Всякий точный выстрел крикуны встречали бурей восторженных криков и громким свистом. Конвульсии биокуклы и вовсе приводили их в экстаз. А сам археолог при этом не получил ни единой царапины. Он вдруг понял, что целят стрелки отнюдь не в него.
Но вот биокукла стала биться в агонии, издохла и сползла по телу Платона на пол. Он был перемазан ее кровезаменителем и даже не замечал, что воет от ужаса, стыда и унизительного чувства собственного бессилия. Его, Платона Рассольникова, лучшего черного археолога Галактики, смелого первопроходца и могучего мыслителя, непревзойденного любовника и неотразимого мужчину, истинного джентльмена и настоящего аристократа… поимели. И не какая-нибудь великая колдунья или легендарная женщина-вамп, а кусок паштета!
Труп биокуклы превратился в бурую жижу и стек в щели канализационного коллектора. Из трубки в потолке с характерным звуком выдавился новый шматок активной биомассы и повис над головой археолога. Платон с ужасом смотрел на колебания гнусно-розовой штуковины, потом шматок оторвался и полетел вниз… Подпрыгивая и размахивая руками, крикуны улюлюкали, как футбольные фанаты после забитого гола.
* * *
Крикуны, задрав головы, смотрели, как умирает грешник. Насос продолжал работать. Воздушные потоки подхватывали клеточек, и они стаями взлетали к потолку. Непейвода уже потерял четверть массы. При этом он испытывал не физическую, а душевную боль — от невозвратной потери. Еще немного, и его личность распадется.
Если бы «мураши», цепляясь лапками и жвалами за неровности каменного пола, начали ползти к кнопке в надежде выключить насос, еще на полдороге их число стало бы меньше критического. Броситься на главаря и силой заставить его нажать кнопку? Еще глупее. И тут словно кто-то шепнул Дому на ухо: «Пусть враг поможет тебе собраться».
Двунадесятый Дом тотчас отдал приказ своим клеточкам. Они разом перестали сопротивляться и взмыли вверх. Сливающиеся струи воздуха сами сближали их. Несясь бурой тучей, «мураши» сцеплялись друг с другом. Подлетая к решетке вентилятора, клеточки уже почти сцепились в единое тело. Шмяк! О решетку ударилась уже не россыпь малюсеньких «мурашей», а господин Непейвода собственной персоной. Ударился и медленно полетел вниз, поддерживаемый воздушными потоками.
С потолка спускался мертвец — безголовый, с развороченной грудной клеткой. Он не представлял ни малейшей опасности, и крикуны не стали стрелять. Они спокойно ждали, когда жалкий труп упадет к их ногам.
На ФФФукуараби боялись генной инженерии, зато селекцию проводили с незапамятных времен. И притом самыми безжалостными методами. А потому все «муравьишки» умели оказывать слабенькое гипнотическое воздействие. Если сложить их карликовые усилия, можно было получить вполне приличный разовый импульс. Потом клеточкам придется долго копить психическую энергию, но ведь это потом…
Приземлившись, Дом молниеносно провел пару рукопашных приемов. И вот он уже стоял, в каждой руке сжимая по заряженному обрезу. Два поверженных крикуна слабо копошились у его ног, остальные оцепенели.
— Бросай оружие! Руки вверх! — рявкнул Непейвода.
Побросали. И только один из охранников вскинул свой обрез. Муравейник выстрелил навскидку. Картечь разворотила крикуну локоть. Тот заорал как резаный и, потеряв сознание, рухнул на спину.
Воспользовавшись тем, что Двунадесятый Дом отвлекся и смотрит в другую сторону, главарь прыгнул к люку, сорвал титанитовую крышечку слева от него и дернул за рычаг. Развернувшись, Непейвода выстрелил в крикуна. Картечь разворотила ему правую кисть.
В зале пронзительно взревела сирена. Люк с грохотом захлопнулся, зашипела пневматика. Над ним замигала красная лампа. Главарь лежал на полу у стены, прижав к груди изувеченную руку, и протяжно стонал: «А-а-а-а-а…»
— Есть еще желающие? — спросил Дом.
— Мы сдаемси, — прохрипел главарь. Он судорожно открывал рот, пытаясь протолкнуть в грудь воздух.
— Лицом к стене! Живей! Руки за голову! Не двигаться! — командовал Непейвода. — А теперь ты расскажешь, как открыть двери.
— У тебя… ничего… не выйдет… жучара…— с трудом выплевывал слова верзила. — Разгерме… тизация… Отсек… задраен…— Закашлявшись, он скорчился и уткнулся головой в пол.
* * *
Третья биокукла испустила дух. Скоро родится очередная смертница. Платон дрожал как осиновый листок. Ржаво-бурая корка кровезаменителя покрывала его тело. Крикуны изрядно утомились — не столько от стрельбы, сколько от шумного выражения восторга, и начали мазать. Археолог получил два легких касательных ранения — предплечья и кисти руки, а также пулю в мягкие ткани бедра. Когда будут расстреливать четвертую биокуклу, наверняка прикончат и его.
В дверях тира возникло какое-то движение. Затем в облаке черного дыма, озаренного багровыми вспышками, в грохоте взрывов в тир ворвался ангел мщения. Нескольких крикунов отшвырнуло взрывной волной, вмазав в стены. Один горел заживо, визжа и катаясь по каменному полу.
* * *
Обрезы крикунов слабо тявкали в ответ, а сами они, порванные в клочья и изрешеченные, один за другим попадали на пол, чтобы уже никогда не встать. Старик бросился бежать, но лазерный луч оказался быстрее— перерезал его в поясе. Так дети ломают оловянных солдатиков.
Грохот стих, а дым рассеялся. Звон тишины в ушах, удушливый запах горелой одежды и плоти — больше Платон не ощущал ничего. А перед ним из пузырящейся розовой массы формировалась четвертая биокукла. Росла, росла да не выросла. Кто-то быстрыми шагами приблизился и отшвырнул ее в сторону.
Жуткая картина, привидевшаяся археологу несколько дней назад, стала явью. Платона спас отросток «Оболтуса». Розовокожий, покрытый мелкими волосками, с небольшим бугорком вместо головы — он выглядел как карикатурная копия человека. Он был весьма похож на убитых крикунами биокукол, но на самом деле являлся машиной убийства.
«Оболтус» отрастил автономное тело и отправил на выручку своему экипажу. За гомункулусом не тянулась безразмерная пуповина. Им управлял вживленный в туловище процессор. Отростку не нужен был воздух, энергией его питал микрореактор, где непрерывно аннигилировали крохотные порции электронов и позитронов. И при этом он был неплохо вооружен: дезинтегратор рос из его левой руки, бластер рос из правой, распылитель сонного газа торчал из верхушки туловища — рядом с инфракрасным прицелом, радаром и прожектором.
Гомункулус не стал повторять маршрут Рассольникова и Непейводы, пошел напрямик. Он шагал по коридорам астероида, выбивая запертые двери и поливая огнем все, что за ними скрывалось. Крикуны, оказавшиеся у него на пути, пытались сопротивляться: палили в гомункулуса из обрезов, швыряли баллоны с горючей смесью и на полную катушку запустили «цветомузыку», которая сбила с ног напарников. Впустую. Отросток никого не подпускал близко, всякий раз успевал выстрелить первым и был абсолютно невосприимчив гипнозу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});