Инак
Отец, пойми,ты Ноем предан!Канаты рубят,снимают сходни,они нас губят —лжецы господни!
Ваель
Относят волныот нас ковчег.Я слышу смех,они довольны:одни, под ливнем,мы все погибнем!
Амад
Праотец Ной!Дождь проливнойплечи сечет.
Струи у глаз,жидкая грязьв ноги течет.
Вспомни о нас —кем и для вассоздан ковчег!
Сыплется град,дети дрожат,дай им ночлег!
О, не покинь,к берегу киньтолько канат!
Камни гремятс горных громад…
Голос Аве
Горе, Амад!
Диск пятый
Дети Дельты
Плывем, плывем, плывем весь день,вода кругом, вода везде,плывем всю ночь, ложась на спины,чуть шевелясь, плывем и спим мы,плывем, с водой желая слиться,и удлинились наши лица,за годом год, за веком век —не стало губ, не стало век, —зато мы получили в дарвладенье эхом — наш радар,и в память вписанные знаньяо днях Потопа и изгнанья.Морскую воду стали пить,семьею были, стаей сталии скользкой кожей обрастали,чтобы стремительнее плыть.
Иных не ведая племен,мы были племенем на Дельте,теперь плывем, плывем, плывеммы — полурыбы, полудети.Все берега отвергли нас,а если мы ползли на берег,с людьми увидеться стремясь, —мы слышали одно лишь — бей их!И кожу обтянула слизь,плывя всю жизнь, мы неустанны,срастались ноги, и срослись,и стали черными хвостами.Теперь мы быстры и ловки,плывем, отбрасывая струйки,срослись, окрепли наши рукии превратились в плавники.
И всё же ищем, ищем сушу,пологий берег или мыс,и душу, вложенную в тушу, —стремись — подталкивает мысль —приплыть к земле и берегамипройти, как некогда ногами,которых нет уже…
Амад
Мне все трудней держаться на воде.А сколько лет плыву — не сосчитаю.Креветки поселились в бороде.Где нахожусь — не различаю. Где?Куда веду стремительную стаюсвоих детей? Все чаще устаю.Все дальше я от стаи отстаю.
В тот час, сраженный первозданной ложью,в отчаянье, я бросился одинк ковчегу и приплыл к его подножью,и, обдирая о крепленья кожу,я Ноя звал. Но он не выходил.Хватаясь за подпорки для причала,я Аве звал. Ничто не отвечало.
Плывя назад, осиротевших ядетей увидел и услышал плач их.Потом их настигал уже, ревя.Но повели их в воду сыновьяи, посадив на плечи самых младших,поплыли вдаль. И плыли много дней,с водой смирились и привыкли к ней.
А облака прочь уходили с неба.Освободилось солнце. И вдалисам Арарат сверкнул в одеждах снега.А перед ним стоял, как на мели,огромный куб недвижного ковчега.Без парусов и весел он не могна край горы поставить свой порог.
Капризом ветра, прихотью волныего то приближало, то сносило,трубили в нетерпении слоны,визжали звери, птица голосила,крылом стуча о дерево стены.Мы издали следили, наблюдая,как он качался, в воду оседая.
И с палубы к нам обратился Ной:«Не я — господь послал вам испытанье,проверил вас и ливнем и волнойи вам внушил последовать за мной.Вернитесь к нам, живите в нашем стане.Вот ваши жены в перлах и парче.Они вас ждут — спасите свой ковчег».
Да, Аве там недвижная была…Молчала Ада и рыдала Цинна.А рядом, словно хищных три орла,стояли мрачно Ноевых три сына,глазами пожирая их тела.Всем племенем мы в глубину нырнулии, вынырнув, канаты притянули.
И мы впряглись в набухшие канатыи, бедра натирая до рубцов,влекли ковчег к вершине Арарата, —так плуг влачит измученный оратай.На вышке Ной благословлял пловцов.И наконец на выступ среди снегапоставлено подножие ковчега.
И в тот же миг свистящий ливень стрелпронзительно понесся вслед за нами.В скопленье беззащитных наших телжелезный наконечник полетел…Так в будущем нас будут гарпунами,а может быть, безжалостней и злейразить с высоких палуб кораблей.
И мы ушли в подводные глубины,спасаясь от беснующихся стрел.Но стрелы Хама нас не погубили.Мы видели, как вестник голубиныйс оливкового веткой пролетел.И мы поплыли. плыли, плыли, плыли,ловили рыб, морскую воду пили.
Привыкли дети к пенистой волне,тела их стали гладкими, как камни,и нежных устриц приносили мне,морских ежей, что нежатся на дне.Их руки заменились плавниками,и в рыла превратились лица их,морских детей — наследников моих.
А что им было делать? Ежечасноих гнали берега и острова.Где им искать пристанища и счастья?Им оставалось только — превращатьсяв полулюдей, в другие существа.Но для меня — они все те же дети,детьми когда-то бывшие на Дельте.
Инак, Ваель! Я слабну. Я отстануот вас — уже надолго, и навекя в глубину безвыходную кану.А вы, пловцы, стремитесь к океану.Но помните: отец ваш — человек,пронесший вас сквозь ливни и лавины.Плодитесь, размножайтесь — вы дельфины!
Инак
Отец отстал.Плывя, он стонет,дышать устал…Ваель, он тонет!
Ваель
Благая весть —спасенье есть!От нас налевовидна галера.Змеиным носомнесясь вперед,полсотней веселона гребет.Плывем, попросимнас взять на борт.
Инак
Ваель, опомнись,нас ждет не помощь, —гребут рабы,а сверху люди,чьи лица лютыи смотрят грозно,пернатой бронзойнакрыты лбы.В руках — трезубцы.Для них мы цель.Оставь безумство,ныряй, Ваель!
Ваель
Надувши плотносвои полотна,в морскую рябь,свистя снастями,под парусамилетит корабль.На флаге беломбагряный крест.Помчимся смело,спасенье есть!
Инак
Ваель, заройсяв подъем волны.Не крест, а костина нем видны.Стоят матросы,в мешочках косы,они пьяныи жаждут крови,и наготовеих гарпуны.
Ваель
Смотри, корабльплывет двухтрубный, —нам спустят трап,посадят в шлюпы;уже с кормызаметны мы;Инак, бесспорно,они нас ждут,трубой подзорнойвокруг ведут.О, к пароходу!
Инак
Ваель, нырни!Сейчас охотуначнут они.Ружьем двухствольнымведут по волнам.Плыви назадот хищной травли!…Но поздно — залп!
Ваель
Я окровавлен,прощай, тону…
Инак
Идет ко дну…Куски свинцаволну вскопали,летят, свистя,в меня, в отца…
На корабле
Ца-ца! Попали!
Диск последний
Он оттолкнулся от песка,и на весле повисла тина.Морская даль была пустыннаи рядом с берегом низка.
Он думал, медленно гребя,что человек — звучит не гордо,когда убийцы зверья мордаидет с обрезом на тебя.
Что значишь ты без трав и птици без любви к пчеле жужжащей,без журавлей над хвойной чащей,без миловидных лисьих лиц?
Когда поймешь ты, наконец,врубаясь в мертвые породы,о, человек, венец природы,что без природы твой венец?..
Уже и лодку отнеслоза горизонт; смешались мысли,и руки сонные повисли,весло сложивши на весло.
И далеко от берегов,где волны дики и пустынны,опять сверкнули эти спиныи треуголки плавников.
От побережья далекоопять нашли его дельфины —опять взмывали на трамплиныгимнасты в угольных трико.
А среди тварей скоростныхсидел гребец в открытой лодке,в расстегнутой косоворотке.Он, видно, не чужой для них.
Но если б чей-нибудь бинокльна лодку дальнюю навелся, —там только сложенные веслаи человек — он одинок…
Но это зрительный обман!Нет, круг друзей его не бросил.Он весел и плывет без веселот Ланжерона на Лиман.
Они несут его ладью,как свита, черными боками,а удивленные бакланыкричат, снижаясь на лету.
И словно звеньями родстваони с гребцом соединились —так радовались, так резвилисьчужие людям существа.
Он перегнулся за кормуи пересвисту их внимает.Он эти звуки понимает?Или так кажется ему?..
— Мы дельфины, мы не люди, мы не рыбы,но понадобиться людям мы могли бы.Где проливы, где коралловые рифы,мы показывать дорогу помогли бы.
Мы на праздниках морские циркачи,с вами будем перебрасывать мячи;наши сборные команды отстоятвашу честь на торжествах Олимпиад.
Мы вас тройками по морю понесемкаруселью и гигантским колесоми на спинах, свои легкие раздув,повезем из Севастополя в Гурзуф,и разведаем неведомое дно,где немало Атлантид погребено.
Если ты нас понимаешь, — поутрупоплывем-ка вместе к Дону и Днепру,и на дельтах разливающихся рек —к человечеству верни нас, человек!
И о людях как о ближних говоря,мы отправимся в открытые моря,будем рыла поворачивать назад —в вашу сторону, откуда не грозят,где нас ищет не стрела, не острога,а поэта человечная строка!
Тьупв, тьупв,еромв, яатс!(В путь, в путьв море, стая!)
Йомрок азтхя и нухш.(За кормойяхт и шхун.)
Унеп титревтнив, тнив.(Пену вертитвинт, винт.)
К людям, к людям —мы их любим,к ним, к ним!
ПРИЗНАНИЯ (1969–1972)