Читать интересную книгу Охота на Мясника - Алов Константин

А с началом приватизации он и вовсе развернулся, скупив на корню несколько российских нефтехимических заводов-гигантов, в том числе и военного назначения. Мистеру Вагнеру очень нравилась политика российских властей — стелиться перед заграничными предпринимателями и душить собственных. Поэтому он очень любил Россию.

Господин Вагнер не любил Америки и постоянно это демонстрировал.

Он предпочитал все еропейское, в том числе и машины. Себя он считал культурным европейцем и очень гордился своей немецкой фамилией. Господин Вагнер любил повторять: "Америка отличается от кефира только тем что в кефире культура дрожжевая, а в Америке вообще никакой".

Его нью-йоркский особняк снаружи напоминал готический замок, а изнутри уменьшенный Лувр или Эрмитаж. Скорее последний, так как многие из картин ведущего советского музея перекочевали в его коллекцию.

Не раз директор Эрмитажа был близок и инфаркту, находя на месте картин Ботичелли, Рафаэля или Рубенса таблички "Картина на реставрации". Акции изъятия проводились, как правило, ночью по согласованию КГБ с Министерством культуры. Директора в известность не ставили.

Подлинной гордостью его особняка был вывезенный из Эрмитажа в семидесятые годы Рыцарский зал. Всадники и кони в полном вооружении заполняли просторный холл. Сейчас господин Вагнер вел переговоры относительно эрмитажной коллекции "Малых голландцев", которой он собирался украсить кухню-столовую, выдержанную в голландском стиле, где внуки господина Вагнера вместо киндер-сюрпизов играли яйцами работы Фаберже.

Американских художников, всяких эрлов и бингемов, господин Вагнер не признавал. А когда однажды кто-то из гостей спросил его, почему у него нет картин Ремингтона, господин Вагнер с презрительной усмешкой ответил: "Предпочитаю Смита и Вессона".

Немудрено, что господин Вагнер имел самые тесные связи с русскими спецслужбами. И был вовремя предупрежден о том, что его финансовые интересы, увязанные в настоящий момент с проталкиванием в Россию программы Юнител, находятся под угрозой. Он привык действовать быстро и решительно. Именно поэтому сейчас, сбросив ФБРовский хвост, он сидел в уютном ресторанчике в ожидании очень нужного ему человека. И тот, наконец, появился. Метрдотель проводил гостя к столику мистера Вагнера.

— Мистер Геймс, если не ошибаюсь? — начал господин Вагнер. — Очень рад. Ведь вы начальник Русского отдела Центрального Разведывательного Управления? Моя фамилия Вагнер.

— Можете не представляться, я вас узнал. Что вам угодно? — гость даже не старался скрыть своего раздражения.

— Расслабьтесь, здесь хорошая кухня, — посоветовал мистер Вагнер. Что будете пить?

— Мне все равно, — мистер Геймс по-прежнему держался настороженно.

Мистер Вагнер жестом подозвал официанта.

— А что вы посоветуете из вин?

— Из дорогих — красное бугундское "Романи конти" урожая восемьдесят пятого года, — расплылся тот.

Вино тут же принесли и официант плеснул немного в бокал мистера Вагнера. Тот покачал бокал, посмотрел на свет и отпил. Подержал немного во рту и поморщился:

— Нет, слишком молодо. Отошлите на кухню поварам.

— Но бутылка стоит восемь тысяч долларов, сэр!

— О, да, — вздохнул господин Вагнер. — Все сейчас так дорого… Вы чего-то ждете? Что еще можете предложить?

— "Шато латур" шестьдесят первого года.

Вагнер снова покачал бокал, посмотрел на свет, понюхал. Затем немного отпил и зачмокал. Наконец снисходительно кивнул:

— Да, это подойдет. А сколько оно стоит? Я не скряга, просто всему нужно знать цену.

— Всего три тысячи долларов, сэр, — согнулся в почтительном поклоне официант.

— Да, — снова вздохнул господин Вагнер. — И кто сказал, что деньги — мерило всему? Ложь. Какой букет! И почти задаром. Прошу!

— Вынужден извиниться, такой стол не для меня, — отклонил угощение мистер Геймс. — У меня, знаете ли, почки.

— Ерунда. У всех людей почки, — слабо улыбнулся мистер Вагнер. — У меня, кстати, тоже с почками не все в порядке. Одну уже пришлось заменить. Мой врач, зануда, без конца твердит мне: нельзя то, нельзя другое. Но я живу один раз, и должен взять от жизни все, по максимуму. Я обычно отвечаю ему, что если я буду сидеть на диете и во всем себе отказывать, то мы оба умрем — он от голода, а я со скуки. На то и врачи чтобы лечить. Я предпочитаю использовать орган на все сто, а потом заменить его. Для этого у меня в Штатах, в Швейцарии и России собственные клиники, которые, в основном, занимаются трансплантацией органов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Доход с них, откровенно говоря, небольшой. Очень уж они дорого обходятся. Но приходится идти на жертвы — вдруг опять самому понадобится.

Приятно быть человеком, который знает, где упадет и может подстелить там что-нибудь мягкое. В такие моменты ощущаешь себя равным самому Господу Богу.

— Это опасное состояние, — прервал напыщенную тираду Вагнера собеседник. — К тому же на поверку всегда выходит, что это не более, чем иллюзия и провокация врага рода человеческого. Но вернемся к делу. Зачем вы меня сюда пригласили?

— Сейчас объясню, — с готовностью поменял тему беседы господин Вагнер. — Очень любезно с вашей стороны было встретиться со мной. Надеюсь, вы приняли необходимые меры предосторожности? Ну и замечательно.

Тогда расслабьтесь, посмотрите, как здесь красиво. Вы здесь раньше не бывали? Я так и думал. Ведь с вашим русским другом господином Рудакофф вы обычно встречаетесь в другом месте.

Геймс вздрогнул.

— Я не…

— Перестаньте, не унижайте себя ложью или оправданиями. Я не требую от вас признания. В конце концов это ваш маленький гешефт. Просто хочу напомнить, что вы предатель. Это для того, чтобы вас не удивило мое предложение. Вам придется выполнить привычную работу. Но, разумеется, если вы будете согласны.

— Что я должен сделать?

— Вы должны будете передать своим русским хозяевам некую секретную информацию…

— Информацию или дезинформацию? — уточнил Геймс.

— Это не важно. Ваше дело — пустить ее дальше. И учтите, у меня имеется возможность проконтролировать ее прохождение по инстанциям русской разведки.

— А почему бы вам сразу не воспользоваться этими каналами?

— Перефразирую Екклезиаста: забота одних — собирать камни, забота других — сортировать их и оценивать. Собирать и передавать сведения должны одни службы, а делать из них выводы — другие. Информация, которую вы должны передать, не может возникнуть сама по себе в кабинете моего человека в Москве. Ее должны отправить вы, мистер Геймс. И чем быстрее, тем лучше. Иначе… Думаю, мне не стоит пугать вас, вы не ребенок. Даю вам время подумать. Целую минуту. Ну как, надумали?

— И что это за информация? — севшим голосом спросил Геймс. — Я же должен знать хотя бы общий смысл того, что передаю.

— Это фамилии. Фамилии американских шпионов, завербованных вами из числа сотрудников русской внешней разведки и федеральной безопасности. Кому же еще знать их фамилии как не вам, начальнику русского отдела ЦРУ? Что вы раздумываете? Вам же за это орден дадут и денег заплатят. Русские будут благодарны вам за работу, а родина — за то что вы не продали настоящих агентов. И овцы сыты, и волки целы.

— А не наоборот?

— Только так. Мы живем в эпоху, когда следует учитывать все факторы, даже самые противоречивые и незначительные.

Мистер Геймс нервно облизнул пересохшие губы:

— Вы что, хотите, чтобы этих людей расстреляли?

— Очень хочу, — признался господин Вагнер. — Но вряд ли это получится. Русские уже не расстреливают предателей. А жаль, так было бы гораздо надежнее.

В оконное стекло громко барабанили крупные капли холодного зимнего дождя.

* * *

В Москве по-прежнему мело и морозило.

Вернувшись к засаде, Крюков первым делом поинтересовался:

— Ну что, телефон, по которому сюда кто-то звонил прокололи?

— Так точно, — доложил дисциплинированный Птенчик. — Вот адрес.