Читать интересную книгу Одиссей покидает Итаку - Василий Звягинцев

Впрочем, Новиков не обольщался видимым благообразием. Он всегда помнил, что черного кобеля не отмоешь добела. И ждал…

Наконец с раками покончили, умыли руки и приступили к главному. Намечена была на сегодня серьезная игра. Классика — до утра, по гривеннику вист.

Шульгин распечатал новую, специально для этого случая припасенную колоду, выбросил лишние карты, со слегка нарочитой сноровкой старинного пароходного шулера стасовал, раздал — и дело пошло.

Пулька сегодня складывалась на редкость увлекательно и удачно для Новикова. Мизера, как им и положено, ходили парами, какие нужно — игрались, а прочие ловились, то и дело возникали комбинации неожиданные и даже поразительные, вроде девятерной без трех у Шульгина при его ходе. Ну и тому подобные коллизии, понять, оценить и насладиться которыми может только истинный поклонник игры.

Попутно Левашов продолжал свои многолетние попытки склонить Шульгина бросить размеренную и, по его же словам, исчерпавшую себя жизнь и перейти к нему на танкер судовым врачом. Сашка в принципе был не против, но, как всегда, его что-то удерживало. На этот раз — жена.

— Есть у меня отчетливое ощущение, что в мое долгое отсутствие она обязательно загуляет… — вздохнул он, делая снос.

— Если ей захочется, она и так загуляет. Не далее как завтра. В Кисловодске, — пожал плечами Новиков.

— Это совсем другое дело. Здесь от меня ничего не зависит, а кроме того, развлечься на курорте — это даже естественно… Если же я уйду в море, ей придется заниматься этим в домашних условиях, что аморально. Тем более от меня же потребуется снабжать ее и ее приятеля деньгами, чеками, импортным барахлом, то есть финансировать грехопадение. Не вижу интереса. И не думаю, что прелести дальних странствий окупают такой вот семейный расклад…

Шульгин был, пожалуй, единственный человек, которого Новиков никогда до конца не понимал, невзирая на многолетнюю дружбу. Он не мог с уверенностью определить, когда Сашка говорит серьезно, а когда валяет дурака. И причина была до удивления простая. Не интересуясь психологией специально, Шульгин как-то, от нечего делать, проштудировал взятый у Новикова трактат о логических связях высших порядков, и эта отрасль схоластики настолько его увлекла, что с тех пор он неумеренно ею злоупотреблял. А общеизвестно, что если один из собеседников умеет строить вторые, третьи и так далее связи, а другой об этом его умении знает, то из замкнутого круга антиномий им уже не выбраться никогда. Любое предположение становится равно истинным и ложным. И самым мучительным было то, что Новиков в силу навязчивой идеи не мог избавиться от потребности разобраться, когда же Сашка говорит то, что на самом деле думает или чувствует. Сейчас, в частности, он может быть прав, опасаясь за нравственность своей «кобры» и выдвигая это за причину, мешающую отправиться в плавание. Но ни один порядочный человек о своей жене говорить так в обществе не станет, следовательно, он валяет дурака, маскирует истинную причину нежелания плавать. Но, зная, что собеседники именно так и воспримут его слова, он вполне может позволить себе сказать правду, в которую никто не поверит, тем самым облегчив себе душу и заставив друзей доискаться до истинной причины, не пускающей его в моря. И эти построения можно продолжать до бесконечности…

Левашов, к его счастью, в такие тонкости не вдавался, поэтому только мотнул головой, не отрывая глаз от карты:

— Ну и зря. Бабы все одно как пожелают, так и сделают. А мы скоро переходим на регулярную японскую линию, и ты бы вволю попрактиковался в языке. Может, повидал бы наконец живых ниндзя…

Шульгин не успел ничего ответить. Новиков удачно разыграл третьего валета, взял необходимую седьмую взятку, и тут в прихожей мерзко заквакало устройство, заменявшее Левашову дверной замок. Он сделал эту штуку от нечего делать и часто развлекался, наблюдая за реакцией лиц, застигнутых врасплох отвратительными звуками. Были случаи, когда чересчур впечатлительные гости, особенно женского пола, навсегда после этого прекращали с ним дипломатические отношения.

— Кого это там принесло? — пробурчал Левашов. — У нас все дома… Открой, — кивнул он Новикову, ближе всех сидевшему к двери в прихожую, — а я пока раздам…

Андрей записал себе законную четверку в пулю и пошел открывать.

За порогом стояли двое мужчин, прилично, даже респектабельно, одетых. Один — лет пятидесяти, плотный, коренастый, очень похожий на Баниониса в «Мертвом сезоне», второй, что помоложе, больше напоминал Ланового. Андрей сразу отметил это странное двойное сходство, раньше даже, чем произнес отразивший его недоумение вопрос:

— Чем обязаны?

Младший сделал шаг вперед, как бы стараясь оттеснить Новикова и войти в прихожую, но Андрей инстинктивно заслонил ему путь и повторил вопрос, но уже в более простой форме.

Тогда вперед выдвинулся старший и, делая любезную улыбку, отчетливо, как диктор телевидения, произнес:

— Простите, пожалуйста, здесь проживает Седова Ирина Владимировна?

Новиков обычно играл в преферанс, а не в покер, но лицом, тем не менее, владеть умел. В долю секунды он, как водитель в аварийной ситуации, осознал и оценил обстановку.

— Как вы сказали? Седова? Вроде что-то такое… — И крикнул в глубину квартиры: — Олег! Тут твоей соседкой интересуются… — А когда появился Левашов с картами в руках, торопясь его предупредить, повторил: — Вот ребята твою соседку спрашивают. Она же Седова, да?

Левашов, привыкший на лету подхватывать предложенные обстоятельства, подыграл точно.

— Есть такая. Седова. Вон в той комнате живет. Подселили, чтоб их, а я себе думал комнату оттяпать…

Посетители словно бы растерялись.

— А она дома? Можно ее увидеть? — И снова попробовали мимо Новикова проникнуть в квартиру.

— Нет, ребята, — ответил Олег, становясь рядом с Новиковым. — Нету ее. С утра умелась. А куда — она не докладывает…

Гости растерялись еще больше, стали переглядываться, молодой зачем-то полез в карман, потом, словно спохватившись, вытащил руку.

— Она какая из себя? Высокая, лет двадцати семи, красивая светлая шатенка, правильно? — спросил старший.

— Правильно, правильно, только нету ее, я же вам сказал. Может, что передать?

— Нет, спасибо, не надо. Мы лучше позже зайдем…

— А куда позже, первый час, — показал часы Новиков. — Она уже где-то в другом месте ночует, — и усмехнулся соответственно. — Если завтра только, после работы…

— А где она работает?

— А кто ж ее знает? Мы с ней и не разговариваем почти… Так, поздороваемся, если на кухне встретимся, и все. По науке где-то трудится. А может, вовсе и не по науке, может, официанткой в «Национале»… Дома редко ночует. Ладно, ребята, если у вас все — привет. А то дела стоят… — Левашов показал карты и подмигнул.

Новиков развел руками и невежливо захлопнул дверь.

Секунду или больше друзья смотрели друг на друга.

— Ходят… хрен их носит… — громко и зло сказал Новиков, в надежде, что за дверью его услышат. — То грузины, теперь еще эти… — и медленно, разборчиво выругался.

— А тебе что? Пошли они все, — Левашов взял его за рукав и потянул в комнату.

— С кем вы там зацепились? — начал Шульгин, но, увидев лицо Новикова, замолчал.

Левашов повернул регулятор громкости магнитофона, резко прибавил звук, перенес одну из колонок на подоконник и прислонил диффузором к стеклу. Вторую направил в сторону двери, стол же оказался как раз между ними. Эти меры безопасности, широко освещенные в художественной литературе, вполне могли оказаться и ненужными, или бесполезными, но ничего другого в голову им не пришло. А даже ненадежные предосторожности все равно лучше никаких.

Шульгин, с интересом наблюдая за манипуляциями Левашова, ждал продолжения.

Новиков взял у него из рук сигарету, несколько раз глубоко затянулся.

— Беня, — сказал он тихо, возвращая сигарету, — Беня, мине сдается, что у нас горит сажа…

Он говорил это, а думал сразу о многих вещах одновременно. О том, например, что особенно и не удивлен, сказал же он когда-то Ирине, что «наверху» могут не одобрить ее поведения. И о том, что судьба, или рок, или предназначение, или нечто их заменяющее наверняка существует, иначе отчего же именно сегодня — не раньше и не позже! — он оказался здесь? И как раз в этой компании, которая единственно и подходит для всего, что теперь предстоит. И что нужно все объяснить ребятам, причем так, чтобы «гости», даже если и слышат их сейчас, ничего не поняли и не заподозрили. И как вообще использовать те несколько часов, которые есть еще в их распоряжении?..

Он повернулся к Левашову и сказал:

— Твоя сдача, так и раздавай… — И пока Олег бросал карты, словно между прочим обратился к Шульгину: — Что-то я давно ничего интересного не читал. То ли дело раньше книжки попадались… Помнишь, про философа греческого…