* * *
Роза проснулась рано, встала, оделась и вышла через боковую дверь гаража доктора Хеншоу. Было еще очень рано, и автобусы не ходили. Роза пересекла весь город пешком и оказалась у дома Патрика. Она шла через парк. Вокруг памятника Англо-бурской войне резвились и скакали две борзые, а рядом стояла пожилая женщина, держа в руках поводки. Только что взошедшее солнце играло на светлых собачьих боках. Трава была мокрая. Цвели белые и желтые нарциссы.
Дверь открыл взъерошенный Патрик, в пижаме в серую и бордовую полоску. Он сонно хмурился:
— Роза! Что случилось?
Она не могла ничего выговорить. Он втянул ее в квартиру. Она обняла его, спрятала лицо у него на груди и драматическим голосом сказала:
— Патрик, пожалуйста, можно я не буду выходить за тебя замуж?
— Ты заболела? Что случилось?
— Пожалуйста, можно я не буду выходить за тебя замуж? — повторила она еще менее убедительно.
— Ты с ума сошла.
Неудивительно, что он так подумал. Ее голос прозвучал ужасно неестественно, глупо, вкрадчиво. Стоило Патрику открыть дверь и предстать перед Розой во плоти — сонные глаза, пижама, — она поняла, что пришла свершить нечто чудовищное и невозможное. Ей придется объяснить Патрику все, и, конечно, она не могла этого сделать. Она не могла объяснить ему свою насущную нужду. Не могла найти нужный тон голоса, выражение лица.
— Ты расстроена? Что случилось?
— Ничего.
— Как ты вообще добралась?
— Пешком.
Розе хотелось в туалет, но она противилась этому позыву. Ей казалось, что визит в уборную как-то ослабит убедительность ее позиции. Но она больше не могла терпеть. Она даровала себе свободу. И сказала:
— Погоди минуту, мне надо в туалет.
Когда она вышла, Патрик включил электрочайник и отмерял растворимый кофе. У Патрика был смирный и растерянный вид.
— Я еще не проснулся толком, — сказал он. — Так. Садись. Первым делом скажи мне, у тебя ПМС?
— Нет.
Но она тут же огорченно поняла, что да и что он может об этом догадаться, потому что месяц назад они беспокоились из-за ее задержки.
— Ну хорошо, если у тебя не ПМС и тебя ничего не расстроило, тогда что все это значит?
— Я не хочу замуж, — сказала она, струсив перед жестокостью слов «Я не хочу замуж за тебя».
— Когда ты это решила?
— Давно. Сегодня утром.
Они говорили шепотом. Роза посмотрела на часы. Было несколько минут восьмого.
— Когда встают остальные?
— Часов в восемь.
— Молоко для кофе у тебя есть? — Она пошла к холодильнику.
— Тихо, не хлопай дверцей, — предостерег Патрик, но было поздно.
— Извини, — сказала она странным, глупым голосом.
— Мы с тобой ходили гулять вчера вечером, и все было хорошо. Сегодня утром ты приходишь и заявляешь мне, что не хочешь замуж. Почему ты не хочешь замуж?
— Просто не хочу. Не хочу замуж, и все.
— А чего ты хочешь?
— Не знаю.
Патрик пристально и строго смотрел на нее, отхлебывая кофе. Он, который когда-то вымаливал у нее признание — «Ты меня любишь? Правда любишь?» — теперь даже не упомянул о любви.
— Зато я знаю.
— Что?
— Я знаю, кто тебя надоумил.
— Никто!
— О нет. Спорю на что угодно, это доктор Хеншоу.
— Нет.
— Некоторые люди о ней не очень хорошего мнения. Они считают, что она оказывает влияние на девушек. Она не любит, чтобы девушки, которые живут в ее доме, встречались с парнями. Верно ведь? Ты же сама мне говорила. Она не хочет, чтобы они были нормальные.
— Ничего подобного.
— Роза, что она тебе сказала?
— Ничего она мне не говорила! — Роза расплакалась.
— Точно?
— Ох, Патрик, ну послушай меня, пожалуйста, я не могу за тебя выйти, пожалуйста, я не знаю почему, не могу, прости меня, поверь мне, я не могу, — лепетала Роза, рыдая, и Патрик со словами: «Ш-ш-ш! Соседей разбудишь!» — не то вынес, не то выволок ее из кухни к себе в комнату.
В комнате Роза села на кровать. Патрик закрыл дверь. Роза прижала руки к животу и стала раскачиваться взад-вперед.
— Роза, да что такое? Что случилось? Ты больна?
— С тобой так тяжело об этом разговаривать!
— О чем?
— О том, о чем я только что с тобой говорила.
— Я тебя спрашиваю — у тебя что, туберкулез нашли или еще что-нибудь?
— Нет!
— Может, у тебя в семье какая-то болезнь, о которой ты мне не рассказала? Наследственное безумие? — заботливо спросил Патрик.
— Нет! — Роза продолжала раскачиваться и рыдать.
— Так что же тогда?
— Я тебя не люблю! Я тебя не люблю. Я тебя не люблю. — Она упала на кровать и зарылась головой в подушку. — Прости. Прости меня. Я ничего не могу поделать.
Через минуту-другую Патрик сказал:
— Ну что ж, не любишь — значит не любишь. Я не могу тебя заставить. — Голос звучал натужно и зло, и это не вязалось с разумным смыслом слов. — Я просто не могу понять, знаешь ли ты, чего хочешь. По-моему, нет. По-моему, ты понятия не имеешь, чего хочешь. Ты просто не в себе.
— Мне не обязательно знать, чего я хочу, чтобы знать, чего я не хочу! — сказала Роза, перевернувшись лицом вверх. Это придало ей смелости. — Я тебя никогда не любила.
— Ш-ш-ш. Соседей разбудишь. Давай закончим этот разговор.
— Я тебя никогда не любила. И никогда не хотела любить. Это все ошибка.
— Хорошо, хорошо, я понял.
Патрик был так бледен, что родимое пятно казалось раной, и от этого Розе только еще сильнее хотелось говорить.
— Почему я обязана тебя любить? Почему ты делаешь вид, что если я тебя не люблю, значит со мной что-то не так? Ты меня презираешь. Ты презираешь мою семью и мое происхождение и думаешь, что собираешься меня осчастливить…
— Я тебя полюбил, — сказал Патрик. — Я тебя не презираю. О Роза! Я тебя боготворю!
— Ты тряпка, — сказала Роза. — Ты ханжа.
Эти слова доставили ей огромное наслаждение, и она соскочила с постели. Ее переполняла энергия. Это было еще не все. У нее в запасе были ужасные вещи.
— Ты даже не знаешь толком, что делать в постели! Я хотела сбежать с самого начала. Но мне было тебя жаль. Ты не смотришь, куда идешь, ты вечно все опрокидываешь только потому, что тебе плевать, ты не хочешь ничего замечать — так ты поглощен собой. И еще ты вечно хвалишься, и это у тебя получается ужасно глупо — ты даже хвалиться не умеешь, если бы ты по правде хотел произвести впечатление на людей, ты бы так никогда не делал, а ты так хвалишься, что все над тобой смеются!
Патрик сел на кровать и посмотрел на Розу снизу вверх. Лицо его было открыто для любых ее слов. Она хотела все сильней бить его словами, говорить вещи все хуже и хуже, безобразней и злее. Она сделала вдох, набрала воздуху — чтобы остановить все то, что поднималось сейчас в ней, и не дать ему выйти наружу.
— Я не хочу тебя видеть больше никогда в жизни! — злобно сказала она. Но у двери повернулась и произнесла: — Прощай.
* * *
Патрик написал ей записку: «Я не понимаю, что произошло в тот день, и хочу поговорить с тобой об этом. Но я считаю, мы должны подождать две недели и посмотреть, что будет».
Роза совсем забыла, что надо вернуть ему кольцо. Выйдя тем утром из многоэтажного дома, где располагалась квартира Патрика, Роза обнаружила, что кольцо до сих пор у нее на пальце. Она не могла вернуться, а посылать кольцо почтой не хотела — оно было слишком ценное. Она продолжала его носить — главным образом потому, что не хотела рассказывать доктору Хеншоу, что случилось. Получив записку Патрика, Роза обрадовалась. Она сможет отдать ему кольцо, когда они встретятся.
Она думала о том, что сказал Патрик про доктора Хеншоу. Конечно, в этих словах была доля истины, иначе почему Розе так не хочется рассказывать доктору Хеншоу о расторжении помолвки — так не хочется выслушивать разумные одобрительные слова доктора, ее сдержанные поздравления, в которых сквозит облегчение?
Она сказала доктору Хеншоу, что решила не встречаться с Патриком, пока готовится к экзаменам. Видно было, что даже эта весть доктору приятна.