заседании оргбюро ЦК ВКП(б) он подверг фильм разгромной критике:
…Я смотрел, – омерзительная штука! Человек [Эйзенштейн] совершенно отвлекся от истории. Изобразил опричников как последних паршивцев, дегенератов, что-то вроде американского ку-клукс-клана. Эйзенштейн не понял, что войска опричнины были прогрессивными войсками, на которые опирался Иван Грозный, чтобы собрать Россию в одно централизованное государство, против феодальных князей, которые хотели раздробить и ослабить его… Иван Грозный был человек с волей, с характером, а у Эйзенштейна он какой-то безвольный Гамлет…
Фильм был положен на полку. Эйзенштейн добился встречи со Сталиным, чтобы обсудить с вождем необходимые исправления в фильме. 26 февраля 1947 года встреча состоялась. На ней Сталин так рассуждал о роли Грозного:
Мудрость Ивана Грозного состояла в том, что он стоял на национальной точке зрения и иностранцев в свою страну не пускал, ограждая страну от проникновения иностранного влияния. В показе Ивана Грозного в таком направлении были допущены отклонения и неправильности. Петр I – тоже великий государь, но он слишком либерально относился к иностранцам, слишком раскрыл ворота и допустил иностранное влияние в страну, допустив онемечивание России. Еще больше допустила его Екатерина. И дальше. Разве двор Александра I был русским двором? Разве двор Николая I был русским двором? Нет. Это были немецкие дворы.
Замечательным мероприятием Ивана Грозного было то, что он первый ввел государственную монополию внешней торговли. Иван Грозный был первый, кто ее ввел, Ленин – второй…
Иван Грозный был очень жестоким. Показывать, что он был жестоким, можно, но нужно показать, почему необходимо быть жестоким.
Одна из ошибок Ивана Грозного состояла в том, что он недорезал пять крупных феодальных семейств. Если он эти пять боярских семейств уничтожил бы, то вообще не было бы Смутного времени. А Иван Грозный кого-нибудь казнил и потом долго каялся и молился. Бог ему в этом деле мешал… Нужно было быть еще решительнее.
Сталин распрощался с режиссером и пожелал ему успеха в переделке фильма. Но Эйзенштейн был морально сломлен. 1 февраля 1948 года в возрасте 50 лет он умер от инфаркта.
Образ Петра I не подвергался таким радикальным метаморфозам. В определенном смысле большевики, получив власть, сразу почувствовали свое родство с царем-реформатором. В ноябре 1928 года на пленуме ЦК Сталин вспомнил Петра в связи с необходимостью большого скачка:
Когда Петр Великий, имея дело с более развитыми странами на Западе, лихорадочно строил заводы и фабрики для снабжения армии и усиления обороны страны, то это была своеобразная попытка выскочить из рамок отсталости.
Таким образом, апеллируя к образу Петра, Сталин обосновывал необходимость форсированной индустриализации и строительства мощного военно-промышленного комплекса.
В 1931 году в беседе с немецким писателем Э. Людвигом Сталин отказался проводить параллели между собой и Петром, но похвалил того за укрепление национального государства, правда, подчеркнув его классовую сущность.
Главным творцом «сталинского» Петра I стал писатель Алексей Толстой. Стоит отметить, что петровская тема интересовала писателя давно. В 1918 году вышел его рассказ «День Петра», в котором были описаны будни царя. Толстой показал его одиноким и малопривлекательным человеком. В тексте отчетливо прослеживалась мысль об обреченности «дела Петра». Профессиональные историки встретили произведение в штыки. Резкая критика прозвучала со стороны академика С. Ф. Платонова, который увидел в рассказе пренебрежение достижениями исторической науки. В изображении Толстого преобразователь превратился в «грубую, пасквильную карикатуру», «грязного и больного пьяницу, лишенного всякого смысла и чуждого всяких приличий».
Затем Толстой эмигрировал и вернулся в СССР в 1923 году. В конце 1920‐х годов, уже заняв прочное место в элите советской литературы, он начал работать над романом «Петр Первый». В нем царь предстал волевым правителем, который «ломает» косность традиции и ведет Россию к величию. Одновременно Толстой работал над пьесой «На дыбе», также посвященной Петру (из‐за «идеологических ошибок» Толстому пришлось несколько раз ее переделывать). В его произведениях,