Опыт (если вы готовы потерпеть небольшое неудобство) восхитителен. Вас ждет путешествие по подземным ходам разных оттенков – от бледно-розового до ярко-красного, и единственное разочарование может подстеречь, если врач, встретив заинтересовавшее его формой и цветом образование, воскликнет: «О, какой замечательный рак!» А если этого не произойдет, вы возвращаетесь домой в уверенности, что здоровы всеми потрохами, до самого желудка (ну, более или менее, прошу прощения за приблизительность). И даже если осмотр покажет обратное – лучше знать это сразу, может быть, еще есть время исправить. Так что каждому человеческому существу следует (с разрешения своего врача) проходить через этот опыт каждые два года – благо современная медицина это позволяет.
Потом, через несколько дней, медик вручит вам цветную фотографию вашего кишечника. Если хотите – можете заказать для нее рамочку и повесить на стену, рядом с фотографиями своих предков или своей собственной – младенцем на леопардовой шкуре, как было принято когда-то.
Единственная проблема заключается в том, что толстые кишки всех людей, находящихся в добром здравии, похожи друг на друга, и в этом состоит мудрость природы, постоянно воспроизводящей в многочисленных единичных случаях общие законы – может быть, несколько однообразно, но давая нам возможность отгадывать свои загадки. Так что вы можете наслаждаться цветной фотографией своей толстой кишки (пути нарциссизма неисповедимы), но оставаться при этом совершенно равнодушным к кишечнику других людей, что мне кажется гуманным и естественным. Почему меня должны интересовать кишки Ширака или Клинтона? Даже у Шэрон Стоун есть кое-что поинтереснее ее кишечника, иначе Пол Верховен не снял бы свой «Основной инстинкт», а сделал бы научно-популярную документалку.
Так вот, господин, о котором идет речь, купил в интернете место под домашнюю страницу (что сколько-то стоит), чтобы показать всем фотографию своей толстой кишки. Попробуем порассуждать, что за психологическая драма кроется за таким решением. Человек, которому жизнь не дала возможности выделиться, обратить на себя внимание не то что потомков, но даже современников, решается – не до жиру, быть бы живу! – войти если не в историю, то уж хотя бы в современность, показывая миллионам потенциальных сетевых странников свою собственную прямую кишку, ничем не отличающуюся – вот ведь совпадение – от прямой кишки кого бы то ни было. Кто-то ради того, чтобы стать знаменитым, убивает собственных родителей. Есть и такие, кто отправляется блистать собственным ничтожеством на ток-шоу. Среди всех возможных решений вышеописанное покажется наименее опасным для окружающих.
Тем-то и прекрасна анархия интернета. Кто угодно имеет право демонстрировать собственную незначительность. Потому что миллионы незначительностей чисто статистически образуют нечто значительное, на радость исследователю. Он сделает мгновенный снимок, который много скажет о современной трагедии одиночества и безвестности. По сравнению с Геростратом, который, чтобы войти в историю, сжег храм Артемиды Эфесской, нанеся ощутимый вред обществу (хотя, как говорил Станислав Ежи Лец, прежде чем проклинать Герострата, хотелось бы взглянуть на храм этой самой Артемиды Эфесской), уж лучше выставить наружу собственные внутренности – и заставить потерять, самое большее, немного денег на интернет-соединение.
1995
О компьютерных иконках
«Pictura est laicorum literatura»[140], – говаривали в Средние века. И действительно, с неграмотными (которые тогда составляли большинство) можно было общаться только посредством изображений. Потом была изобретена печать и все изменилось – только, разумеется, не для неграмотных. В какой-то момент показалось, что эра галактик – пока не появился компьютер, снова перевернувший положение вещей: чтобы им пользоваться, нужно уметь читать, и очень быстро.
Коммуникация посредством изображений часто оказывается необходимой: например, в аэропортах, где скапливаются люди, говорящие на разных языках, полезно обозначать туалеты мужской и женской фигурками, а рестораны – перекрещенными ножом и вилкой. Речь в этом случае идет о символах (или иконках), понятных всем. Но не лучше ли в таком случае представлять «Алиталию», «Эр Франс» и «Люфтганзу», а еще лучше – Париж, Алжир, Пизу – также картинками, а не словами? Ладно – Пиза, там можно поместить башню на картинку, но как быть с Дечимоманну[141]? Желая попасть на Сардинию, можно по ошибке оказаться в Кейптауне.
Что-то в этом роде случается порой за компьютером. От него требуется быть friendly, то есть дружественным, что понимается как «дуракоустойчивость»; считается, что идиот лучше понимает не слова, а иконки. Сама идея ошибочна: любой идиот, раз уж он пользуется компьютером (я не говорю – для видеоигр, но для того, чтобы писать, вести счета и списки, рисовать таблицы, посылать почту, вступать в контакт с сообществами педофилов), умеет читать.
Теперь этому идиоту приходится запоминать бесчисленное множество иконок, причем не все они понятны интуитивно. Я пишу в Winword 6 – и уже запомнил иконки, обозначающие «закрыть», «открыть», «сохранить» и «распечатать документ». Но, например, там есть одна, представляющая из себя квадратик с рядом точек посередине. Интуитивно отнюдь не очевидно, что она обозначает «разделить окно», – и к тому же очень похожа на другую, «вставить таблицу», и пугающе похожа еще на одну, «границы и заливка». Поскольку я часто разделяю экран на множество окон, когда хочу выбрать один вариант (вот этот самый, который вы сейчас читаете), я пользуюсь этой функцией действительно как идиот. Вверху экрана написано «окно», я кликаю на это слово, и появляется всплывающее меню, в котором говорится, что я могу, по порядку, создать окно, расположить его рядом, разделить.
Подсоединившись к Italia on line, я обнаруживаю наверху сердечко. Это что, вход в эротический чат? Нет, это означает «список служб» (вы уловили гениальную идею? Я нахожу службы по своему вкусу, и они западают мне в сердце). Но если я намерен пользоваться службами Italia on line, то, очевидно, я не пещерный человек, могу прочитать наверху слово «службы» и выбрать те, которые мне действительно послужат. Это элементарно. Чего уж говорить о корзинах. Поначалу это была великолепная идея, позволяющая кому угодно понять в мановение ока, куда девать ненужный файл. Но сегодня у каждой программы имеется своя собственная корзина, а ее графическая идея меняется от оболочки к оболочке: теперь она не просто откровенно копирует корзинки-прототипы из ивовых прутьев, а выглядит то как железный ящик, то как горшочек меда. Кое-где обнаруживается открытая дверь, позволяющая догадаться, что ты откуда-то выходишь, – но откуда? Из файла? Из программы?
На различных интерактивных, мультимедийных, гипертекстовых CD встречается что угодно: ступни, ладони, глобусы, сложенные листы, лупы, профили Шерлока Холмса, цветные стрелки, поражающие себя в хвост. У каждого CD при этом иконки свои (картинки – это отдельная песня). Хорошо еще, если программа также дает мне словесные указания: «вернуться на предыдущую страницу» или «отменить сделанные изменения». Мне возразят: одна и та же программа может использоваться в разных странах, и не везде понимают по-английски. Отвечаю: оставляя в стороне тот факт, что программы сейчас локализуются, для того чтобы понять, что хочет сказать та или иная иконка, нужно читать руководство пользователя толщиной в 200 страниц, которое невозможно понять, даже если оно написано на твоем языке. Лучше уж присовокупить англо-итальянский словарик на четырех страничках.
Повторюсь еще раз: несколько иконок для ключевых операций – полезны, когда же их становится слишком много, они засоряют мозги и вызывают вторичную неграмотность. Но иконки придают вес, как фальшивые деревянные панели на приборной доске дешевых автомобилей: чем их больше, тем лучше продажи. В конце концов у нас появятся сверхдружественные программы, все составленные из иероглифов, так что даже слова окажутся на картушах и примут формы Анубиса, совы, уст с зубчатой линией сверху. И придется взывать к новому Шампольону.
1996
Правда, только правда
В ходе избирательной кампании говорится много лжи. Врут, чтобы обобщить и сделать мысль доступнее, врут для быстроты, по убеждениям (наиболее трагический случай: лжец на самом деле не лжет, а вынужден говорить неправду из-за нехватки информации), врут в корыстных целях. Ничего не попишешь, это повсюду так, и нечего тут добавить. Хотя порою я чувствую тоску по кому-нибудь, кто говорит правду, только правду и ничего, кроме правды.
К счастью, это заветное желание прямоты и искренности удовлетворяется двумя категориями работников умственного труда, показывающих нам, как следовать евангельской заповеди: «да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого». Это те, кто пишет вкладыши-«обманки», – так, по какой-то лингвистической причуде, именуются по-итальянски инструкции, вкладываемые в упаковки с лекарствами, – и те, кто составляет экранные справки для компьютеров, так называемые «хелпы».