Но то Лихтенштейн. Франции требовался Париж, и не иначе!
Париж! Виши по сравнению с древней Лютецией выглядел сущей насмешкой.
Укрепления вокруг города отсутствовали, Виши никогда не был крепостью. Немногочисленный гарнизон разместили по предместьям — мстительный Гитлер в 1940-м разрешил поверженной Франции иметь армию численностью всего-то около ста тысяч человек, как бы напоминая об унижении Версальского мира.
На рассвете 9 ноября 1942 года в уютном Виши начали происходить изрядные странности. Поскольку немецкий посол во Франции бригадефюрер Отто Абец был сутки назад отозван в Берлин (и сразу по прилете в Темпльхоф арестован сотрудниками СД как верный клеврет Иоахима фон Риббентропа), за указанными странностями с балкона представительства Германии уныло наблюдал первый секретарь посольства Рудольф Вайс, разбуженный охраной.
Посольство находилось на бульваре Насьональ, угол с улицей Бельжик. Окна выходили на ухоженный парк, непосредственно примыкавший к реке, между набережной и бульваром. Можно было хорошо рассмотреть Пон де Белльрив, мост, ведущий на западный берег Алье. По мосту неторопливо ехали бронемашины — танков у французов не осталось, но легкую бронетехнику договор в Компьене не запрещал.
По аллеям приречного парка перемещались вооруженные военные в синем, те самые «Troupes de marine fran aise», здешний аналог морской пехоты. Четыре взвода взяли под надзор здания дипломатического квартала. Всё происходило буднично, размеренно, будто армейцы с винтовками разгуливали по Виши ежедневно.
— Стрельбы не слышно? — господин Вайс вздрогнул, услышав за спиной спокойный мягкий голос. Вальтер Хевель тоже изволил пробудиться с первыми лучами солнца и покинуть гостевую комнату. — Вот и чудесно. Не было сообщений из Парижа, от генерала фон Штюльпнагеля?
— Были, — признался секретарь. — В четверть шестого утра пришла шифровка: две дивизии, дислоцированные в Ля Гише и Мулене, в полной готовности, при необходимости они окажут поддержку.
— Необходимости пока не наблюдается, — задумчиво сказал советник Хевель. — Отдайте распоряжение: я немедленно должен связаться с Берлином по телефону, закрытая линия. Известите наш МИД, дословно: «Проект „Антон-II“ реализуется, ждем директив». На этом пока всё.
— Разрешите идти? — робко спросил Рудольф Вайс, еще вчера вечером твердо осознавший, что сгинувший бригадефюрер Абец в сравнении с Вальтером Хевелем просто мелкая сошка, даром что считался «наиболее влиятельным германским должностным лицом во Франции». Времена изменились.
— Ступайте.
Хевель постучал пальцами по крышке любимой серебряной сигарницы с малайским узором и изображением мифической птицы Гаруды, вытащил из левого кармана брюк спички. Выпустил облачко ароматного табачного дыма. И надолго застыл, упершись руками в кованую ограду балкона.
Созерцал.
Внизу царила деловитая суета: подкатил колесно-гусеничный броневик Schneider Kegresse Р16, довольно смешной и нелепый обликом. Вылез французский офицер, о чем-то быстро переговорил с гауптштурмфюрером, возглавлявшим охрану дипломатического представительства. Уехал.
Шли на работу гражданские служащие, несколько недоуменно озираясь — что происходит? Торопились молочники: плетеные корзинки с бутылками, полными парного молока. Потянуло запахом выпечки, начали готовиться к обычной дневной работе кафе-шантаны. В парке появилась пожилая няня-домработница с детской коляской — не мать ребенка, это очевидно: слишком просто одета, да и возраст к материнству не располагает. Обменялась фразой-другой с солдатами. Засмеялась почему-то.
День обещал быть ясным — ни облачка. Ветерок, налетевший с реки, кружил золотистые листья, опавшие с кленов и тополей.
Над тихим городом Виши всходило солнце.
* * * Газета The Manchester Guardian, 11 ноября 1942 года Из передовицы главного редактора Уильяма Персиваля Крозье
«…Поступившие вчера противоречивые сообщения из Франции подтверждены телеграфным агентством „Havas“ и официальным „Office Français d'Information“. Глава Французского государства маршал Анри-Филипп Петен распустил действующее правительство во главе с премьером Пьером Лавалем, находившимся в этой должности с 18 апреля этого года. Более того, сам маршал Петен подал в отставку, уступив свое место адмиралу флота Франсуа Дарлану, который неожиданно объявил о ликвидации так называемого „Конституционного акта Виши“ от 10 июля 1940 года, наравне с отмененными прежде положениями конституционных законов от 24 февраля 1875 года, 25 февраля 1875 и июля 1875, провозглашавшими Третью республику.
Одновременно с этим адмирал Дарлан распустил Национальное собрание с опубликованием „Акта о консулате“ по бонапартистскому образцу — временными консулами кроме самого Дарлана назначены адмирал Жан де Лаборд и генерал Анри Жиро, который, впрочем, пока не в состоянии приступить к исполнению своих новых обязанностей, поскольку в настоящий момент Жиро командует французскими соединениями в Северной Африке, оказавшими сопротивление нашим и американским войскам, приступившим к освобождению Алжира и Марокко.
Безусловно, конституционный переворот такого рода не мог произойти без согласия немецкой оккупационной администрации и нового правительства Германии, хотя существует обоснованная версия, что, воспользовавшись временной слабостью власти в Берлине, более озабоченной ожесточенной борьбой с внутренней оппозицией, Франсуа Дарлан принял решение избавиться от прогитлеровски настроенной клики Лаваля и вести относительно самостоятельную политику. Однако мы полагаем, что любые попытки „консулов“ освободиться от германского владычества могут натолкнуться на вооруженное противодействие немцев, содержащих в оккупированной части Франции две полевые армии и значительное число боевой авиации.
Никаких существенных внешнеполитических заявлений от Франсуа Дарлана доселе не последовало, за исключением одного: он намерен оборонять африканские колонии от вторжения союзников, что косвенно может указывать на то, что „консулы“ продолжают оставаться в сфере влияния Берлина. Если быть предельно откровенным, то не „консулы“, а один-единственный консул — Дарлан, поскольку Жиро и де Лаборд сейчас, безусловно, не участвуют в принятии важнейших решений.
Мы имеем дело с единоличной диктатурой.
Репортеры британских и американских изданий уже обратили внимание на дату появления „Акта о консулате“ — 9 ноября, или же 18 брюмера по „революционному календарю“ Первой республики: именно в этот день сто сорок три года назад Наполеон Бонапарт совершил военный переворот, разогнав Директорию, Совет пятисот и Совет старейшин, став фактическим главой государства. Возможно, эта дата была выбрана Дарланом далеко не случайно и несет в себе понятный каждому французу смысловой подтекст…»
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВОЕННОПЛЕННЫЙ
Рассказывает
оперуполномоченный
Особого отдела 64-й армии
1. ДАМА ИЗ КРАСНОГО КРЕСТА
Сталинград,
январь 1943 года
После Нового сорок третьего года боевые действия под Сталинградом прекратились. Поговаривали о том, что война вообще скоро закончится. Якобы немцы готовились отвести войска и даже сдать в плен ту армию, что сейчас отрезана на Тамани. Слухи ходили разные, причем верить большинству из них не стоило.
Что происходит сейчас в самой Германии — судить невозможно: не хватает достоверной информации. В «Правде» и «Красной звезде» умно рассуждают о «революции инженеров», но, честно говоря, ни один политрук не может толком объяснить, что это значит и какие из этого последствия.
Мне дали роту, и я мотался по всему Сталинградскому фронту. Мы собирали тех, кто потерял свою часть, кто остался один-двое и не знал, куда податься; искали раненых, больных.
В развалинах скрывались недобитые фрицы. Этих мы выковыривали из самых немыслимых щелей, в основном они даже не пытались сопротивляться. На всю жизнь насмотрелся — не люди, а чучела.
Наши, особенно те, кто подолгу торчал в руинах и блиндажах, тоже, понятно, не ахти как выглядели. Но все-таки до такого скотства, как фрицы, никто из наших не опускался.
Командир приданной мне роты, капитан Пичугин, не уставал дивиться этому обстоятельству.
«Вот и видать, что цивилизация человеку не на пользу, — рассуждал он. — Привыкли одеколоном заливаться и что денщик им мундирчик утюжит. А попали в окружение — и всё, готово, свинья свиньей. Ты не поверишь, товарищ Морозов, я немцами брезгую. Рассудком понимаю, что они тоже люди, а душа отказывается».
Пичугин был вечно простужен и непрерывно курил. А вот водку пить совершенно не мог.